Тот пожал плечами и не стал перечить, подчинился, хотя не был согласен.
Съестного у них оставалось немного, но в доме нашелся черствый хлеб и кусочек сала.
– Переночуем, а завтра в путь. Вернемся в город, – сказал Радослав. Все трое сидели за столом, поглощая скромные припасы. Аппетита ни у кого не было, но Радослав велел подкрепиться: силы им понадобятся. – Нечего больше в горах делать. Расскажем, что видели, пусть в Городском совете решают, как быть.
– А что они могут решить? – спросил Вукашин.
Радослав отправил в рот кусок хлеба.
– Соберут отряд побольше, чтобы прочесать соседние…
В этот момент послышался какой-то шум. Все замерли.
– Вы слышали? – прошептал Небойша. – Что это было?
– Кажется, смеялся кто-то, – проговорил Вукашин, понимая нелепость своих слов. Но это и в самом деле был смех – чистый, звонкий, прозрачный, как вода в роднике.
– Ребенок смеялся вроде бы, – подтвердил Радослав.
Они прислушались, но все было тихо.
«Показалось», – хотел было сказать Вукашин, но не успел вымолвить ни слова, как смех повторился, только уже громче и явственнее. А вслед за этим женский голос произнес совсем рядом:
– Петар, сынок, ты что-то совсем расшалился! Наши гости могут подумать, что ты дурно воспитан и смеешься над ними!
Слова были строгие, но в голосе звучало веселье.
Послышались шаги, а потом раздался стук в дверь.
– Что же вы заперлись? Ах, как же скверно! Ну-ка отоприте: дом-то ведь наш, а вы нас впустить не хотите!
Глава третья
Вукашина словно парализовало. Он не мог ни пошевелиться, ни вымолвить слово, даже дышать не получалось. Ужас сковал его железным панцирем, он прирос к стулу. Так и сидел, вытаращив глаза, глядя на товарищей, которые были ошарашены не меньше него.
Женщина за дверью дергала ручку, стучала. Ребенок заливался безумным хохотом.
Небойша вцепился в столешницу с такой силой, что костяшки пальцев побелели.
– Я говорил: они следили за мной! Здесь все время кто-то был, – почти беззвучно, одними губами прошептал он.
Лицо Радослава прояснилось, будто он понял нечто очень важное.
– Конечно, были! И сейчас есть! – Он встал из-за стола. – Нужно открыть!
– Стой! – Небойша тоже вскочил и схватил друга за руку. – Не надо этого делать. Что-то тут не ладно!
– Открывайте же! Тут холод собачий. Мы с сыном хотим поесть и согреться у очага, – пропел женский голос.
– Собачий, – тихим эхом отозвался Вукашин, вновь обретя способность говорить. – В деревне не было ни собак, ни людей! Мы сами видели. Значит, эти… – он подбородком указал на дверь, – прятались где-то, а теперь вот пришли!
– Когда стемнело, – поддержал его Небойша. – Ночью. Разве добрые люди будут шастать в такое время? Сам подумай, почему они прятались, когда было светло?
– Перестаньте вы оба! – Радослав стряхнул руку Небойши и сделал шаг к двери.
– Открывай, открывай скорее, что ты мешкаешь! – В голосе женщины слышалось нетерпение и… кажется, предвкушение?
– Уже иду!
– Не говори с ней! – выкрикнул Небойша, подскочив к Радославу, чтобы его остановить. – Неужели не понимаешь!
– Да что с вами такое? Там женщина и ребенок! – Он посмотрел на Вукашина: – Это твоя тетка, Десанка! И Петар, верно?
Вукашин стоял, прижав ладони ко рту. Голоса, которые он слышал, были ему знакомы, но он был уверен, что это не Десанка говорила сейчас с Радославом. Интонации были другие – дерзкие, шальные и вместе с тем настойчивые. Десанка никогда так не разговаривала.
«Но люди могут меняться! Это ведь она, ты узнал голос!»
– Они или нет? – Радослав и Небойша стояли и смотрели на него.
– Голос похож, – сказал Вукашин, и Десанка немедленно отреагировала:
– Конечно же, это я, дурачок! Отвори дверь, Петар хочет поиграть с тобой, и Ана – она тоже тут, возле меня. Я приготовлю жареного мяса или сделаю погачицу – все, что захочешь. Нам будет так хорошо вместе, так славно!
Она говорила, голос ее звучал так сладко и призывно, что у Вукашина закружилась голова. Все его существо наполнилось доселе не испытанной радостью, и он понял, что ничего так сильно не жаждал в своей жизни, как подойти к двери и распахнуть ее, впустить прекрасную женщину, позволить ей обнять себя, приголубить. Это успокоит страхи, развеет сомнения, подарит покой – надо лишь разрешить Десанке войти.
Пощечина была настолько сильна, что голова мотнулась назад, а на глазах выступили слезы. Небойша ударил его, и Вукашин хотел возмутиться: за что?
– Ты совсем поплыл, дечко! – быстро проговорил Небойша и, оставив его, рванулся к Радославу, который уже отодвигал засов на двери.
Вукашин задохнулся от ужаса. Что за тварь стоит там, на пороге, прикинувшись Десанкой? Она непостижимым образом сумела пролезть к нему в голову, заставила повиноваться, поселила в его мозгу чужие мысли и вынудила думать о том, о чем ему не хотелось. Вукашин ведь чуть было не открыл ей, едва не впустил в дом!
