а другой, ищет, где бы проскочить через участок двенадцатой. Он хорошо понимает, что ну не могут пограничники перекрыть весь фланг, и злится, что его люди не в состоянии при этом просочиться, нарываются всякий раз на засаду пограничного спецназа.
Так оно и было. И в конце концов банда несолоно хлебавши, ушла.
Двинулась дальше, вдоль Пянджа, и ДШМГ майора Басманова. Потом был Московский отряд – известные сейчас посты «Тург», «Доска Почета»…
Если весть о том, что Басмач, как зовут Сергея сослуживцы, уехал учиться в Москву, перелетела через границу, то его противники, видимо, не преминули возблагодарить Аллаха.
В окнах общежития академии давно погасли огни. Лишь из одного, что на втором этаже, виделся неяркий свет настольной лампы. Майор Басманов раздраженно перелистывал страницы учебника, прищурив глаза от дыма крепкой сигареты. Накануне Сергей завалил зачет. Срезавший его преподаватель сказал тогда уважительно, но твердо:
– Вы имеете большой боевой опыт. Но ошибаетесь, если полагаете, что только он необходим военачальнику.
Сергей так, конечно же, не полагает, тем, что не отличник, не бравирует. Просто он практик по натуре и потому теорию не очень жалует, и она ему отвечает взаимностью. Ну и, кроме того… На одной из недавних лекций рассказывал преподаватель о принципе работы тепловизора. Кто бы спорил, штука хорошая. Да когда она на границе появится? Знать бы, что хотя бы до конца тысячелетия, – другое дело, тогда стоит «мозги сушить», но учить принципы ради принципа… Нельзя сказать, что не надо, но тяжело.
… Басманов затянулся поглубже и вновь, чертыхаясь, зашелестел страницами. «Видели б меня мои «кочевники», – думал он.
Поглощая яркое таджикское солнце, жадно добирая резкость, фотоаппараты ненасытно щелкали затворами. Фотокорреспонденты буквально танцевали вокруг обыкновенной боевой машины пехоты. Над ее запыленной броней колыхалось прозрачное марево. На лице командира БМП капельки пота чертили светлые линии, огибая улыбку юношеских губ.
Рядом с башней, по-хозяйски подбоченясь пухловатыми ручонками, крепко стояли две девочки лет пяти – белоснежные платьица, косички-хвостики и жизнерадостные улыбки во всю ширь розовых щечек. Озорные глазки ласково смотрели в объективы.
– Алена, Юля! Ну-ка домой! Нагулялись, есть по-ра! – сдул их с брони мамин голос.
Директор Федеральной пограничной службы, находившийся на участке Московского отряда, прервал доклад начальника десятой заставы Олега Полякова:
– Вы здесь с семьей? – проводил он детей внимательным взглядом.
– Так точно… Жена – поваром. Когда особенно тревожно, уезжает с дочками в отряд.
Олег Поляков не без гордости показывал свою заставу – «десятку». Островерхие крыши построек блестели свежим цинком, вокруг главного здания – мягкий ковер зеленой травы, спасительная тень платанов. Но есть и другая застава, которую случайный человек заметит не сразу. Она скромна и неприметна, но надежна, как любое добротное оборонительное укрепление, – нитки брустверов, блиндажи, ходы сообщения. Все это готово ожить в любую секунду, ощетиниться стволами, только дай команду «В ружье!».
Генерал Николаев, видимо, остался доволен. К тому же, раз жена и дети у начальника заставы здесь, значит, чувствуют надежную защиту. Примета, достоверная еще с древних времен.
А уж что корреспонденты довольны остались, и говорить не стоит: смогли запечатлеть контраст войны и беззаботных детских улыбок.
Популярность дочерей пролила бальзам на сердце Полякова. Он очень хотел мальчишку, сына, и потому с удовольствием подмечал в младшей дочери повадки сорванца-непоседы. Когда она приезжает к бабушке в родной Ленинск-Кузнецк, сразу становится главной фигурой мальчишеской тусовки:
– Мы там в «духов» сверху постреливали, а папины пограничники их ловили…
И мальчишки стыдливо прятали игрушечные пистолеты, завистливо открывали щербатые рты.
Поздний вечер Олег коротал в одиночестве. Юля и Аленка давно посапывали. Жена Светлана – на дежурстве в Домодедове: устроил на КПП на свою голову.
Где-то на этаже заиграла музыка, раздались веселые голоса: в общежитии праздновали чей-то день рождения, а может, чье-то звание. «Пойти, что ли?» – подумал Олег. Он запросто вольется в компанию.
Отвлекшийся было этой мыслью, Поляков снова перечитал обратный адрес на конверте и стал разбирать незнакомый почерк автора письма, напрягая память.
«Егоров… Егоров… Сержант Егоров!»
Вслед за неразборчивыми строчками потянулись таджикские воспоминания.
Начальник Московского отряда сразу приметил Олега Полякова, хорошо проявившего себя на заставе, и вскоре забрал его в штаб, офицером по боевой подготовке. Олег и на новом месте показал себя молодцом. За командиром не заржавело:
– Тебе, Олег Евгеньевич, пришел вызов из академии. В Москву поедешь.
У Полякова, измотанного очередным выездом на заставы, положительные эмоции выразились очень слабо. С большей радостью он влез на полок в парилке отрядной бани.
