– Для чего? – Мне стало ее жалко, и я взял ее холодную руку и предложил сесть.
– Потому что… потому что…
– Почему?
– Пообещайте мне, что никому не скажете. – Девушка чуть не плакала.
– Разумеется, я никому не скажу.
– Мне нужно узнать, где сейчас тот таинственный молодой человек!
– Вы в него влюбились?
– Я… не знаю. – В ее круглых глазах стояли слезы. – Но из-за него я потеряла сон, из-за него страдаю…
– Ох… – Я тоже чуть не плакал, хотел сказать девушке что-то утешительное, но не мог найти слов. – Он говорил, что любит вас?
– Нет. – На ее длинных ресницах повисли капельки слез. – Но меня очаровали его взгляд и голос.
– Итак, – начал я решительно и спокойно, – я могу сказать, что…
– Что?
– Обещайте, что никому не скажете, – серьезным тоном потребовал я.
– Ни за что. Поверьте мне, прошу! – Лицо девушки стало мертвенно-бледным.
– Правда?
– Я могу поклясться, – сказала она, не моргнув глазом.
И я с каменным лицом медленно произнес:
– Это не молодой человек, а девушка.
– Девушка? – изумилась она. – Господин Сюй, вы меня обманываете!
– Зачем мне вам врать?
– Чтобы утешить мое исстрадавшееся сердце.
Я помолчал, подыскивая такие слова, чтобы она мне поверила, но так и не смог.
– Девушка… Неважно, девушка или юноша, какое это имеет отношение? Я лишь хочу еще раз с ним встретиться, всегда быть с ним вместе, сопровождать его, заботиться о нем, – она говорила искренне и серьезно.
– Но я не знаю, куда она уехала.
– Неужели?
– Я еще больше, чем вы, хотел бы знать, где она.
– Вы?
– Разумеется, она девушка, и именно из-за нее я так сильно заболел.
– Значит, я никогда с ним не встречусь. – В этот момент медсестра вроде бы мне поверила.
– Да. Но если вдруг я с ней увижусь, то обязательно позову вас. Если вы вдруг увидите ее, то тоже тайком сообщите мне, тайком, чтобы она не знала об этом.
– Конечно. Но сейчас ничего нельзя придумать?
– А что тут придумаешь? – холодно сказал я. – Надеюсь, вы забудете «таинственного юношу», вы молоды, у вас работа, вся жизнь впереди…
Девушка ничего не сказала, повесила голову, вытирая слезы белоснежным носовым платком.
В комнату проникал лунный свет, и свет лампы за диваном казался еще более тусклым, лицо медсестры было мертвенно-бледным, и мне показалось, что я снова вижу перед собой «духа». Мое сознание помутилось, я словно опьянел и не мог уже сдерживать свои чувства, поэтому я поднялся и включил верхний свет. Я протянул руку девушке:
– А сейчас давайте я провожу вас.
Она молча встала, вместе со мной спустилась по лестнице, вышла на улицу, мы несколько раз повернули и оказались у входа в квартал. Мы все так же молча шли в лунном свете, в поле дул легкий ветерок, по дороге нам никто не встретился, и девушка опиралась о мою руку, словно очень устала.
Молча мы дошли до стоянки такси, я посадил ее в машину, посмотрел, как она уезжает, и тоже вернулся домой на такси.
Я тихонько жил там и каждый день представлял себя, как раньше тут обитала моя возлюбленная. Я вспоминал прошлое, фантазировал о будущем, видел немало снов.
Год пролетел незаметно. Осенью господин Ван попросил меня прийти на свадьбу его сына, а потом съехать, но я не выдержал печали, терзавшей мою душу, поэтому передал подарок для молодоженов и переехал.
Прошлую зиму я провел в Шанхае. До сих пор не могу совладать с собой и чуть ли не ежедневно хожу к той табачной лавке на Шаньсилу, но заканчивается все одинаково: я с сигаретой бреду один до Сетулу и возвращаюсь домой только после рассвета. Однако у меня не хватает смелости навестить господина Вана и его семейство и посмотреть на мое прежнее жилье.
Сейчас зима, прошлую зиму я помню очень четко, зиму три года назад – тоже, и пять лет назад… Зима снова пришла, но та зимняя встреча не повторится. Я скучаю по ней, и не было ни минуты, чтобы я не беспокоился, как там она. Но днем, в этом огромном мире, куда мне пойти, чтобы снова увидеться с ней?
Перевод Н. Н. Власовой
Шэнь ЦунвэньПограничный городок
沈从文
《边城》
Предисловие к повести «Пограничный городок»
Я исполнен невыразимой любви к деревенским жителям и военным, и это чувство заметно во всех моих произведениях. Я никогда не скрывал его. Я родился и вырос в таком же маленьком городке, что описывал в своих произведениях, мой дед, отец, братья – все были военными: они либо погибали, исполняя свой солдатский долг, либо исполняли его всю жизнь до самого конца. Поэтому я и описываю мир со стороны, с которой мне довелось соприкоснуться, описываю их любовь и ненависть, их радости и печали, и даже если перо мое неуклюже, я все-таки не ухожу далеко от этой темы. Поскольку они искренни и честны, в их жизни есть великие моменты, но есть и обычные, душа их бывает прекрасной, но бывает и ничтожной, – когда я начинаю писать о них, то хочу сделать более человечными и потому, само собой, пишу со всей возможной честностью. Но именно из-за этого, вероятно, мои труды неизбежно становятся совершенно бесполезны.
