ров. Издали он крикнул Четвертому господину:
– Знаешь, что стряслось? Тот почтенный, которого бросила Шестая сестрица, говорят, он заболел пневмонией и помер!
Четвертый господин отложил скрипку и зашел в комнату:
– От кого пришла новость?
– От тетушки Сюй, – ответил Третий господин, оборачиваясь к Третьей госпоже и прогоняя ее веером: – Ты тут не путайся под ногами! Тетушка Сюй все еще внизу, она женщина полная, ей одной трудно забираться наверх, а ты ей даже не поможешь!
Третья госпожа вышла, и Четвертый господин задумчиво протянул:
– А не приходится ли умерший родственником тетушке Сюй?
– А то, – кивнул Третий господин, – судя по всему, их семейство намеренно прислало ее передать письмо, и наверняка это сделано с умыслом.
– Неужели они хотят, чтобы Шестая сестрица явилась на похороны? – предположил Четвертый господин.
Третий господин почесал ручкой веера в затылке:
– Так уж принято, что, конечно, должна…
Тут оба взглянули на Шестую сестрицу. Бай Люсу тихо сидела в углу и украшала вышивкой домашнюю туфлю. Пока Третий и Четвертый господа перебрасывались фразами, у нее, похоже, не было возможности высказаться, но тут она равнодушно сказала:
– Мы же разведены, что же я стану его вдову изображать всем на смех!
С невозмутимым видом она продолжала вышивать, однако ее пальцы вдруг стали влажными, иголка потяжелела, готовая выскользнуть.
– Шестая сестрица, – обратился к ней Третий господин, – речь ведь не об этом. Было время, человек этот тебя разочаровал. Мы всё понимаем. Но сейчас-то он умер, неужели ты будешь держать на него обиду? Ведь две наложницы, что теперь остались без него, понятное дело, не смогут все соблюсти должным образом. Если ты в такой момент проявишь благородство, наденешь траур и будешь руководить похоронами, то кто же осмелится над тобой смеяться? И хотя вы не нажили никакого потомства, у него много племянников, выбери любого, да живи у них в семье. Хотя у тебя ничего не осталось из личной собственности, у них большой род, и коли уж тебя привлекают для проведения церемонии в храме предков, то уж голодной тебя потом не оставят.
Бай Люсу усмехнулась:
– Как все хорошо продумал за меня, Третий братец! Да вот поздновато, к сожалению, со времени развода прошло около восьми лет. По-твоему, выполненные нами в то время законные формальности уже не имеют значения? Не можем же мы так небрежно общаться с законом!
– Что ты по любому поводу законами голову морочишь! Законы, они каждый день меняются, а правила приличия важнее. Что неизменно, так это «три начала и пять постоянных принципов»[72]! Пока ты жива, ты – член их семьи, когда умрешь – станешь духом их семьи. Каким бы высоким ни было дерево, все его листья возвращаются к корням…
Люсу встала:
– Что же ты семь-восемь лет назад таких разговоров не вел?
– Боялся, что ты не так поймешь, еще подумаешь, что мы не согласны приютить тебя.
– Вон оно как? А сейчас, значит, тебя не волнует, что я могу вас неправильно понять? Ты истратил все мои деньги и теперь не боишься, что я в чем-то тебя заподозрю?
Тут Третий господин спросил ее прямо:
– Я истратил твои деньги? О каких таких деньжищах идет речь? Ты живешь в нашем доме, мы тебя кормим-поим. Раньше еще куда ни шло, добавился человек – добавилась пара палочек, и ладно, а сейчас… Ты сходи узнай, сколько стоит рис! Тут не в деньгах дело, но ты о них первая заговорила!
Четвертая госпожа, стоявшая позади Третьего господина, улыбнулась:
– Мы все родные люди, не стоит обсуждать денежные вопросы. Эту тему только тронь, конца и края не будет! Я уже давно говорила с нашим Четвертым господином, мол, посоветуйся с Третьим господином, может, вам лучше не тратить деньги Шестой сестрицы, покупая золото и акции, а то, если они закончатся, не миновать беды! Она обустроила личную жизнь, так муж оказался транжирой, вернулась в родной дом – и тут, судя по всему, тоже оказалась в проигрыше – прямо как на роду написано!
Третий господин заметил:
– Четвертая госпожа дело говорит. Если бы мы в свое время не привлекли ее долю, то не разорились бы полностью!
Люсу просто колотило от возмущения, она уткнулась в вышитую наполовину туфлю, ее подбородок предательски задрожал. Третий господин заговорил снова:
– Думаю, все можно списать на мою горячность, потому как в свое время, когда ты, обливаясь слезами, вернулась домой с единственной мыслью о разводе, я увидел, до чего тебя довел муж, и сердце мое не выдержало. И, ударив себя в грудь, я сказал: «Хорошо, я, Третий господин Бай, хоть и бедный, но неужели в моем-то доме не найдется чашки риса для сестрицы!» Тогда я подумал, мол, кто из молодых свой норов не показывает? Ну, на худой конец поживешь в родном доме какое-то время, а потом вы оба смените гнев на милость. Если бы я знал, что вы всерьез приняли такое решение, неужели помогал бы разрыву ваших отношений? Разлучить супругов – значит лишить продолжения их род. Вот у меня, у Третьего господина, есть сыновья, и я рассчитываю на их поддержку в старости!
