[856]. Как видим, Иван III учитывал и тонко использовал в своих целях различия в статусе приграничных городов Великого княжества: поведение мценян и любучан он рассматривал через призму русско-литовских межгосударственных отношений, а вопрос об удельном Мосальске попытался представить как местное междукняжеское дело, о котором он, государь, якобы и не слышал.
Хотя и при взятии Мценска и Любуцка, и в момент захвата Мосальска сопротивления не было оказано, причины этого были различны. В первом случае, очевидно, сказалась внезапность нападения (не успели послать за помощью) и значительный перевес сил у нападавших, во втором же — пассивность и беспомощность князей Мосальских, исключительно от воли которых зависела судьба их города. Что касается жителей Мценска и Любуцка, их поведение до 1492 г. никак нельзя назвать инертным; Иван III, судя по приведенному выше ответу литовским послам, явно считал позицию мценян и любучан антимосковской. Как мы увидим в дальнейшем, вплоть до 1500 г. их позиция не менялась.
Между тем борьба за верховские города продолжалась. Какими же силами эта борьба велась? К началу 1493 г. эти города находились в руках «слуг» Ивана III, но литовский господарь не собирался мириться с таким положением и отправил туда войско во главе со смоленским воеводой Юрием Глебовичем, а также служилого князя Семена Можайского, которые беспрепятственно заняли Мезецк и Серпейск; «слуга» Ивана III кн. Михаил Мезецкий бежал из своего отчинного города[857]. Характерно поведение в этой ситуации жителей Мезецка и Серпейска: «граждане не возмогоша противитися им (литовским воеводам. — М. К.), грады своя здаша»[858]. Следом Иван III отправил туда же своих воевод с большим войском. Юрий Глебович и кн. Семен Можайский при их приближении отступили к Смоленску, оставив в верховских городах гарнизоны; как только московская рать подошла к Мезецку, повторилась та же картина: горожане «убоявшеся и не могоша противитися и град отвориша»[859]. В руки победителей попали защитники города — кто же это были? «И изымаша во граде Кривца, околничего смоленского, и иных многих князей, панов литовских и смолнянь, заставы князя великого Александровы»[860]. Местные же жители предстают снова в исключительно пассивном качестве: «а земских людей черных приведоша к целованию за великого князя»[861]. Затем московское войско отправилось к Серпейску и здесь столкнулось с попыткой сопротивления, но перечисление попавших в плен после штурма города показывает, кому принадлежала инициатива этого сопротивления: воеводы Ивана III «изымаша в граде Ивана Феодорова сына Плюскова, смолянина, и иных многих князей, панов и литвы, и смолян двора великого князя Александра Литовскаго», — а роль жителей была та же, что в Мезецке: «земских людей к целованию приведоша»[862]. Та же процедура повторилась и после взятия Опакова; в общей сложности победители увели с собой 530 человек пленных: «литву и смолнян, седящих в осаде, и градских больших людей»[863]. Тогда же, зимой 1493 г., другая московская рать без сопротивления овладела Вязьмой[864].
Итак, в решающий момент войны борьбу за верховские города вели с обеих сторон воеводы, служилые князья, активное участие приняли также смоленские бояре, — но роль самих горожан была в этих событиях совершенно пассивной.
Условия мирного договора 5 февраля 1494 г. отразили, как было показано в первой части книги, позиции разных кланов верховских и иных князей по отношению к Литве и Москве. Поэтому к владениям Ивана III окончательно отошли Воротынск, Одоев, Белев, Козельск, Перемышль, Серенск, а из завоеванных зимой 1492/93 г. — Вязьма; Мосальск же был возвращен Литве, а Мезецк поделен между князьями, служившими московскому и литовскому государям[865]. Важно отметить, что по договору литовская сторона получила обратно все взятые московскими воеводами господарские города, включая Мценск и Любуцк[866]. Очевидно, Иван III не чувствовал в них опоры. Действительно, мценяне и любучане до 90-х гг., как мы видели, вели себя вполне лояльно по отношению к Литве и враждебно к Москве; в 1492 г. их города были захвачены силой. И после возвращения в 1494 г. под власть Литвы их позиция оставалась прежней: уже летом 1497 г. московская сторона снова жаловалась на чинимые «мченянами» обиды; через год, летом 1498 г., они опять дали повод к подобному протесту[867]. В тех же жалобах наряду с жителями Мценска фигурируют также «рыляне и путивляне»[868], что характеризует и их линию поведения в эти годы.