А вот Радослав поддался ее чарам. Секунда – и он отворит дверь! Небойша изо всех сил пытался помешать ему, но разве он мог справиться с таким великаном? Вукашин хотел броситься ему на помощь, думая, что нужно было сделать это раньше, но момент был упущен.
Радослав легко, словно детскую игрушку, отшвырнул от себя Небойшу, и тот полетел на пол. Миг – и засов отъехал в сторону. Другой – и Радослав вышел на крыльцо.
После Вукашин думал, что это и спасло им с Небойшей жизнь. Если бы Радослав впустил ночных посетителей, все было бы кончено сразу же. Но он вышел сам.
– Десанка, почему… – услышал Вукашин.
А потом Радослав стал кричать. Вопль – визгливый, почти женский, пронзил тишину зимней ночи – и она немедленно отозвалась. Десятки, а может, сотни голосов откликнулись из мрака: захохотали, заверещали, заухали. И ничего человеческого в них не было.
Послышался и еще один звук – отчетливый и жуткий. Не то чавканье, не то хлюпанье – только потом Вукашин сообразил, на что он был похож. Позднее юноша и сам не мог понять, как он отважился на то, что сделал дальше: подскочил к двери, захлопнул ее и задвинул засов. Радослав уже перестал кричать, но все прочие ночные звуки не умолкали. Они вгрызались в уши, подобно злым псам, сводя с ума и парализуя волю.
– Молодец, – прохрипел Небойша. Поднимаясь с пола, он покачивался. Видно, Радослав сильно приложил его.
Вукашина трясло. Он подошел к печи и обнял себя за плечи, пытаясь успокоиться.
– Ты видел? – спросил Небойша, тоже подходя ближе.
– Нет, я только… слышал.
– Глаза у них были красные. Горели, как угли, когда они набросились на него. Женщина и ребенок.
– Кто они? – выдавил Вукашин. – Что за демоны убили Радослава?
Небойша схватил со стола кружку с водой и сделал несколько жадных глотков.
– Не знаю, только остались ты и я.
За стенами дома был ад. Вукашин слышал, как неведомые монстры бродят совсем рядом, касаясь стен костлявыми пальцами, стучат в двери, заглядывают в окна. Похоже, они не могли пробраться внутрь, поэтому завывали и требовали впустить их.
– Они не войдут. Нам нужно пережить эту ночь, а потом они уберутся и мы спасемся, – громко проговорил Небойша, желая успокоить своего молодого товарища, а заодно и себя.
Вукашин хотел ответить что-то, но тут услышал кашель, натужный, старческий – где-то совсем рядом, в двух шагах.
– Что за… – начал было Небойша и тут увидел то, чего никто из них не заметил раньше. Один из лежащих на полу ковриков съехал в сторону, и под ним обнаружилась дверь. – Подвал! Как мы раньше не увидели?
– Там кто-то есть! – воскликнул Вукашин и кинулся к дверце.
– Погоди! – Небойша взял его за плечо. – Вдруг это один из них?
– Не похоже. Он не зовет нас, не просит впустить. Я думаю, он там прячется, как и мы.
– Все равно надо проверить. – Небойша вытащил из-за пояса нож. – Посветишь мне.
Вукашин схватил стоящую на столе самодельную свечу.
– Готов?
– Да.
Небойша откинул дверь подвала, и волна отвратительного запаха едва не сбила обоих с ног. Пахло сыростью, мочой, чем-то гнилым. С трудом сдержав рвотный порыв, Вукашин посветил внутрь.
На дне подвала сидел человек, вернее, старик: голова была совсем седая. Увидев стоящих над его головой людей, он поднес руку к глазам и закашлялся.
– Кто ты такой? – крикнул Небойша.
Старик все так же заходился кашлем.
– Кажется, я знаю его, – ломким голосом проговорил Вукашин.
«Тебе не кажется, ты точно знаешь, так ведь? Но это не правда, не может быть правдой!»
Вскоре Вукашину и Небойше удалось вытащить старика из подвала, и теперь он сидел рядом с ними, на том самом месте, где еще недавно располагался Радослав. Только никакой это был не старик, несмотря на седины, морщины и трясущиеся руки.
– Боян, скажи нам, что тут произошло? Кто эти существа – там, на улице?
Но тот не видел их, не слышал, не понимал, что происходит. Он обхватил себя за голову и раскачивался – взад-вперед, глядя перед собой невидящим взглядом и время от времени кашляя.
– Боян, ты, верно, голоден? Поешь с нами!
– Кажется, он повредился умом, – вполголоса проговорил Небойша. – Сколько он уже сидит в том подвале? Две седмицы? Три?
Улица снаружи, такая тихая днем, сейчас была наполнена звуками. Твари, что бродили там, время от времени заходились безумным хохотом, похожим на собачий лай, завывали и стенали на разные голоса. Десанки слышно не было, она больше не требовала впустить ее и детей, но ясно, что призывы эти могут возобновиться. Вукашин старался не обращать внимания на то, что творится во дворе, но удавалось плохо. А хуже всего было то, что чудовища скреблись в окна, и он боялся, что они могут открыть ставни.
– Все же надо было заколотить окна, – сказал он.
– Теперь уж что говорить, – вздохнул Небойша. – Инструментов нет. Но до сих пор они не пробрались сюда, так, может…
Боян забормотал что-то. Вукашин подался вперед, стараясь разобрать его слова.