Современные нравы таковы, что литературные теоретики и критики, да и большинство читателей останутся недовольны этой повестью. Первые скажут, что она «недостаточно устарела», что Китаю не нужна такая литература, последние же забеспокоятся, что она «слишком устарела», и не захотят сейчас такое читать. Это действительно так. Но что значит «устареть»? Здравомыслящий человек, возможно, никогда не сможет этого понять, но кто же в большинстве своем не боится «устареть»? И я хочу сказать кое-что: я написал эту повесть не для такого большинства. Они прочитали пару написанных в западном стиле книг о теории и критике литературы, прочитали целую гору шедевров древности и Нового времени, но их жизненный опыт часто не позволяет им выйти за рамки своей «эрудиции», и они совсем мало знают о том, что в Китае есть другие места и другие вещи. Поэтому, даже если эта повесть и подойдет под какую-нибудь литературную теорию и получит одобрение критиков, такая оценка, конечно же, неизбежно будет оскорбительной для автора. Ведь если они не хотят понять простые чувства, радости и невзгоды этого народа, то не смогут и судить о достоинствах и недостатках этой повести – эта книга написана не для них. Что до любителей изящной литературы, то все они – студенты или школьники из густонаселенных городов, часто с искренней наивностью урывают драгоценную минуту, чтобы прочитать последние литературные публикации. Ими уж давно сообща управляют некоторые теоретики, критики, умные издатели, даже лживые сплетники из литературных кругов; их жизнь действительно слишком далека от мира, который я описываю в этой повести. Она не нужна им, но она и не рассчитана на них. Теоретики могут опереться на литературную теорию, обретенную в изданиях разных стран, и не страдают оттого, что им нечего сказать: у критиков есть писатели и произведения, которым они задолжали мелких милостей и мелких обид, и им на всю жизнь хватит кого восхвалять и кого обливать грязью. Широким же массам читателей, чем бы они ни интересовались и во что бы ни верили, есть что читать. Я говорю именно о широких массах читателей – разве нет их, тех, кого называют «широкими массами», которые всегда вертятся там, подобно волчку? Пусть даже эту книгу и не отвергнет ведущее большинство критиков и теоретиков, пусть не все читатели отвергнут ее, автор, однако же, сам давно отверг это «большинство».
Эта книга рассчитана на тех людей, которые «оставили школу или никогда даже не приближались к ней, но знают немного иероглифов, которые работают там, куда не достигнут ложь, сплетни и измышления теоретиков и критиков, которые живут в том обществе и которым интересны достоинства и недостатки народа, где и когда бы они ни были». Эти люди действительно знают, что представляет из себя нынешняя деревня, знают, какими прежде были ее жители, и им непременно захочется узнать из этой книги о крестьянах и военных из маленького уголка мира. Мир, который я описываю, пусть даже и незнаком им, однако их благодушие и горячность, с которой они стремятся почерпнуть из книги знание и утешение, непременно побудят их продолжать чтение до конца. Но я не намерен останавливаться на этом, я хочу дать им возможность для сравнения и в другом своем сочинении опишу двадцатилетнюю гражданскую войну, которая заставила принявших ее удар первыми крестьян, чей дух пребывал под небывалым давлением, утратить прежнюю бесхитростность, трудолюбие, миролюбивость, прямоту и стать совершенно иными. Страдая под налоговым бременем и задыхаясь в опиумном дыму, какими несчастными и ленивыми они стали! Я хочу просто и без прикрас описать, как эти люди шли навстречу неизвестной судьбе, влекомые историей, написать о страданиях маленьких людей во время перемен, об их чаяниях и о том, как нужда породила стремление «выжить» и даже «как выжить». Мои читатели наверняка благоразумны, и благоразумие это основано на внимании к переменам в нынешнем китайском обществе; они знают великое прошлое и нынешнюю отсталость этого народа, каждый из них трудился над великим делом возрождения нации. Эта повесть, быть может, всего лишь всколыхнет в них воспоминания о прошлом, или вызовет горькую усмешку, или навеет кошмары, но в то же время, быть может, придаст им уверенности и отваги!
20.04.1934
Глава первая
Старая казенная дорога пролегала из провинции Сычуань через провинцию Хунань. У самой западной границы Хунани, где она доходила до маленького горного городка под названием Чадун, была маленькая горная речушка Бисицзюй, на берегу которой стояла небольшая белая пагода. У подножия пагоды, на отшибе, жила семья. Семья состояла из старика, девочки и рыжего пса.
Речушка по ходу течения огибала гору и где-то через три ли[31]