Погребенные за мостом — страница 12 из 36

Ведь невозможно представить, чтобы трое взрослых людей всерьез обсуждали такие вещи.

– Его нельзя убить – он уже мертв и потому бессмертен, – пояснил Дарко. – Но монахи лишили его сил и где-то закопали гроб с его телом. Правда, не навсегда, потому что, по предсказанию, он вернется, когда этого никто не будет ждать.

– Милица сказала, это произойдет, когда человечество утратит веру в могущество иных, высших сил.

– Это, кажется, случилось уже давно, – заметил Илья.

– Да, но есть еще знаки, и, по словам Милицы, они стали появляться. То есть раньше она не понимала, что они значат, но теперь осознала.

– Какие знаки? – Илья засунул руки в карманы. Ему хотелось перестать говорить об этом, но он не мог и словно против воли продолжал спрашивать.

– Шесть дней Кровавой луны. – Арсений неуверенно посмотрел на Дарко и Илью. – Я и сам обращал внимание. Луна красного цвета, и ни облачка вокруг.

Да, было такое, подумалось Илье. Но вслух он ничего не сказал.

– Потом начались дожди. Животные стали уходить прочь: они чувствуют приближение Вриколакоса.

– Это проверить невозможно, – вставил Дарко.

– Насчет диких – да. Но Милица утверждала, что домашние собаки и кошки массово уходили из деревни. Цепные псы рвались прочь и выли по ночам… Было такое?

Дарко досадливо махнул рукой, что можно было расценить двояко, и отвернулся, выбив сигарету из пачки.

– Милица сказала, что Вриколакос заворочался в своем гробу и вот-вот восстанет. Он уже призвал помощника, и тот его освободит. Но главное, из-за чего она и прибежала тогда в Бадальску Баню: она поняла, что значили слова «пять десятков невинных душ призовет Вриколакос».

Арсений качнул головой:

– Вы же поняли, да? У нас ведь как раз столько детей сейчас в Бане. Вы не думаете, что мы должны срочно сделать что-то? Например, вывезти всех отсюда?

Глава десятая

Вася проснулась среди ночи и не могла сомкнуть глаз. Дождь пел свою монотонную песнь, скребся в окна, словно ночной пришелец, и на сердце была такая тоска, что хотелось плакать.

Мама звонила вечером, и, хотя Вася всеми силами старалась уверить ее, что все отлично, та не поверила дочери.

– Ты чем-то расстроена, я же чувствую, – сказала она.

Вася, которая никогда не имела от мамы секретов, хотела уже рассказать и про поход к Милице, и про исчезновение Сомова, но передумала. Мама больше чем в трех тысячах километров, помочь все равно ничем не сможет, только будет волноваться. Вся эта история ее напугает – она и Васю начала пугать не на шутку.

Но сказать что-то нужно было, и Вася наврала про очередное видение. Мама не любила разговоров об этом, поэтому постаралась успокоить дочь в своей обычной манере и сменила тему.

Видение, кстати, и вправду было, случилось оно в самый неподходящий момент, в доме Милицы.

«Арсений точно считает, что я ненормальная», – огорченно подумала Вася, стараясь не задаваться вопросом о том, почему для нее так важно его мнение.

Впрочем, в той ситуации все было ненормально, включая саму Милицу.

Она встретила ребят настороженно, а узнав, кто они такие, сначала как будто испугалась, но потом справилась с собой и пустила во двор, не пригласив, впрочем, зайти домой.

– Я уезжаю, автобус завтра рано утром, – перевел ее слова Арсений. – Многие уезжают, и вам стоит.

– Вы больше не вернетесь? – спросила Катя, и Милица поняла ее слова. Взгляд пожилой женщины стал печальным.

– Всю жизнь тут прожила. В школе работала учительницей. А теперь вот бегу, как крыса с тонущего корабля. Надеюсь, что вернусь. Мы все надеемся. А уж как выйдет – кто знает.

Дальше она стала рассказывать о том, почему всем надо спасаться, и ребята слушали, раскрыв рты. Как только речь зашла про монастырь, раскопки, ящик с документами, монахов, Вася почувствовала, что начинает нервничать все сильнее, у нее даже руки затряслись. Когда Милица упомянула имена монахов – Лука и Владимир, Катя резко обернулась к подруге, а Вася так и застыла на месте, даже головы не могла повернуть от страха.

Вриколакос – диковинное слово, никогда прежде никто из них о таком существе не слыхивал.

– Это порождение Сатаны, – шепотом, словно ее могли услышать, говорила Милица. – Нет у него ни сердца, ни души, ни чувств. Он пришел в этот мир, скрежеща зубами от злости, и способен рождать себе подобных, множить свою армию каждую ночь.

– Вампир? – выдохнул Дима.

Милица не удостоила его ответом.

– Вриколакос насылает на людей мор. Он является во снах и вызывает у спящего такой ужас, что человек может умереть во сне от страха или лишиться разума. Те, кого он обратит, выходят из могил и блуждают ночами по округе. Они становятся нежитью, как и Вриколакос, стучат в двери и окна, выкрикивая имена хозяев, и тот, кто хотя бы ответит, не говоря уж о том, чтобы открыть, обречен стать одним из них.

