вот-вот провалятся в волшебное Зазеркалье, холодный и в то же время обжигающий огонь страсти опалял их тела.
На следующий день Лююань сообщил, что через неделю должен ехать в Англию. Она попросила взять ее с собой, но он ответил, что это невозможно. Он предложил снять дом в Гонконге, где Люсу сможет пожить полгода до его возвращения. Но если она пожелает провести это время дома в Шанхае, то он не будет возражать. Разумеется, она не хотела возвращаться в Шанхай. Чем дальше она окажется от родственников, тем лучше. Она останется в Гонконге, даже если ей будет совсем одиноко. Но изменится ли ситуация после его возвращения? Теперь все было только в его руках. Сможет ли она завладеть его сердцем после недели любви? С другой стороны, может, для нее все складывалось к лучшему, ведь из-за своего непостоянства Лююань, который сначала поспешно с ней сблизился, а теперь вдруг собрался уезжать, не сможет пресытиться ею. Зачастую одна неделя может оказаться важнее, чем целый год… А вдруг он действительно, сохранив горячие воспоминания, вернется к ней снова, а она станет совсем другой? Внешность женщин, которым около тридцати, чрезвычайно уязвима, они могут увянуть в одно мгновение. В общем, долгое время удерживать мужчину, не имея штампа в паспорте, дело чрезвычайно трудное, болезненное и практически невозможное. Но была не была! Люсу признавала, что Лююань был милым, он дарил ей волшебные переживания, в то время как ее целью было материальное благосостояние. Она знала, что за последнее может быть спокойна.
Вместе они присмотрели дом на улице Бабингтон, на склоне горы. Они едва успели сделать небольшой ремонт, нанять служанку из Гуандуна по имени Али и обставить комнаты самым необходимым, как пришло время отъезда Лююаня. Окончательное обустройство постепенно должна была завершить сама Люсу. В доме еще не было плиты, поэтому, когда зимним вечером Люсу провожала Лююаня, они перехватили сэндвичи прямо на корабле. На сердце у молодой женщины было тяжело, она немного перебрала со спиртным, поэтому на обратном пути ее слегка пошатывало. Придя домой, она увидела, как Али, нагрев воды, купает своего ребенка. Люсу огляделась, потом зажгла свет во всех комнатах. На выкрашенных в зеленый цвет дверях и окнах еще не высохла краска, женщина потрогала ее пальцем, потом приложила палец к стене, оставив зеленый отпечаток. А что тут такого? Никто ее за это не накажет! Это ее собственный дом! Она засмеялась и оставила на ярко-желтой стене цвета одуванчика отчетливый зеленый отпечаток целой ладони.
Пошатываясь, она побрела в другую комнату. Пустота, везде царила пустота. Люсу казалось, что она может взлететь до потолка. Она прохаживалась по пустому пространству внизу, словно это был потолок. Все выглядело настолько опустелым, что она не могла не наполнить это хотя бы светом. Но и света ей показалось недостаточно, завтра она попросит заменить несколько лампочек на более яркие.
Люсу стала подниматься по лестнице. До чего же пусто! Ей срочно требовался полный покой. Она очень устала, это было нелегко – понравиться Лююаню, у которого имелись свои странности. А когда он по-настоящему ее полюбил, он стал казаться вдвойне странным, так как был всегда в приподнятом настроении. Даже хорошо, что он уехал, она хотя бы переведет дух. Сейчас Люсу не нужен никто – ни самый милый, ни самый отвратительный человек, она ни в ком не нуждалась. С малых лет ей не хватало личного пространства. Повсюду были люди, старые и малые, которые пихались, толкались, наступали на ноги, один нес кого-то на плечах, другой – на руках, третий – на спине. Если семейство, где более двадцати человек, проживает под одной крышей, то даже постричь ногти вряд ли удастся без свидетелей. Наконец-то Люсу оказалась вдали от этого, попав в совершенно безлюдное пространство. Стань она официально госпожой Фань, у нее появился бы ряд обязанностей, ей уже нельзя было бы расстаться с человеком. Сейчас же она всего-навсего любовница Фань Лююаня, ей нельзя показываться в обществе, она должна избегать людей, а те в свою очередь – избегать ее. Мир и покой она обрела, но, к сожалению, кроме человеческих отношений, она ни в чем больше не разбиралась. И все ее знания ограничивались тем, как вести себя среди людей. С таким багажом Люсу вполне могла стать добродетельной супругой и заботливой матерью. Однако на этом поприще ей негде было проявить свои таланты. Ей бы «вести хозяйство», но она еще не обзавелась семьей, ей бы воспитывать детей, но Лююань не хотел иметь детей. Может, просто вести экономную, скромную жизнь? Но ей незачем беспокоиться о деньгах. Как же она будет коротать свои дни? Может, разыскать тетушку Сюй, чтобы играть с ней в карты и ходить в театр? Со временем Люсу свыкнется с ролью содержанки, начнет курить опиум, и ее будет ждать судьба всех наложниц.
