– Какое счастье? Нет же за ней крупорушки, чтоб в приданое отдать, гольный человек.
– Не говорите так! Она – нужный человек! Пара рук заменит пять крупорушек! Ведь построил же голыми руками Лю Бань лоянский мост! – После этих слов он и сам засмеялся.
Старый паромщик тоже засмеялся, подумав: «Цуйцуй тоже пойдет голыми руками строить лоянский мост, вот новости!»
А тот человек спустя еще какое-то время сказал:
– Глаз чадунца не дурак – выбирать жену мастак. Дядя, если вы мне доверяете, я расскажу вам одну шутку.
– Какую шутку? – спросил паромщик.
– Дядя, если вы мне доверяете, примите эту шутку как правду.
И вслед за этим рассказал, как Далао из семьи Шуньшуня хвалил красоту Цуйцуй, а также поручил ему выведать, как старик отнесется к этому, после чего пересказал паромщику и другие слова парня:
– Я его спрашиваю: «Далао, ты правду говоришь или шутишь?» А он отвечает: «Ты сходи для меня к старику и разузнай, мне нравится Цуйцуй, я хочу Цуйцуй, это правда!» Я говорю: «Я на язык-то не остер, а ну как скажу, а старик мне – оплеуху?» А он: «Если боишься побоев, то сперва расскажи как шутку, тогда он тебя не побьет!» Поэтому, дядя, я с вами речь завел сперва как о шутке. Подумайте, он девятого числа вернется из Восточной Сычуани и придет ко мне, что ему ответить?
Старый паромщик вспомнил слова, которые в прошлый раз сказал ему сам Далао, и понял, что намерения его искренни, а также понял, что Шуньшуню нравится Цуйцуй, и про себя очень обрадовался. Но традиция требовала, чтобы для обсуждения подобных дел человек сам явился с гостинцами в дом у речки, и старик благоразумно ответил:
– Когда он вернется, ты скажи: паромщик, услышав шутку, и сам шутку рассказал: «Телеге, говорит, ехать по дороге телеги, а лошади – по дороге лошади, у каждого свой способ». Если Далао пойдет по дороге телеги, то решать должен его отец, пусть пришлет сватов и пристойно со мной это обсудит. Если пойдет по дороге лошади, то должен сам решать и, стоя на утесе у переправы, долго-долго петь для Цуйцуй.
– Дядя, если долгие песни тронут сердце Цуйцуй, то я прямо завтра сам пойду ей петь.
– Думаешь, если Цуйцуй согласится, то я смогу не согласиться?
– Нет, он думает, что если ты согласишься, то Цуйцуй уж нечего будет возразить.
– Нельзя так говорить, это ее дело!
– Даже если и ее, все равно обязательно нужен старший, чтобы принимать решения, да и он сам все-таки считает, что ваше слово куда лучше, чем бесконечно петь под солнцем да луной.
– Ну тогда, скажу я, мы сделаем так: когда он вернется из Восточной Сычуани, нужно, чтобы они начистоту поговорили с Шуньшунем. А я что, я сперва у Цуйцуй спрошу. Если она считает, что уйти с тем, кто ей будет петь, интереснее, то ты тогда убеди Далао идти по извилистой лошадиной тропе.
– Хорошо. Как увижу его, сразу скажу: «Далао, твою шутку я рассказал, а по правде ты уж сам смотри, как судьба твоя будет». И правда, пусть судьба распорядится, но я знаю, его судьба вся в ваших руках.
– Не говори так! Будь это дело у меня в руках, я бы сразу же согласился.
Закончив этот разговор, они направились в другое место – смотреть на три новые лодки Шуньшуня. А в доме Шуньшуня на улице Хэцзе меж тем происходило следующее.
Хотя дочь деревенского богатея и позвала Цуйцуй сесть рядом с ней, и место было очень хорошим – если смотреть из окна, то была видна каждая волна на реке, – сердце паромщицы не могло найти покоя. Теснящиеся у других окон, те, что пришли посмотреть на гулянья, как будто чаще глядели на этих женщин, чем на реку. Еще были гости, которые нарочно притворялись, будто у них есть другие дела, и проходили из одного конца дома в другой, на деле только чтобы рассмотреть женщин рядом с Цуйцуй. Она давно уж не чувствовала себя непринужденно, и ей хотелось только найти предлог, чтобы убежать. Вскоре с реки донесся звук взрывающихся хлопушек и собравшиеся на другом берегу лодки дружно стартовали в сторону города. Сперва четыре лодки держались недалеко друг от друга, подобно четырем стрелам рассекая водную гладь, но на середине пути вперед вырвались две из них, а спустя еще немного между ними двумя образовалась еще одна, обогнала их и выскользнула вперед. Когда лодка достигла здания таможенного управления, второй раз, знаменуя ее победу, грянули хлопушки. К тому времени выяснилось, что победившую команду составляли гребцы с улицы Хэцзе, и треск поздравительных хлопушек раздавался уже повсеместно. Лодка проделала путь вдоль домов на сваях, ее барабан гремел под веселые приветственные крики с берега и из окон. Цуйцуй увидела парня с красным тюрбаном на голове, что стоял на носу лодки и размахивал флажками, которые направляли ее движение, – им оказался Эрлао, принесший горлянку к их реке. В ее сердце вновь всплыли события трехлетней давности: «Большая рыба тебя съест!.. Съест, не съест, а не твое дело!.. Пес, пес, смотри, на кого лаешь!» Вспомнив о псе, она вдруг поняла, что он куда-то пропал, и отправилась искать его по дому, напрочь забыв о человеке в лодке.