Терпение Люсу достигло крайней точки, но она заставила себя рассмеяться:
– Ну что ж, хорошо, значит, во всем виновата я! Вы обеднели оттого, что я вас объела. Все ваши убытки из-за меня. Даже если ваш сын помрет, то виновата в ваших несчастьях буду я!
Четвертая госпожа вцепилась в ворот рубашки своего сына и, развернув его голову к Люсу, крикнула:
– Ты чего на ребенка наговариваешь! Да за такие слова я тебя сразу привлеку к ответу, если с ним что случится!
Люсу быстро спряталась за Четвертого господина и ухватила его за руку
– Вот смотри, Четвертый братец, смотри и суди сам!
– Ты не переживай, мы все думаем, не будем спешить. Третий брат, тебе принимать решение…
Люсу в сердцах всплеснула руками и бросилась во внутренние покои.
В комнате, куда она зашла, было темно, лишь смутно виднелись очертания занавешенной москитной сеткой кровати из красного дерева, на которой, вяло обмахиваясь круглым веером, лежала ее мать. Люсу подошла к ней, мягко опустилась на колени, поклонилась в пол. Уткнувшись в кровать, она всхлипнула:
– Мама!
Слух у госпожи Бай был еще хороший, поэтому она слышала все, о чем говорили снаружи. Женщина кашлянула, протянула руку к подушки, нащупала плевательницу, сплюнула, после чего заговорила:
– Твоя Четвертая невестка уж больно остра на язык! Не стоит на нее равняться. Понимаешь, у каждого свой характер. Она от природы властная, всегда чувствовала себя хозяйкой, да вот только Четвертый брат, погрязнув в разврате и азартных играх, не дал ей развернуться. Мало того, что он заработал себе кучу болячек, так еще и растранжирил общие деньги. Таких дров наломал, что твоя Четвертая невестка растеряла весь свой авторитет, и ей ничего не осталось, как передать бразды правления Третьей невестке. В душе она не может с этим смириться, ей это дается нелегко. А вот Третьей невестке, напротив, не хватает духу руководить таким семейством, это ведь нешуточное дело! Так что ты должна входить в их положение.
Выслушав мать, которая все время действовала по принципу наименьшего сопротивления, Люсу почувствовала всю бессмысленность своих жалоб, и ей ничего не оставалось, как промолчать. Госпожа Бай отвернулась, собираясь спать, и произнесла:
– Случись это два года назад, мы могли бы наскрести кое-чего, продали бы землю, этого хватило бы, чтобы продержаться какое-то время. А сейчас положение уже не то. Я уже стара, сказала, что снимаю с себя всю ответственность, поэтому теперь уже не могу позаботиться о вас. Все хорошее в жизни когда-то кончается, если ты останешься со мной – это все равно ненадолго, так что разумнее возвратиться в свою бывшую семью. Возьмешь там ребенка на воспитание и будешь жить, перебьешься как-нибудь десяток с лишним лет, а потом встанешь на ноги.
На двери шевельнулась занавеска, госпожа Бай спросила:
– Кто там?
В комнату заглянула Четвертая госпожа:
– Матушка, тетушка Сюй все еще внизу, поджидает вас, чтобы обсудить свадьбу Седьмой сестрицы.
– Сейчас, встаю-встаю, припустите фитиль.
Комната осветилась, и Четвертая госпожа, поддерживая старшую госпожу, усадила ее на кровать, помогла одеться и подняться. Госпожа Бай спросила:
– А что, тетушка Сюй нашла подходящую кандидатуру?
– По ее словам, человек очень хороший, вот только старше на несколько лет.
Госпожа Бай, кашлянув, сказала:
– Ну, Баоло-то в этом году тоже двадцать четыре исполнится, вот уж действительно, моя головная боль. Только зря о ней заботилась, еще и люди судачат, что, мол, потому как она мне не родная, я нарочно медлю с ее замужеством!
Пока Четвертая госпожа сопровождала старшую госпожу в другую комнату, та распорядилась:
– Возьми там у меня новый чай и завари чашку для тетушки Сюй, да не перепутай: тот, что в зеленой железной банке, – это сорт лунцзин, привезенный в прошлом году старшей золовкой, а в высокой банке – сорт билочунь.
Четвертая госпожа кивнула и крикнула:
– Мы идем! Включите свет!
Тут же послышался топот ног, набежала орава ребятишек, которые помогли старшей госпоже спуститься вниз.
Оставшись одна, Четвертая госпожа стала рыться в шкафах в поисках личного чая старшей госпожи и вдруг рассмеялась:
– Ой! Седьмая сестрица, откуда ты выскочила? Напугала меня! Где ты все это время пряталась?
– Я выходила подышать на балкон, – тихонько сказала Баоло.
Четвертая госпожа захихикала:
– Смущаешься! Вот что я скажу тебе, Седьмая сестрица, когда у тебя появится своя семья, нужно быть осмотрительной, нельзя чуть что показывать характер. Ведь развод – это уже не пустяк, захотел и развелся! Если бы это и вправду было легко и просто, то неужели бы я не развелась с твоим бестолковым Четвертым братом? У меня тоже есть отчий дом, и мне не то чтобы некуда было пойти, но все эти годы я и о родителях пекусь, у меня все-таки есть совесть, я должна о них заботиться, а не сидеть на шее и объедать их. Я порядки-то уважаю!