Олег по второму кругу сгонял прочь вместе с паром надоевшую усталость. Суббота, отдых…
Дверь распахнулась, и посыльный гаркнул в густоту пара:
– «Одиннадцатую» бьют!
Поляков возглавил отрядный резерв – две БМП 201-й дивизии и пограничный десант на броне. Машины жались к скале, сторонясь обрывистого откоса, кивали на колдобинах. Опережая их, пронеслись вертолеты. «Видно, сурово там», – проводил их взглядом Поляков.
И тут обнаружила себя огнем засада боевиков, отрезавшая резерву подход к «одиннадцатой». Тактика старая, проверенная.
Боевые машины прошили навылет гранатовый сад, былую гордость окрестностей, обдав дымом и пылью обожженные стволы и ветви. На выходе из него встретили шквал огня. Проскочить не удалось. Он зажал группу между обрывом и скалой.
Огрызаясь из пушек, БМП пятились назад, прикрывая осыпавшихся с брони пограничников.
Вышли из-под обстрела. Когда облако пыли над головной машиной рассеялось, Поляков увидел, что ствол БМП уныло склонился на броню. В голове мелькнуло: «Подби-ли! Вот и накрылась помощь…» Подавляя отчаяние, побежал к машине, соображая на ходу, что ни огня, ни дыма не видно, может, и обошлось. Он открыл люк.
– Ранен? Жив? – постучал по шлему уткнувшегося в прицел наводчика-оператора. – Почему не стреляешь?! Чтоб тебя, пехота!..
Солдат очнулся, и Поляков поймал его полубезумный взгляд:
– Я видел выстрел. Граната летела прямо в мой прицел… Дальше не помню…
Лицо парня нервно дрожало, толку пока не добьешься. Самому лезть, что ли? Так из машины боя не видно…
– Вылезай. Твоя граната перед машиной рванула, – Поляков стал вытаскивать бойца наружу.
Мимо Олега прошмыгнул в люк сержант Егоров и тут же оживил башню, вздернул ствол.
Поляков со своей группой снова попытался проскочить. Потом – опять. Тщетно. «Духи» отлично пристреляли дорогу.
Поляков ждал не темноты, хотя бы плотных сумерек. До резерва доносились звуки боя на «одиннадцатой». Там ребята уже бог знает как держатся и черт знает как поминают застрявшую подмогу.
Поляков ждал темноты, будто милости свыше. Наконец рванул вперед.
Огонь боевиков стал не таким прицельным, как чуть раньше, и БМП проскочили. До заставы оставалось всего ничего, когда Поляков услышал радиоперехват:
– Танки! К «шурави» пришли танки. Мы уходим! – оправдывался перед кем-то полевой командир, осаждавший заставу…
Грузно опустилась «вертушка». Поляков смотрел, как перевязывали и грузили в нее раненых. Среди них был и его сержант Егоров, весь в бинтах. Полуоткрытым ртом он жадно хватал воздух. Олег рванулся было к носилкам, но дверь вертолета закрылась.
Потом Поляков долго сидел с начальником заставы, отпуская потихоньку нервы. Все случившееся медленно доходило до сознания. Чувства, придавленные скоротечностью боя, просыпались, давали волю запоздалому опасению: «А если бы все не так? Если бы засада машины пожгла? Не сидел бы тут. Заставу сшибли бы. А если бы не Егоров?..» Вот когда приходит страх. Он подстерегает, когда твои нервы не звенят сталью боевого азарта и ты уязвим.
… Поляков вниз не пошел. Что-то голова разболелась.
Чертова контузия. Значит, погода изменится. Олег дочитал письмо: «Спасибо, командир, за все. Приезжайте к нам на Лену. Повод подходящий – женюсь… Сержант Егоров».
Александр Цветков. Бой гремел в окрестностях Кабула…
Дети довольно часто наследуют дела и поступки своих родителей. В семье Семеновых случилось именно так. Маленькому Яше не было еще и года, когда его отец Федор ушел на советско-финляндскую войну. Потом грянула новая – еще более ожесточенная – Великая Отечественная. В конце июня 1941 года мальчик вместе с матерью и другими жителями приграничных деревень Северной Карелии был эвакуирован в Архангельскую область. Там в 1943 году умерла мать. Яша вернулся в Карелию только летом 1944 года. Его взяла на воспитание бабушка по отцу Анастасия. Сын погибшего разведчика рос трудолюбивым мальчиком, помогал бабушке по хозяйству, хорошо учился. В аттестате за среднюю школу он имел только одну четверку. Был чемпионом Лоухского района по лыжным гонкам, имел первый спортивный разряд, занимался в драмкружке, пел в школьном хоре.
В 1957 году Семенов-младший поступил в Петрозаводский государственный университет на лесоинженерный факультет. Материально ему помогал младший брат отца Михаил, несмотря на то что у него была большая семья: жена и четыре дочки.
Студенческие годы Якова прошли под девизом: «Первый в спорте, лучший в учебе!» Все пять лет он входил в сборную университета по лыжным гонкам, а с 1962 по 1964 год выступал за сборную Карелии по биатлону.
В 1967 году недавнему выпускнику университета предложили работу в органах государственной безопасности. Получив основательную специальную и языковую подготовку в стенах Высшей школы КГБ СССР, Яков Федорович был назначен преподавателем специальных курсов. За годы учебы в Высшей школе сдал кандидатские экзамены и поступил в адъюнктуру.