Больше всего беспокоило то, чем может заняться Элейн в его отсутствие. В конце концов, Дэвида она соблазнила, когда Джеф Тернер уехал за неделю. А вернувшись, обнаружил, что ему дали отставку. С Дэвидом она вполне может обойтись точно так же. Но тут уж от него ничего не зависело.
Другая обида: родители вдребезги разбили его прошлогоднюю мечту — поехать на каникулах лазить по пещерам. Уолли Дьюрант с двумя дружками собрался в Девоншир и звал Дэвида с собой. "Там настоящий затерянный мир, — уверял Уолли, — стоит раз туда попасть, потом тебя и за уши оттуда не вытащишь, — как нас".
— Ни за что на свете! — Если мать не успевала что-то запретить, в дело вступал отец, как будто они сговорились разрушать любые планы Дэвида, где был хоть намек на приключение. — Неужели тебе охота ползать на карачках под землей? Это и опасно, и наверняка вредно для здоровья. Ты подхватишь ревматизм и будешь всю жизнь мучиться. Тогда вспомнишь и пожалеешь, что не послушал нас. Там можно заблудиться, или упасть и сломать ногу.
С пещерами было покончено. Езжай с нами в отпуск: будет совершенно безопасно — и смертельно скучно.
Так что Дэвид не особенно обрадовался поездке на сланцевые шахты Кумгильи. Но она хоть как-то разнообразила пляжное существование. Он тихонько заржал, когда молоденькая кассирша "Путешествия в бездну" вежливо заметила отцу: "вашему сыну не полагается билет за полцены, ему больше пятнадцати, сэр". Что верно, то верно: рост у него сто восемьдесят три и вес за восемьдесят кг — смешно вспоминать про пятнадцать лет, пока не кончатся каникулы. А в будущем году он всем покажет!
В очереди пришлось простоять почти два часа. Дэвид не возражал: это убивало время, приближая конец отпускной недели. Скорей бы суббота! Он не мог удержаться от мыслей об Элейн и очень скоро завелся. Смущало только, что кто-нибудь заметит, как топорщатся его джинсы. Жуть что будет, если мать увидит этот "тонкий намек"! Но до нее, небось, вообще не дойдет.
Шлем выглядел смехотворно на макушке у Дэвида, — но и наполовину не так глупо, как на матери: той приходилось все время его приподнимать, чтобы не сползал на глаза. А на отце шлем сидел, как котелок. Сегодня Дэвид хоть чем-то позабавился в отместку за свои страдания.
Опускаясь в шахту, он вспоминал свои безумные мечты о поездке в Девоншир. Там, конечно, все не так, как тут: туда отвезут, обратно привезут, и долбаный гид следит, чтобы ты, не дай Бог, не потерялся. Все как сговорились портить ему жизнь. Нет, если хочешь чего добиться, полагайся только на себя.
И даже при таком модерновом надувательстве кое-кто умудрялся наложить в штаны со страху. Вон как те, что выгрузились из фуникулера до них. Белые как бумага и трясутся — видно, не сообразили, что в пещерах погодка не для загара. Бородатый мужик выговаривает гиду, оба шушукаются и всех задерживают. Небось, что-нибудь вроде: "вы были обязаны предупредить клиентов, что под землей темно и холодно".
Они высадились на платформе и ждали, пока все соберутся идти дальше. Дэвид презрительно усмехнулся. Точь-в-точь метро у них дома: и просторно, и светло. Тут он заметил боковой ход из туннеля, загороженный помятой проволочной сеткой. Вот это уже по-настоящему интересно! В такое место он бы обязательно забрался с Уолли и его приятелями. Всего-то и дел — перешагнуть сетку, пока никто не видит, и перед ним откроется неизведанный мир. Когда хватятся, будет уже поздно. Ударятся в панику — ну и что? Любой нормальный человек может сам выбраться наверх по шахте фуникулера, и никто ему не помешает. Классная идея. Дэвид сосредоточенно выжидал подходящий случай. Может, и удастся самому устроить себе развлечение, которое у него отняли.
Пока звучала магнитофонная запись, он слонялся в стороне, пиная обломки сланца, а один большой камень так отфутболил в темноту, что тот гулко ударился в стену пещеры. Все аж подскочили, мать неодобрительно оглянулась. Дэвид только ухмылялся: он стоял в тени и вряд ли его заметили.
По пути в следующую пещеру он уже все обдумал и решил. Замедлив шаг, он отстал от процессии: его привлек еще один широкий лаз в штольню. Здесь тоже была сетка, такая искореженная и перекрученная, как будто туда уже кто-то продирался, и не раз. Никто его не видел. Дэвид перемахнул через загородку и очутился в мире, где не существовало ни фонарей, ни настырного гида, а главное, родителей с их вечным ворчанием и придирками.
Он постоял, прислонившись к грубо вытесанной стене и прислушиваясь. Голоса замирали, удалялись; почудилось, что он слышит мать, но видно, ошибся: ее резкий гнусавый голос, однажды запечатлевшись в мозгу, застревал там навсегда.
Вдруг он опомнился — надо же было взять фонарь! Но тут же обрадовался: фонарь был в заднем кармане джинсов — маленький, в виде шариковой ручки с зажимом. Не ахти снаряжение для такого дела, какое он задумал, но хотя бы видно, куда идти.
Он взглянул в последний раз на тусклое оранжевое сияние, сочившееся с основной туристской трассы, и зашагал в противоположную сторону, в глубь горы, давясь смехом: вот здорово, забава что надо!