1500 год стал кульминацией успехов Ивана III в борьбе за присоединение русских земель, входивших в состав Великого княжества Литовского. Решающая роль в этих событиях принадлежала, как мы помним, князьям: кн. Семен Бельский «отъехал» к московскому государю со своим уделом — г. Белой; кн. Семен Иванович Можайский — с Черниговом, Стародубом, Гомелем и Любечем; кн. Василий Иванович Шемячич — с Новгородом Северским, а также с захваченным им при «отъезде» господарским городом Рыльском. Жители уделов, естественно, никак не отреагировали на то, что по милости своих князей они оказались по другую сторону границы. А как произошло присоединение к Русскому государству господарских городов — Торопца, Мценска, Любуцка, Брянска, Путивля и других?
На судьбу Мценска и некоторых других городов проливает свет текст посольства великого князя Александра к Ивану III, к которому оно прибыло 23 апреля 1500 г.; верительная же грамота датирована 5 марта[869]. Александр протестовал против приема московским государем, в нарушение мирного договора, кн. Семена Бельского, а также «бояр наших мценских с землями и с водами и с людми — с нашею отчиною»[870]. В ответ Иван III сослался на то, что эти люди будто бы терпели притеснения в вере, и они, в том числе «и мченские бояре и со Мченском, и серпеане с Серпейском, и иные люди и з землями и с водами от тое ж нужи к нам приехали служити»[871]. В свете приведенных в предыдущей главе данных объяснение перехода этих городов под власть Москвы религиозными мотивами вызывает большие сомнения. Но чем тогда объяснить столь внезапное изменение позиции мценских бояр, еще недавно (в 80–90-х гг.), как мы видели, сохранявших лояльность Литве?
Разгадка, возможно, содержится в дошедшем до нас в составе Метрики (кн. 5) более полном тексте «речей» того же литовского посольства, датированном 28 февраля 1500 г.[872]: здесь есть несколько статей, отсутствующих в посольской книге и относящихся как раз к судьбе Мценска, Серпейска и Мосальска; об этом последнем уже шла речь в первой части, сейчас наше внимание привлекают первые два города. «Перво, сего году, — жаловался Александр Ивану III, — люди твои пришод, город наш Мценеск засели, и пушки и пищали выграбили, и, город покинувши, проч поехали»[873]. Указание на «сей год», т. е. 7008, задает временные рамки, когда это нападение могло произойти: осень 1499-го — февраль 1500 г. («речи» датированы 28 февраля). Но затем, продолжал господарь, уже после отправки послов (т. е. в начале марта), «дошли нам слухи, штож люди твои многии, пришодши, тот же город наш Мценеск засели и иныи наши городы, Серпееск и Масалеск…»[874].
С учетом этих данных присоединение Мценска к московским владениям уже не выглядит как добровольный переход горожан под покровительство православного государя, как это старался представить Иван III. Решение мценских бояр было вынужденным, они уступили военной силе: первый набег лишил город артиллерии, помощь же из Литвы не была получена; наконец, второе нападение (вероятно, в феврале 1500 г.) не оставило им никакого выбора: уже после того, как Мценск фактически оказался во власти московского государя, местные бояре сочли за лучшее ему присягнуть. Но в приведенных выше словах Ивана III есть доля истины: судьбу Мценска действительно определяли здешние бояре (подробнее вопрос о роли местного боярства мы рассмотрим в следующей главе).
Можно попытаться уточнить, кто были те «люди», о двукратном нападении которых на Мценск заявлял через послов великий князь Александр. Едва город был возвращен по мирному договору Литве, как весной того же 1494 г. окрестности Мценска ограбили люди князей Одоевских и Белевских[875]; в конце 1495 г. мценский наместник жаловался на «шкоды», причиненные волостям людьми «з Белева»[876]; а в начале лета 1498 г. «князи Белевскии прислали многии люди войною, в зброях, ко Мченску, и тыи их люди города добывали: и отступивши от стены, что было животов и статков у бояр и людей… по селам, то все розграбили и дватцать человеков до смерти забили»[877]. Последний набег выглядит как «генеральная репетиция» окончательного завоевания Мценска в конце 1499 — начале 1500 г., и, похоже, здесь действовали те же самые силы из расположенного неподалеку Белева. Участие князей Белевских в захвате Мценска в начале 1500 г. косвенно подтверждается тем фактом, что именно один из них обосновался там вскоре после присоединения города к Московскому государству: в посольской книге сношений с Крымом есть относящаяся к сентябрю 1500 г. запись о том, что «к великому князю пришла весть изо Мченска от князя от Ивана от Белевского…»