– Так, значит, внизу живут твои родители?
– Нет. – Внезапно ее тон снова изменился. – Это семья моего любимого, его родители переехали сюда ради сына. Они сочувствовали сыну и мне, поэтому я смогла поселиться здесь, и они относились ко мне как к родной дочери, более того, по моей просьбе обходились со мной, словно я и правда дух. Сейчас уже давно привыкли, и, как они говорят, эта комната действительно превратилась в комнату их умершей дочери… – Она добавила: – Я живу здесь уже много лет. Сначала я вообще не выходила на улицу и проводила время за чтением книг, затем начала гулять по ночам и в конце концов стала одеваться монашкой и выбираться на улицу и днем, словно бы я веду жизнь отшельника…
Я не могу описать то душевное волнение, которое внезапно охватило меня во время ее рассказа. Если говорить коротко, то я ощутил, словно внезапно исцелился от долго мучившего меня безумия, словно вдруг вышел из лабиринта, по которому блуждал много лет. Перед глазами просветлело, я испытал прилив сил. А девушка вдруг поднялась с места и сказала:
– Человек, теперь я все тебе рассказала, я хочу жить в своем мире одна и впредь не желаю, чтобы ты меня беспокоил. Больше сюда не приходи.
С этими словами она отошла от меня, но я бросился вслед:
– Но я люблю тебя, и это правда, я выслушал тебя и испытал скорее облегчение, чем удивление, а значит, ты помогла мне разрешить неразрешимую проблему, с души моей упал камень, я вижу свет, и это любовь, этот свет испускаешь ты, и я больше не хочу называть тебя духом, я хочу, чтобы ты стала человеком, а я хочу быть твоим спутником!
– Ты хочешь, чтобы я стала человеком, но каким человеком? Я примеряла на себя уже все обличья.
Она снова говорила со мной ледяным тоном, но, поскольку наваждение исчезло, то душа горела огнем, а все тело пылало, и я, словно сумасшедший, затараторил:
– Хочу, чтобы ты была веселой, чтобы ты наслаждалась жизнью, ты уже много сделала в своей жизни во благо общества, и теперь надо и самой что-то получить от жизни. Я знаю, что ты меня любишь, прислушайся к моим словам – люби! Как говорится, коль сегодня утром есть вино, сегодня и напиваюсь[30]. Живи сегодняшним днем! – На полке стояла какая-то бутылка, скорее всего бренди, я налил два стакана и протянул один ей со словами: – Люби! Все испили эту чашу, но я ценю эту жизнь, эту любовь, и нам нужно постараться получить от жизни удовольствие!
Когда девушка выпила, я прижался губами к ее губами, испытав ни с чем несравнимый прилив сил и смелости. Вкус этого поцелуя я чувствую до сих пор. Ах, этот поцелуй! Я потребовал:
– Скажи, что любишь меня!
– Наверное, да. Если бы это было не так, то ты не стал бы частью моей жизни. А сейчас уходи, мне надо успокоиться.
– И что потом?
– Потом? Приходи завтра вечером, чтобы у меня появились силы поговорить с тобой.
Я увидел, как она улеглась на кровати, и вышел.
Я не представлял, как скоротать ночь и следующий день. Моя душа, руки, ноги, да что там, все мое тело, каждая его клетка, не знали ни минуты покоя. Я мечтал о будущем, строил планы, размышлял о том, как мы съедемся, отправимся путешествовать, будем жить вместе, мои фантазии завели меня очень далеко, в совсем уж туманное будущее. Как только стало смеркаться, я поспешил к девушке, представляя по дороге, как она будет одета и как будет себя вести, даже ее интонации. У меня словно выросли крылья, и постоянно хотелось взлететь, поэтому я еле дождался, когда доберусь до ее дверей.
Мне открыла дверь служанка, что меня немало удивило, но я решил не узнавать, в чем дело, и вбежал в дом, однако служанка опередила меня, сказав:
– Господин, барышня сегодня чуть свет уехала в дальние края.
– Кто уехал?
– Ну, наша барышня. Она оставила вам письмо.
Сердце застучало, словно бешеное. Я вскрыл конверт, но на улице было слишком темно, чтобы разглядеть написанное. Я достал зажигалку и только тогда смог прочесть:
«Человек! Это не жизнь, а мечта, а мечтам не дано сбываться, да и не нужно, чтобы они сбывались. Я уезжаю далеко, чтобы убежать от реальности, когда реальность перестанет преследовать меня, я вернусь, но года через три-четыре. Я и дальше стану вести жизнь духа и надеюсь, что ты будешь жить как нормальный человек. Дух».
У меня потемнело перед глазами. Я молча вышел. Настроение резко упало, в душе воцарилась печаль, а тело сгибалось под тяжестью душевных страданий. Не знаю, сколько я все-таки прошел, но рухнул без сознания прямо на улице.
Кажется, я сбился с пути, со всех сторон виднелись уличные лавки, но было очень тихо, и ни души, а если кто и проходил мимо, то словно в тумане. Сил не осталось ни моральных, ни физических. Я знал, что меня водит бес, однако никак не мог найти дорогу, более того, прохожие не обращали на меня внимания. Только я присел на углу чуть-чуть передохнуть, как вдруг увидел «ее»:
– Ты тут?