Дэвид шел медленно, кровля нависала все ниже, так что приходилось нагибаться. Иногда сланцевые выступы царапали шлем; местами сталактиты и сталагмиты были так остры, что могли поранить. Потом свод ушел вверх, идти стало совсем удобно.
Через некоторое время он вышел на развилку, просторный ход поворачивал направо, более узкий — налево. Он посмотрел на часы, чтобы определить, далеко ли ушел. Стоят, черт возьми! Он потряс их, постучал о ладонь, снова поднес к уху — тишина. Что за хреновина, эта штука еще ни разу его не подводила, а тут как назло! Ну, неважно: скорей всего, шел он не дольше получаса, значит, одолел примерно четверть мили, а то и меньше, так как шагал медленно. Надо пройти еще немного, скажем, полчаса. Запомнить все повороты — и вернуться, все просто, как два пальца обмочить.
Фонарик стал тускнеть, он бросал желтый кружок света всего на два-три шага вперед. Одна морока с этими вшивыми игрушками для педиков! Становилось все холодней, как положено в таких местах. С кровли непрерывно капала вода, Дэвид дергался всякий раз, когда на него шлепалась ледяная капля. Он вспомнил китайскую пытку водой: не знаешь, когда упадет тебе на темя следующая капля, и все время ждешь. Не стоит об этом думать, а то можно совсем раскиснуть.
Проход расширялся, наконец Дэвид вошел в пещеру. Ее размеры трудно было определить, но луч фонарика не проникал в темноту до конца. Дэвид закашлялся. Глухое эхо, казалось, нарастало, пока не замерло вдалеке. Он обрадовался, что пещера, должно быть, большая. Услышав скользящий шорох, быстро обернулся и направил фонарик на звук. Его кашель сдвинул осыпь сланцевой крошки, не больше пригоршни. Дэвид нервно облизал губы. Обвал мог быть гораздо больше — жуть! Наверно, это место загородили не потому, что оно не интересно для туристов, а потому что тут опасно.
Он сделал еще пару шагов, светя себе под ноги. Внезапно серо-голубой блеск влажного сланца сменился густой чернотой. Снизу потянуло противной затхлостью стоячей воды, как будто он стоял на берегу мертвой, отравленной реки. И тут Дэвид понял, что стоит на краю пропасти!
Он поспешно отодвинулся на несколько шагов, нагнулся за обломком сланца и бросил его во тьму. Тишина. Раз… два… три… — лишь на счете "шесть" глухой всплеск медленно всплыл, подхваченный эхом, и растаял в пустоте. А слева снова прошуршала осыпь, больше прежней.
Наспех сделанный в уме подсчет ошеломил. Камень величиной примерно с теннисный мячик падал со скоростью десять футов в секунду. Высота шестиэтажного дома! Боже милостивый, а еще вода внизу! Живот свело. Дэвид хорошо плавал, в школе он был первым на пятидесятиметровке, но при мысли о том, что ждало его внизу, внутренности стало выворачивать. Кромешный мрак, угольно-черная ледяная вода, он медленно погружается в бездонную глубину, теряя надежду когда-нибудь вынырнуть. Потом всплывает, жадно заглатывая холодный воздух, стоя удерживается в воде и плывет в сторону. И натыкается на гладкую отвесную стену: не зацепиться ни рукой, ни ногой. Будет плавать по кругу, отчаянно царапая мокрый, скользкий камень, срывая ногти, чувствуя, как немеет тело от холода… вот уже первая судорога простреливает болью. И поймет неизбежное: он останется здесь навсегда. Долгие месяцы труп будет болтаться в этом озере, подобном мифическому Стиксу, и медленно гнить. Скелет останется как прекрасный образчик жителя двадцатого века, когда его найдут через тысячи лет.
Теперь Дэвиду сделалось по-настоящему страшно, он решил возвращаться — пройти обратно до главного туннеля, присоединиться к экскурсии и выбраться на белый свет. Он прикинул, что пробыл здесь не больше часа.
Фонарик уже горел не ярче, чем те свечи, с которыми работали шахтеры в старину. Дэвид светил себе под ноги, а поднятой рукой страховался от внезапного удара о потолок. Век будет помнить адскую пропасть, куда запросто мог загреметь! Но здесь уже нет провалов, все остались позади. Держась прямо по курсу, он выйдет в нужное место.
Мелькнула тревожная мысль. Он до сих пор не дошел до развилки, хотя она должна быть где-то поблизости. Или миновал ее, не заметив второго коридора, и теперь шел по большому рукаву? Тогда это не страшно.
Он опустился на четвереньки, вспомнив о резком снижении кровли в полусотне шагов от загороженного входа. Но кровля оставалась вверху — выше, чем мог достать слабеющий луч фонарика, стены были далеко, выработка казалось, становится все просторней. И всюду мерно падали капли, пугая и дразня.
И наступил безумный миг, когда сбылись худшие страхи. Спасительный свет стал уже таким слабым, что приходилось пробираться ползком, держа фонарик на фут от неровного пола. В нескольких дюймах от Дэвида серо-голубой цвет сменился чернотой. Он чуть не полетел вниз головой с обрыва!
Сдавленный вздох вырвался из пересохшего горла, от испуга Дэвид не смог даже выругаться. Скорчившись, он пополз обратно; первой мыслью было, что он каким-то образом снова очутился в большой пещере — может быть, свернул не в тот коридор и сделал круг. Нет, не может быть: сейчас он вообще не в пещере — этот проход сразу обрывался в ужасную пропасть.