Милица говорила о приметах, которые предшествуют пришествию Вриколакоса. Вася слушала, и голова у нее кружилась все сильнее. Иногда это было предвестником «воронки», и девушка изо всех сил старалась сосредоточиться, чтобы не «провалиться». А потом Милица внезапно взяла ее за руку, и Вася поняла, что все бесполезно.

Реальность таяла, ускользала от нее. Уши заложило, а глаза теперь видели не ребят, не Милицу и ее опрятный чистенький двор с кустами роз, а нечто совсем иное…


Огонь бился, прыгал в печи, весело пробуя на зуб одно полено за другим. Десанка с вечера натаскала в дом много дров, которые предстояло скормить огню за ночь. Должно хватить, беспокоиться не о чем.

Старики говорили, зима будет холодная, лютая, в горах уже выпало много снега, а ведь еще только начало декабря. Слава богу, дров заготовили достаточно.

Десанка думала о дровах, о зиме, о чем угодно – лишь бы не дать мыслям свернуть в опасном направлении. Стоит только промелькнуть страшным воспоминаниям, и их не остановить.

Все уже поужинали. Десанка и ее девятилетняя дочь Ана убрали со стола, скоро пора будет ложиться спать, но пока каждый занимался своим делом. Женская половина семьи, включая свекровь Десанки, штопала одежду. Муж и свекор чинили рыболовные снасти, а малыш Петар возился с деревянной лошадкой, которую выстрогал для него отец.

В холодное время все ночевали в одной большой комнате, которая служила и столовой, и гостиной. Ту часть дома, где жили Десанка с мужем и детьми, даже не отапливали: ни к чему тратить дрова. Почти все в деревне так делали: переживали зиму, сбившись в кучу, как стая воробьев, благо что зима в этих краях была недолгой – уже в марте цвели сады, и до самого ноября стояла благодатная погода.

Всегда, но не в этом году, пришло Десанке на ум. Сейчас все было иначе. Погода испортилась уже в октябре, и луна, которую старики звали Кровавой, взошла над горами, окрашивая все кругом тревожным алым цветом.

Птицы в горах кричали стонущими голосами, словно предчувствуя беду. Даже куры в курятниках до крови бились о прутья заборов, стараясь выбраться – с такой силой, что сворачивали шеи. Поутру хозяйки заходили туда, чтобы покормить и выпустить птиц погулять, и чуть не падали в обморок: всюду валялись окровавленные перья и тушки несчастных несушек.

Псы выли ночами так, что невозможно было заснуть, и люди говорили, что это – приметы приближения мора. А потом все собаки, которые не были на привязи, пропали из деревни, словно спасались, бежали от чего-то…

По деревне ползли слухи, один другого страшнее. Люди боялись темноты и того, что может обитать в ней, запирались ночами в своих домах, не рискуя высовывать нос на улицу после захода солнца.

Слово «Вриколакос» впервые прозвучало из уст заезжего монаха из соседнего монастыря, но никто тогда еще не знал толком, что оно означает. Монах посоветовал местному священнику провести особую службу, и тот последовал совету, только это не помогло.

В конце ноября дела стали совсем плохи. Темнело теперь рано, холодное бледное солнце спешило укатиться за горизонт, и уже к четырем часам пополудни по стенам домов ползли серые тени, а к пяти тьма становилась непроглядной.

В одну из ночей пропал кузнец, который одиноко жил на краю деревни. Потом исчезла семья мельника – вся, включая его старуху-мать, которая в последние годы не вставала с постели, и младенца, что лежал в колыбели.

Но хуже всего было даже не то, что эти люди пропадали.

А то, что они возвращались.

Нужно было попросить помощи у властей из города, но начались дожди, и дорогу размыло, так что в город никто поехать не смог. А потом внезапно похолодало, дорога стала скользкой и опасной: спускаясь с горы, можно было потерять повозку, погубить коня и убиться самому. Ну а после начались снегопады, дорогу завалило, и деревню вовсе отрезало от всего православного мира.

Уезжать из родных мест никто не думал, но, если бы и решился кто-то, это было бы равносильно самоубийству. За день до города не добраться, а про то, чтобы заночевать в горах или в лесу, нечего было и думать. В доме хотя бы есть стены и двери для защиты, а там, под открытым небом?..

Деревенский староста призывал жителей не терять головы и истово молиться Господу. Священник собрал всех в церкви и провел службу. Прихожане склоняли головы, послушно шевелили губами, пытаясь верить, что Бог защитит их в трудный час, в лихую годину.

Произносить в храме Господнем поганое имя Вриколакоса никто не отваживался, но все же священник сказал, что на деревню пало сатанинское проклятие. Начался мор, говорил он, и прихожанам, которые хотят сохранить жизнь и бессмертную душу, уберечь себя и родных, ни в коем случае, ни под каким предлогом нельзя показываться на улице от заката и до рассвета. Нельзя смотреть по ночам в окна, нельзя слушать ничьи голоса и снимать нательный крест даже на мгновение.

Все старались поступать так, как велел святой отец, а муж Десанки даже окропил святой водой окна и двери, но люди все равно продолжали исчезать. В середине декабря уже почти половина домов стояли пустыми, а в одну из ночей исчез священник, что жил в домике возле церкви, да вдобавок на следующую ночь церковь сгорела.