Восковой горняк в большой пещере переменил позу: корчась от натуги, он пытался выполнить непосильную задачу — сдвинуть с места перегруженную вагонетку. Именно черты его лица заставили Саймона отпрянуть в страхе. В них читалось отчаяние и ужас, восковые губы беззвучно взывали: беги, пока и тебя не принудили к труду под бременем вечного проклятья!
И Саймон бежал. С трудом заставив двигаться непослушные ноги, он устремился к ближайшему выходу, не зная и не желая знать, куда тот ведет — лишь бы подальше от адской ямы. Ударился головой о низкий выступ скалы и упал на неровный пол. Гул в ушах превратился в пронзительный вой, хор нечленораздельных воплей, смысл которых, однако, был ясен: Помоги нам!
Он поднялся и заковылял дальше, вытянув руки вперед, нащупывая путь в ледяном мраке. И наткнулся на что-то движущееся. Вскрикнул, отпрянул, опять ударился головой. О Боже, избави меня…
Ты не веруешь в Бога!
Он лежал, с неожиданным облегчением прислушиваясь к суетливой возне вокруг. Крысы. Это место кишело ими. О, прекрасные крысы — осязаемые, обычные живые существа! Но крысы тоже спасались бегством. Они бежали от безликого ужаса.
Хор стенаний зазвучал сильнее — высокие голоса, женские или детские — не разобрать. Так близко…
Потом тьма сомкнулась, исчез даже манящий путеводный огонек. Он прислонился спиной к твердой стене, собрался с духом… осознал растущую в нем силу. Я верую в Господа! Молись! Это было непросто, словно чье-то незримое присутствие сковывало работу растерянного разума, смешивало слова, стремясь превратить их в хаос бессмысленных звуков. Он боролся упорно, отчаянно.
"Избави меня… от врагов, о Боже, защити… от осаждающих меня. Отче наш, иже еси на небесах… Да святится имя Твое…"
Теперь крики отдалились, холод отступил. И где-то рядом шевелилась, нетерпеливо скреблась крыса.
"Да будет воля Твоя… яко на небеси, так и на земли".
— Ты не веруешь в Бога! — злобно выкрикнул внутренний голос, непреклонный в своем стремлении быть услышанным. Порыв ледяного ветра, пронизывающая сырость — Саймон сжался. Минутное колебание… Он закричал, чьи-то руки хватали его, трясли.
"Верую во Всевышнего!.."
— Саймон!
Тьма пропала, ее сменил ослепительный свет, больно ударивший в глаза. Вместо подземного коридора его окружали гладко окрашенные стены. Было жарко; весь в поту, он отбросил влажное одеяло и сжавшись, исподлобья взглянул на Андреа.
— Саймон, тебе снился страшный сон. Вставай, я пойду приготовлю чай.
Он кивнул, не в силах вымолвить ни слова, приподнялся на локтях и сел в постели. Нагота Андреа была способна заставить мужчину забыть о чем угодно. Кроме…
— А все потому, что мы пошли в эти пещеры, — она снова винила себя и пыталась ободряюще улыбнуться, несмотря на душевную боль. — Лучше бы мне не настаивать…
— При чем тут ты, — Саймон почувствовал, как сильно он дрожит. — Время от времени всем снятся страшные сны.
Но он слишком хорошо знал, что это не был сон. Оправдались худшие страхи, произошло то, чего больше всего боится каждый экзорцист: он подвергся прямой психической атаке. Они пошли в наступление, ужасные видения были лишь началом. Будут новые кошмары. Это делается постепенно, страшно даже подумать, что будет дальше. Хуже того, ведь в любую минуту могут напасть и на Андреа, и тогда они оба погибли.
На следующее утро Саймон почувствовал депрессию, едва проснулся. Он ждал этого, зная, что ему предстоит непрерывная борьба.
Странным образом его мысли были далеки от шахт Кумгильи и того, что таилось в их недрах. Вместо этого он обнаружил, что думает о Джули и о детях. Рэнкин с ужасом осознал, что им тоже может грозить опасность. А он слишком слаб, чтобы помочь кому бы то ни было.
Ты не веруешь в Бога! Ты потерял веру.
Господи, клянусь, это ложь! Он посмотрел на Андреа. Та мирно спала. Слава Богу! Ее сходство с Джули было необычайным, даже пугающим. Джули сперва казалась такой же надежной, такой же любящей, а потом… нет, Андреа не переменится к нему, о Боже, нет — ни через десять лет, ни через двадцать, ни через пятьдесят.
Откуда ты знаешь? Как можешь быть уверен? Не можешь: ты впал в соблазн и живешь во грехе.
Мучили угрызения совести. Разве одна Джули виновата в том, что случилось? Наверное, его собственная одержимость, давившее на него бремя сыграли свою роль. Сможет ли он быть другим с Андреа?
Вернувшись мыслями к психической атаке, Рэнкин старался убедить себя, что просто видел страшный сон. Но безуспешно. Они настроились на его волну так же уверенно, как сам он настроился на их волну. Так просто они его не отпустят. Даже уехав, он не решит проблему. Господи, дай мне силы одолеть этого злого духа!
Он старался понять, отчего потерпел поражение в Дауэр Мэншен. Ты не веруешь в Бога!.. Верую, но возможно, вера моя недостаточно крепка. Этот демон самый сильный из всех, каких я встречал. Перед лицом такого врага нет оружия, нежели неколебимая вера… Саймон молился с закрытыми глазами. Через несколько минут он почувствовал, что Андреа ворочается.