Вдруг она остановилась, расправила плечи и крепко сомкнула руки в замок за спиной. Ну уж нет, до этого дело не дойдет! Она не тот человек, который катится по наклонной. Она сможет позаботиться о себе. Однако… не сведет ли ее это с ума? В трех комнатах наверху и в трех комнатах внизу – повсюду горел свет. Недавно натертый воском пол отливал ледяным блеском. Кругом ни души. Повсюду кричащая пустота… Люсу улеглась на кровать, она хотела спуститься потушить свет, но не могла пошевельнуться. Потом она услышала, как, шлепая по деревянным ступенькам, наверх поднялась Али, по пути она щелкала выключателями, гася свет, и напряжение постепенно отпустило Люсу.
То было 7 декабря 1941 года. А 8 декабря раздались залпы орудий. В перерывах между залпами, когда рассеивался зимний утренний туман, горожане, которые жили на вершине горы, в ущелье и на острове, устремляли свои взоры к морю со словами: «Война началась, война началась!» Никто еще не верил в это окончательно, но война действительно началась. Люсу одна-одинешенька осталась в доме на улице Бабингтон, пребывая в полном неведении. Новостей она дождалась от Али, которая выведала кое-что у соседей; когда служанка в панике разбудила ее, за окнами уже вовсю грохотали орудия. Поблизости от их улицы находился научно-экспериментальный центр, на крыше которого разместили зенитку, туда один за другим падали снаряды, они летели с пронзительным воем, после чего с грохотом разрывались. Этот нарастающий вой рвал на части пространство, рвал душу. Голубая ткань неба то и дело раздиралась на куски и с шумом трепетала на холодном ветру. Там же в вихрях ветра витали растерзанные обрывки человеческих нервов.
И в доме Люсу, и на сердце царила пустота, а поскольку о продуктах она еще не побеспокоилась, то и в желудке у нее было хоть шаром покати. Нет дыма без огня, она не на шутку испугалась и бросилась звонить тетушке Сюй, жившей в районе ипподрома. Ее долгое время не соединяли, поскольку все, у кого был телефон, пытались дозвониться друг до друга, желая узнать, какой район безопаснее всего, чтобы перебраться туда. Люсу дождалась соединения только к вечеру, однако на другом конце провода слышались лишь гудки, к телефону никто не подходил, должно быть, господин и госпожа Сюй уже переехали в более спокойное место. Люсу не знала, что ей предпринять. Между тем залпы становились все сильнее. Зенитка по соседству с ее домом стала основной мишенью самолетов. Они кружили прямо над головой, с жужжащим стрекотом описывая круг за кругом. Этот звук был невыносим, словно бормашина, он впивался в самую душу. Али, обняв плачущего ребенка, сидела на пороге гостиной. Покачиваясь из стороны в сторону, она, словно в бреду, бормотала какую-то песенку и похлопывала ребенка, пытаясь его отвлечь. Между тем за окном взревели орудия, а затем последовал громкий взрыв: «Ба-бах!» В их комнате обрушился и с шумом начал осыпаться угол потолка. Али закричала не своим голосом, вскочила и, схватив ребенка, побежала прочь. Люсу догнала ее уже у дверей и как следует встряхнула за плечо:
– Ты куда собралась?
– Здесь невозможно находиться! Я спрячу его в канаву.
– Ты с ума сошла! Ты погибнешь!
Али неустанно повторяла:
– Пусти меня! Этот ребенок для меня все, он не может умереть! Спрячу в канаве…
Люсу изо всех сил пыталась удержать ее, но служанка толкнула ее так, что молодая женщина упала, и Али устремилась на улицу. В этот самый миг раздался оглушительный грохот, все вокруг почернело, словно на огромный ящик, бахнув, упала крышка и все его бесчисленное содержимое, страшное и бешеное, оказалось захлопнутым.
Люсу подумала, что это конец, но оказалось, что она еще жива. Раскрыв глаза, она увидела осколки стекла, усыпавшие весь пол, отчего тот сверкал на солнце. С трудом выбравшись из-под обломков, Люсу пошла разыскивать Али. Открыв дверь, она обнаружила служанку, крепко обнимавшую ребенка. Ее голова поникла, виском она уперлась в бетонный косяк двери, Али слегка контузило. Люсу потащила ее вовнутрь, в этот момент на улице закричали, что где-то рядом упала бомба. В саду образовалась глубокая яма. Даже после того, как крышка ящика с грохотом захлопнулась, в нем по-прежнему было неспокойно. Звуки падающих бомб напоминали заколачивание ящика гвоздями, которое длилось бесконечно – от рассвета до темна и снова до рассвета.
Люсу думала о Лююане, она не знала, удалось ли его кораблю выйти из гавани, не потопили ли его. Однако, вспоминая о нем, она чувствовала себя как в тумане, будто находилась в потустороннем мире. Происходившие с ней сейчас не имело никакого отношения к ее прошлой жизни. Так случается, когда по радио из-за жутких помех прерывается песня, которую заглушает треск. Когда шум исчезает, ждешь продолжения песни, но она уже закончилась и ее нельзя дослушать.
На следующий день Люсу и Али с ребенком разделили на всех несколько оставшихся в банке печений. Нервы их были на пределе, каждый завывающий снаряд словно отзванивал пощечиной. Тут они услышали грохот военного грузовика, машина неожиданно остановилась перед их домом. На звонок Люсу сама пошла открывать дверь. Увидев Лююаня, она схватила его и крепко стиснула в объятьях, точь-в-точь как Али своего ребенка. Кинувшись к ней, он ударился головой о косяк двери. Свободной рукой Лююань притянул ее голову к себе: