Из нее выбрались двое и сразу залегли у кромки кустов. В лодке кто-то шевелился, стонал, она осела под тяжестью трех тел, убитых и раненых. Двое под берегом стреляли, не высовываясь под огонь.
Мальцев не выпускал из виду вторую лодку, которая торопилась уйти по течению подальше от выстрелов русских пограничников. Следовало спешить к ней, но и бежать под пулями двоих высадившихся немцев было слишком рискованно.
Петро Чернышов, опустошив обойму, забивал в казенник следующую. У обоих имелось по одной гранате Ф-1, которыми можно было добить оставшихся солдат из первой лодки. Но не так просто дается переход от мира к войне. Доставая тяжелую ребристую «лимонку», Николай все еще медлил, прежде чем выдернуть кольцо.
Мальцев дал команду сменить позицию. Оба отползали метра на три. Из-под берега продолжал сыпать очереди чужой автомат, хлопала винтовка. С противоположного берега ударил пулемет, нащупывая трассами русских пограничников.
Слегка приподнявшись, Николай швырнул гранату и сразу прижался к земле. «Лимонка» взорвалась в воде. Сам взрыв прозвучал коротко и приглушенно. Зато с шумом выплеснулся фонтан воды, звонко хлопнув о вздернутый нос лодки, где скопился воздух.
Закричал автоматчик. Полез на берег, прикрыв лицо ладонью и вытянув вперед вторую руку. Возможно, он обернулся на всплеск упавшей лимонки, и осколки угодили ему в лицо.
Пулемет на левом берегу молотил непрерывно. Петро выстрелил в автоматчика, но промахнулся. Мальцев тянул товарища прочь с этого места, которое простегивалось вдоль и поперек. Брызнула, словно скошенная, густая, влажная от росы трава, ивовый куст смахнуло, разлетелись в стороны верхушки.
Николай спешил ко второй лодке, Чернышов бежал рядом. Оба на несколько секунд увидели результаты взрыва. Шестисотграммовая Ф-1 с сильным зарядом взрывчатки изрешетила осколками и чугунным крошевом лодку, сбросила в воду тело светловолосого солдата.
Раненый автоматчик продолжал брести, закрыв ладонью лицо и шаря перед собой другой рукой. Уцелевший немец под берегом стрелял не целясь. Вторая лодка ткнулась в прибрежный откос, из нее выскакивали люди в касках, устанавливали пулемет на сошках.
Начинать с ними бой было бы безрассудно. Против пяти человек с пулеметом они ничего не сделают. Пулемет дал одну и другую очередь, прикрывая солдат, подковой залегших на берегу. От левого берега отделились еще две лодки, переправу уже не остановить.
Над заставой, шипя, взвились три красные ракеты, через короткий промежуток еще одна – сигнал сбора всех постов.
– Николай, на заставе тревога, – показывал рукой Чернышов.
– Подожди… сейчас.
Мальцев забрал у напарника гранату, бросил ее из-за дерева и, дождавшись взрыва, шепнул Петру:
– Уходим.
Вслед трещали очереди и одиночные выстрелы. Мальцев и Чернышов, как было предписано, бежали к заставе. Черныш, не в силах сдержать возбуждение, бормотал:
– Крепко мы их уделали. Наверное, всю команду той лодки положили.
Николай то ли не расслышал его, то ли думал о своем.
– Война… Вот ведь черт, напали сволочи…
На восток проносились новые звенья чужих самолетов. Вдалеке глухо отдавались взрывы. К берегу причаливали резиновые и деревянные лодки, с них быстро высаживались и бежали вперед отделения немецких солдат.
Из разорванной лодки вынесли два трупа и раненого. Санитары бинтовали лицо автоматчику, получившему несколько осколков. Он пытался подняться, отталкивал санитаров, искал свое оружие.
– Успокойся, – слегка похлопал его по плечу унтер-офицер. – Для тебя война закончилась.
– Почему так темно? – испуганно воскликнул он.
Солдату никто не ответил.
Если Мальцев с напарником сумели провести свой первый бой быстро и довольно успешно, то другому посту на сухопутной части границы повезло меньше.
Сержант на вышке, заметив чужие самолеты, сразу соединился с заставой и доложил дежурному.
– Видим, – коротко ответили ему. – Продолжать наблюдение.
Сержант взвел недавно полученный автомат ППШ, окликнул второго часового, находившегося неподалеку от вышки:
– Костя, будь наготове.
– Так точно, товарищ сержант.
Костя Орехов пришел на заставу в конце зимы. До этого полгода находился в учебном полку. В службу втянулся, участвовал в задержании нескольких нарушителей и действовал уверенно.
Винтовка заряжена, поставлена на предохранитель. В подсумках на поясе имелось одиннадцать запасных обойм и граната в брезентовом чехле. Сержант на вышке пришел из учебки вместе с Ореховым и опыта имел не больше. Получил сержантские угольники за успешную учебу и хорошо сданные зачеты.
Костя Орехов, несмотря на семь классов образования, путался в формулировке уставов, которые надо было старательно зубрить, да и политподготовка хромала. Особенно терялся он, когда приходилось перечислять должности и звания высших лиц государства. Однако в вопросах службы быстро показал себя смышленым и уверенно действующим бойцом, а по стрелковой подготовке занимал место в первой пятерке.
Когда Орехов увидел в утреннем тумане медленно передвигающиеся силуэты, он снял винтовку с предохранителя и отступил за ствол толстого тополя. До них было шагов сто пятьдесят. Силуэты приостановились, впереди было расчищенное от деревьев и кустарника открытое место.
Кажется, чужих солдат трое, все они пересекли границу и контрольно-следовую полосу. Остановились лишь на несколько секунд, затем не спеша зашагали дальше. У них было оружие, Костя разглядел каски, солдатские ремни, противогазные коробки на боку.
Это были не просто нарушители, а солдаты, спокойно идущие сквозь пограничную зону. Орехов беспокойно зашевелился, хотел окликнуть сержанта на вышке, но не стал. Тот не хуже его видит нарушителей.
– Стоять, – скомандовал сержант. – Вы нарушили государственную границу Советского Союза.
Костя услышал, как он торопливо докладывает на заставу о появлении вооруженных немецких солдат. У реки послышалась автоматная очередь, по звуку наш ППД. Затем очереди и выстрелы слились в сплошную пальбу. Трое продолжали свой путь. Один из них, шагавший впереди, поднял руку, возможно желая что-то объяснить.
Сержант снова приказал остановиться и щелкнул затвором. Костя держал на мушке немца, поднявшего руку. Дальше все происходило быстро и неожиданно.
Из-за спины старшего группы выдвинулся человек и вскинул автомат. Стрелял он частыми короткими очередями, к нему присоединился еще один автоматчик. Пули прошили ограду вышки, сержант отшатнулся и упал на дощатый пол.
У него была пробита грудь, не действовала рука. Дисциплинированный, но нерешительный сержант из последних сил поднял трубку полевого теле фона:
– Провокация… обстреляна вышка номер два, я ранен… слышите меня?
Сознание мутилось, сержант чувствовал, как из ран вытекает кровь, но даже сейчас он не рискнул произнести слово «нападение» и отгонял мысли, что это война. Он продолжал докладывать, что нападавших трое, а самолеты, кажется, с крестами.
На самом деле трубка выпала из рук. Сержант лежал на досках в луже расплывающейся крови и не видел, как, пытаясь ему помочь, стрелял в нападавших напарник.
Орехов сумел ранить автоматчика, двое других залегли и били короткими очередями. Пули свистели совсем рядом. Несколько штук ударили о ствол тополя, сверкнули вспышки мелких разрывов. Крошечные осколки хлестнули по щеке и левой руке, которой он сжимал ложе винтовки.
Бьют разрывными! Костя отполз в сторону, сменил обойму. Оставаться здесь было слишком опасно, но и бросить раненого товарища он не мог. Девятнадцатилетний парень еще не знал, что уже действуют жестокие законы войны, которые рушат прежние понятия. Пуля сорвала с головы фуражку, он уткнулся лицом в траву и выстрелил наугад.
Старший из немецкой разведгруппы знал, что на вышке находится телефон. Там ворочался недобитый пограничник, возможно пытался связаться с заставой. Несколько очередей пробили наискось доски и умирающего сержанта. Затем огонь обрушился на Костю Орехова, и он стал отползать, понимая, что больше ничего сделать не сможет.
Связь с отрядом прервалась в очередной раз часа в два ночи. Журавлев после недолгого колебания приказал поднять заставу по тревоге. На другой стороне границы слышался гул моторов, угадывалось перемещение немецких частей. Затем стали поступать звонки с постов. Над заставой прошли самолеты, затем сразу в двух-трех местах завязалась перестрелка.
– Неужели война?
Когда раздались взрывы первых авиабомб, Журавлев в этом уже не сомневался. События разворачивались быстро. С вышки номер два пришел непонятный звонок о какой-то провокации. Дежурный слышал в телефонной трубке звук автоматных очередей.
С вышки на территории заставы докладывали, что видят вспышки выстрелов. Журавлев вместе с политруком Зелинским обходил траншеи, где согласно боевому расписанию пограничники быстро заняли свои места. Старшина Будько с помощником носили ящики с патронами и гранатами.
Прибежал командир саперного взвода Кондратьев и, козырнув, доложил, что его люди построены. В наличии тридцать один человек, вооружение двадцать четыре винтовки и тысяча пятьсот патронов.
– Занимай левый фланг.
– Иван Макарович, подбрось патронов и дай еще несколько винтовок.
– Веди людей, а оружие и патроны принесет старшина.
В этот момент вошел Николай Мальцев и торопливо доложил о боевом столкновении с немцами. Снова позвонил дежурный, а из траншеи застучал станковый пулемет.
Атака началась с ходу, сразу с трех сторон. Под прикрытием нескольких пулеметов короткими перебежками приближались десятки немецких солдат, многие вели огонь на ходу.
– Что они делают? – то ли спросил, то ли удивился Зелинский.
– Выполняют приказ, – отозвался Журавлев, вглядываясь в бинокль.
Для него, как и для многих на заставе, мгновенный переход от мира к войне был не только неожиданным, но и оглушительным по своей внезапности. Но люди действовали быстро, и приказы Журавлева исполнялись мгновенно.