Она искала в толпе своего пса, одновременно слушая, о чем там говорят.
Одна женщина с круглым лицом спросила:
– Это из которой же семьи вон та, что сидит на том прекрасном месте возле окна в доме Шуньшуня?
Другая женщина тут же ответила:
– Это дочь господина Вана из крепости, говорят, сегодня приехала посмотреть на лодки, а на самом деле – кое на кого, да и самой показаться! Вот же везет ей – посчастливилось на такое хорошее место сесть!
– На кого смотреть? Кому показаться?
– Ах, ты все еще не понимаешь! Тот богач хочет с Шуньшунем породниться.
– А за кого ее замуж отдают? За Далао или за Эрлао?
– Говорят, за Эрлао, подождите, увидите – этот Юэ Юнь скоро поднимется наверх поглядеть на тещу.
– Все уже уладили, – вмешалась другая женщина, – все очень хорошо! За ней в приданое дают новехонькую мельницу, даже лучше, чем десять рабочих!
Кто-то спросил:
– А что Эрлао? Согласится?
Кто-то тихо ответил:
– Эрлао уже говорил, что нечего тут смотреть. «Самое главное, что я не хочу быть хозяином мельницы!»
– Ты слышал, как сам Юэ Юнь сказал?
– Я слышала, что другие говорят. И еще говорят, что Эрлао нравится паромщица.
– Но он же не дурачок – и хочет переправу, а не мельницу?
– Кто знает? У Шуньшуня в семье такие – на вкус и цвет товарища нет, что кому по нраву, то и берут. Переправа ведь не может быть хуже мельницы.
Все это время взоры гостей были обращены к реке, они пересказывали эти сплетни, и никто не обернулся, не заметил стоявшую позади Цуйцуй.
Ее лицо пылало огнем, и она перешла в другое место, где вновь услышала беседу о том же деле:
– Все уже давно устроили, только ждут, что скажет Эрлао.
– Только глянь, какой он сегодня неутомимый, – добавил кто-то, – сразу ясно, что сил ему придает одна девушка на берегу.
Кто же эта девушка, которая так вдохновляет Эрлао? Услышав это, Цуйцуй невольно ощутила в душе смятение.
Она была маленького роста и за спинами людей не видела, что происходит на реке, только слышала постепенно приближающийся и нарастающий барабанный бой, крики на берегу, идущие издали все ближе, и поняла, что лодка Эрлао как раз проходит мимо дома. Люди в доме тоже закричали, вразнобой выкрикивая его имя, а там, где сидела жена богача, подожгли связку хлопушек. Неожиданно послышались крики другого рода, удивленные, и множество людей выбежали к реке. Цуйцуй не поняла, что произошло, на душе ее было смутно, и она не знала, стоит ли ей вернуться на прежнее место или по-прежнему стоять за чужими спинами. Увидев же, что к окну как раз подошел человек с подносом, нагруженным цзунцзы и мелкими закусками, предлагая женщине с дочерью откушать, она постеснялась возвращаться к ним, а поэтому решила протиснуться к воротам и оттуда пойти к реке. Идя по мощеному переулку мимо соляной лавки к улице Хэцзе, как раз между балками дома на сваях она оказалась в толпе, окружившей Эрлао с красной тряпкой на голове. Выяснилось, что Эрлао оступился и упал в воду и вот только что выбрался из реки. Дорога была слишком узкая, и, хотя Цуйцуй тут же спряталась в сторонке, встречные все равно задевали ее локтями. Завидев Цуйцуй, Эрлао сказал:
– Цуйцуй, ты пришла и дедушка тоже здесь?
Лицо девочки все еще пылало, что не благоприятствовало раскрытию рта, и она подумала: «Куда же пес убежал?»
А Эрлао сказал:
– Почему бы тебе не подняться к нам наверх посмотреть? Я уже нашел людей, которые для тебя пригрели хорошее место.
«Мельница в приданое, эка невидаль!» – подумала Цуйцуй.
Эрлао не смог заставить Цуйцуй вернуться, и в конце концов они пошли каждый своей дорогой. Когда Цуйцуй спустилась к реке, ее душа наполнилась каким-то неопределенным чувством. Досада не досада, тоска не тоска… Радость? Нет, что бы могло порадовать эту девочку? Злость? Да, пожалуй, она действительно чувствовала, что злится на кого-то, и этот кто-то – она сама. На берегу было слишком много народу: на отмели возле пристани, на мачтах и парусах лодок, на сваях домов – везде были люди. «Так много людей, а что интересного здесь можно увидеть?» – сама себя спросила Цуйцуй. Сперва она решила, что на какой-нибудь лодке можно найти деда, но, обыскав все вокруг, не нашла и следа старика. Она протолкалась к краю воды и увидела своего рыжего пса рядом с человеком из дома Шуньшуня, которые глазели на веселье с лодки в нескольких чжанах от берега. Цуйцуй пронзительным голосом позвала его пару раз, пес навострил уши, поднял голову и обозрел все четыре стороны, после чего бесстрашно ринулся в воду и поплыл к хозяйке. Добрался он весь мокрый и, отряхнувшись, скакал теперь без остановки.
– Ну хватит, – сказала Цуйцуй. – Что ты скачешь как помешанный? Лодка же не опрокинулась, зачем ты в воду прыгал?
Вдвоем они отправились искать деда и столкнулись с ним возле лесосклада на улице Хэцзе.
– Цуйцуй, я такую хорошую мельницу видел, – сказал дед, – жернов новый, водяное колесо новое, солома на крыше – и та новая! А дамба направляет струю воды, быструю такую, и, когда открывают шлюзы, колесо начинает вертеться как волчок.