— С тобой все в порядке? — заботливо спросил он.
— Со мной — да, — она ласково улыбнулась. — А с тобой?
— Сейчас — вполне, — его ответная улыбка погасла.
— Но, думаю, сегодня нам надо поговорить откровенно, прежде чем приниматься за дела. И не пытайся меня уверять, что прошлой ночью мне снился страшный сон.
— Ты говоришь загадками.
— Ну, конечно, нечего было и думать, что ты сразу все поймешь. Психическая атака — это когда некая невидимая, но могущественная злая сила вторгается в нервную систему человека, начиная с подсознания, которое, очевидно, слабей и беззащитней, чем сознание. На ранней стадии это ночные кошмары. Меня отправили снова в эти жуткие пещеры, продемонстрировали передо мной свою силу и мою слабость. Дальше наступает депрессия. Сейчас мое состояние — нечто похожее на тяжелое похмелье. Оно может пройти — или усилиться. С твоей помощью я избавлюсь от него через час-другой… на этот раз. Потом опять кошмары, да такие, что боишься заснуть, слабеешь и все больше изнемогаешь. В конце концов человек либо наложит на себя руки, либо проведет остаток дней в сумасшедшем доме. И это будет означать их победу.
— Нам лучше уехать сегодня же, — она села на постели. — Я начну собирать вещи…
— Нет, — он придержал ее за руку, — это ничего не дает. Бегством нам от них не спастись.
— Но если они там, в пещерах…
— Куда бы я ни уехал, они не дадут мне уйти. Если бы мне укрепить свои силы… с Божьей помощью. Единственный выход — борьба. Бороться с ними и победить. И освободить тех, кого они насильно там держат.
— Нет, Саймон. Я не пущу тебя, ты не очень-то здоров.
— Значит, надо поправиться. Без твоей и Божьей помощи это мне не удастся. Послушай, Андреа, больше всего меня тревожит то, что они могут заняться тобой. Раньше случалось, что будучи не в силах одолеть свою жертву, они сосредоточивались на ком-то из ее близких, у кого не было ни знаний, ни сил для борьбы. Внезапная трагедия подорвет силы жертвы, и она сдастся. Вот почему мой долг оберегать тебя ежечасно, денно и нощно. Они и Джули могут использовать… хотя вряд ли она подойдет для их целей теперь, когда мы с тобой так любим друг друга. Остаются Эдриен и Фелисити… — его глаза наполнились слезами.
— Может быть, ты зря так беспокоишься, — Андреа вздрогнула и побледнела.
— Может быть… Ясно одно: за меня они взялись всерьез.
— Что же ты думаешь делать? — Андреа больше не сомневалась в его правоте.
— Я должен вернуться в эти проклятые сланцевые шахты и побороть демона с помощью моей веры и оружия, которым пользуются экзорцисты.
— Нет! — у нее вырвался почти крик. — Я не пущу тебя туда, Саймон!
— Пустишь. И когда я пойду, ты должна стать очень сильной, веровать в Господа и молиться за меня.
— Я… могу ли я сделать что-нибудь еще, кроме как сидеть дома, молиться и сходить с ума от тревоги за тебя?
— Сейчас — нет. В любом случае, сначала мне надо попытаться установить природу злой силы, с которой мы столкнулись. Например, в Дауэр Мэншен это был дух человека, много лет просидевшего на цепи в темном сыром подвале. Жажда отмщения обуяла все его существо, и направлялась не только на брата, но на каждого, кто входил в дом. Когда знаешь подобные вещи, это помогает делу. Вот я и попытаюсь расследовать… возможно, гиды знают какую-нибудь легенду, которая нам поможет. Не исключено также, что сила демона ограничена одним коротким маршрутом, где курсирует так называемый шахтерский трамвайчик. Я должен исследовать глубокий спуск.
— Тогда я пойду с тобой. Ведь тебе страшно под землей.
— Нет.
— Страшно, и даже очень! И ты не запретишь мне, точно так же, как двум десяткам других экскурсантов сесть вместе с тобой в подземный фуникулер.
— Ну, что с тобой поделаешь! — Саймон вздохнул, подавляя вспышку раздражения, подобного тому, что часто испытывал в первые месяцы после освобождения от обета. — Ладно, вижу, ты все равно пойдешь, так уж лучше нам отправиться туда вместе. Так мы будем сильней, чем поодиночке.
— Вот и хорошо, — она потянулась за одеждой. — Но сперва — плотный завтрак. Натощак нам не одолеть силы тьмы.
Рэнкин неожиданно почувствовал облегчение, депрессия стала его отпускать. Когда Андреа вышла из комнаты, он закрыл глаза и снова помолился: "Помоги мне, Господи, в этот час, ибо я боюсь. Защити ту, что я люблю, и ту, что любил, и моих детей".
За ночь тяжелые тучи рассеялись, на голубом небе сияло утреннее солнце. Даже шахты Кумгильи выглядели по-иному, когда Саймон с Андреа поднимались по подъездной дороге мимо автомобильной стоянки, уже занятой более чем наполовину. Она казалась не просто островком безопасности в море стихий — трудно было вообще поверить, что здесь скрывается могущественный злой дух. Пока не спустишься в шахты…
Саймон пробился в вестибюль. Андреа держалась за его локоть, словно опасаясь, что их могут в любой момент разъединить. В крытом отсеке было тесно, и снова очередь на глубокий спуск оказалась длиннее. Ждать придется долго, но хорошо хоть день выдался ясный.