– Я же говорила тебе, что я дух.
– Так, значит…
– Отсюда нет выхода в мир людей, только на небо.
Она поволокла меня за собой в небо, словно по ровной земле, ни слова мне не говоря. И тут я вдруг ощутил сырость и холод, дышать стало тяжело. Я посмотрел на ее накидку, похожую на траурный креп, и спросил:
– Тебе холодно?
Она засмеялась и ответила:
– Нет, но я знаю, что тебе холодно. Это все роса. Мы уже добрались до мира людей.
Очнувшись, я ощутил замешательство: оказалось, я лежу на мокрой земле. Сначала я даже не мог ничего вспомнить, словно в этом сне переплелись два или три года жизни, но потихоньку пришел в себя. Осенний пейзаж. Немного холодно… Я безотчетно двигался от одного фонаря до другого, а фонари разделяло расстояние в добрый десяток метров, при этом не понимал, какой сейчас час – то ли полночь, то ли ближе к рассвету. Одним словом, в тот момент я вообще ни на что не реагировал, помню только, что, когда добрел до стоянки такси, уже рассвело. Я сел в машину, все еще ничего не понимая, а добравшись до дома, ни словом не обмолвился. Правда я все же осознал, что болен, причем серьезно, и лег в больницу. Меня тут же пришли проведать все родственники, которые до сих пор наблюдали за происходящим со стороны.
О том, что было во время болезни, я сам не смогу рассказать, так как первые пять недель пребывал в невменяемом состоянии, днями напролет бредил и, возможно, в бреду выдал свою сердечную тайну. Впоследствии, когда посетители расспрашивали меня, как дела, я упрямо молчал, однако среди друзей и родни прошел слух, что моя болезнь – следствие несчастной любви.
Только через три месяца я начал потихоньку вставать с постели, есть и пить.
Я тут же подумал о девушке, захотел выписаться и узнать, где она, поэтому притворился, что мне стало лучше, и стал вставать с поддержкой, однако не мог сделать и полшага и плакал из-за собственной слабости. Никто не знал, что творилось у меня в душе, а врач сначала убеждал меня, что я скоро поправлюсь, но потом сказал, что я смогу выписаться из больницы минимум через восемь месяцев. Моя душа умерла, и я спокойно позволил времени течь мимо.
Так прошел месяц. Мне уже разрешили общаться с посетителями по два с половиной часа в день. Стояло солнечное утро, мне впервые позволили съесть что-то вкусное. Я с довольным видом грелся на солнышке, сидя в плетеном кресле, и тут вошла медсестра и принесла букет свежих цветов и коробку засахаренных фруктов.
Вообще-то мне каждый день кто-то приносил цветы, однако медсестра никогда не говорила, кто их принес, а я большую часть дня дремал, поэтому особо не обращал внимания, считая, что так домашние показывают, что любят и помнят меня, а конкретного отправителя лучше уж узнаю, когда совсем поправлюсь. Однако в этот раз у медсестры было настроение поговорить, поэтому она сообщила:
– Господин Сюй, тот юноша, что каждый день присылает вам цветы, сегодня еще и коробочку засахаренных фруктов передал.
– А откуда он узнал, что мне уже разрешили есть фрукты?
– Так он все время меня расспрашивает, с того самого дня, как вы в больницу попали. Каждый день приходит узнать о вашем самочувствии и приносит цветы. Не стану скрывать, он и мне приносит подарки.
– А как его фамилия?
– Он мне не представлялся да и запретил вам говорить о его визитах.
– А какой он из себя?
– Ну…
– Ростом чуть пониже меня?
– Да…
– Очень красивое лицо и фигура?
– Да…
– Нос прямой?
– Да…
– Красивые ясные глаза? Ни кровинки в лице?
– Точно!
– Почему же вы не пригласили его прийти проведать меня?
– Так он сам отказался, а еще не велел мне говорить вам…
– Зачем же тогда сказали?
– Потому что мне он показался немного таинственным. – В глазах медсестры вспыхнуло любопытство, смешанное с тревогой.
Тогда я впервые обратил внимание на внешность девушки, которую наняли присматривать за мной. Ничем не примечательная фигура, большие круглые глаза в обрамлении густых ресниц, тонкий носик и пухлые губки. Девушку нельзя была назвать красавицей, но она казалась живой и милой. Я продолжал рассматривать медсестру, а она меж тем вздохнула и умолкла, а потом спросила:
– Господин Сюй, значит, я вам зря рассказала?
– Нет, – ответил я, все еще погрузившись в раздумья. – Завтра не говорите, что вы мне все рассказали, а ведите себя с ним как обычно.
Девушка покивала головой, а мне вдруг захотелось узнать, что она за человек, и мы разговорились.
Оказалось, ее фамилия Чжоу, ей восемнадцать, она только что окончила медицинское училище, поэтому зарплата невысокая, и хотя опыта не хватает, зато она очень энергичная, более того, что бы ни случилось, ей все прощается за очаровательную улыбку.
С этого дня мы постепенно стали общаться все больше и больше, но всегда возвращались к обсуждению таинственного молодого человека, который ежедневно присылал мне цветы. Медсестру эта тема, судя по всему, очень интересовала. Эти разговоры лучше всего отвлекали от скучной больничной жизни.