– Садись, – Отрада открыла дверь мерседеса с пассажирской стороны, помогая Ульке усесться.
– Хорошая машина, мечта, – Никольская прошлась ладонью по гладкой панели, рассматривая сенсоры, – если вернусь в балет, обязательно куплю себе что-то подобное.
– Значит, вернешься. Главное – цель.
– Все так говорят, но как итог приходится пахать.
Алёна промолчала, она знала историю Ульяны, но пока еще не совсем поняла, как лучше реагировать. Все же некоторые вещи были слишком болезненными для такой на первый взгляд веселой девочки.
Вскоре городские улицы сменились лесистой территорией, где вокруг не было ни души.
– Приехали, – Алёна вышла из машины первой, придерживая Улькины костыли. – Как ты вообще сама справлялась в такси?
– Не спрашивай даже, – девушка улыбнулась, – слетала, блин, к братику.
Следующие несколько часов они провели в гостиной. Болтали ни о чем. Как поняла Ульяна, Алёну приставили к ней в качестве компании и помощи. Не позавидуешь человеку и ее работенке.
– …в общем, из Таты гимнастки не получится, – Ульяна рассмеялась, и Алёна поддержала ее веселье.
– Да, Наташа любит эпатировать.
– Таткины кости перемываете, – Азарин, зашедший в гостиную, усмехнулся и направился в сторону Отрады, его ладонь легла на ее талию, но девушка увернулась.
– Мы в ссоре, точно, я забыл. Это не включили в мой сегодняшний план на день. Хотя могла бы об этом позаботиться, попросить мою ассистентку сделать заметку.
Алёна же никак не отреагировала на слова Азарина, вместо этого она улыбнулась гостье.
– Ульяна, может, чай?
– Да тут самое то чего покрепче, – вновь вмешался Сергей, и Улька расхохоталась.
– Так вы вместе, – Улька с интересом взглянула на парочку. Никогда бы не подумала, что их может связывать что-то кроме работы. Не то чтобы они не смотрелись вместе, просто она не чувствовала в Алёне того огня и азарта, который исходил от Азарина. Впрочем, противоположности притягиваются. Правильная и рациональная Алёна – возможно, самое то для миллионера с замашками бога и характером капризного ребенка.
– Сегодня, видимо, нет, – мужчина пожал плечами и снял пиджак, – ну рассказывай, путешественница, где была, что видела? С Лениным фоткалась? Алёна, ты, кстати, в курсе, что это за ее брата твоя подружка замуж собирается?
– Замуж? – Улька округлила глаза.
– Ты не знала?
– Ну, теперь знаю. И что за подружка?
– Нормальная она, Сережа, – все-таки вмешалась Алёна, – может быть, немного взбалмошная, но…
– Да-да, – Азарин многозначительно посмотрел на Ульку, – все, считай, брата ты потеряла.
– Да ну вас, – Никольская цокнула языком, – надо будет ему позвонить. Если он женится, наша мама сойдет с ума. Прям сразу.
– Ульяна, не слушай ты его. У Сергея Алексеевича сегодня настроение такое: всех достать.
– Я бы попросил…
– Ты, кстати, помнишь, что встреча в эту субботу? Ладно, позвоню твоей Жанночке, пусть внесет в график.
– Тебе совершенно не дает покоя Жанна.
– И с чего бы вдруг?! – Алёна сложила руки на груди, облокачиваясь на спинку кресла.
– Вот и я думаю, с чего?!
– Прекращай ломать комедию. Ульяна, прости нас, – Отрада поднялась на ноги.
– Да все нормально. Слушайте, может, вы мне спальню выделите? Я бы уже завалилась полежать. Устала.
– Конечно, я тебе сама сейчас все покажу.
Утром Улька просыпается самой последней, когда в доме нет никого кроме прислуги. Она осторожно спускается вниз по ступенькам и шагает в кухню, где сталкивается с высокой темноволосой женщиной в униформе.
– Доброе утро, Ульяна. Завтракать будете?
– Да. Все уже разъехались?
– Еще в семь утра.
– Понятно, – Никольская зевает, прикрывая рот ладошкой. Ей всегда плохо спится на новом месте, она больше месяца привыкала спать в больничной постели, хотя вот в доме Громова освоилась в первую же ночь. Волшебство.
– Вы, как позавтракаете, скажите, я попрошу водителя отвезти вас в аэропорт, билет на двенадцать купили.
– Спасибо, – Ульяна откусывает кусочек пирога, чувствуя, как рот обволакивает невероятный сливочный вкус. – Это божественно. Я вот совсем не умею печь, – облизывает пальцы, перепачканные в креме.
– Это дело сноровки. Кушайте, а то наша Алёна подсела на спорт и теперь ни в какую мои десерты не ест.
– Ну и зря, – Улька делает еще укус, а лежащий на столе телефон оживает. – Ой, Степочка, – улыбается и отвечает на звонок: – Привет.
– Привет. Вылет у тебя в двенадцать, в Питере тебя встретит моя мама, я не успею.
– Ладно, – улыбка на девичьих губах гаснет, – работа?
– Работа. Ульян…
– Я понимаю, Степ. До встречи.
Улька сбрасывает вызов и убирает телефон в карман худи.
В аэропорту Улька чувствует некую подавленность. Ей так тяжело свыкнуться со всем происходящим. Ведь здесь у всех есть свое дело, занятие, а ей приходится просиживать дома, да еще и приносить неудобства близким. Это мучает. На стойке регистрации ее плеча касается чужая ладонь, и девушка, вздрогнув, поворачивает голову.
– Алёна?
– Успела, – Отрада улыбается, – хотела попрощаться, и вот, – протягивает Ульке небольшую коробочку.
– Что это?
– Открой уже дома, ладно? – девушка смотрит на Никольскую пронзительным и таким успокаивающим взглядом, что невольно Ульке становится стыдно за свои слабости и нытье.
– Хорошо. Прилетайте к нам в гости.
– Непременно. Я тогда составлю тебе компанию?
– Спасибо. Так что там за подруга, которая выходит замуж за моего брата?
– Это долгая история… но время у нас есть, – Алёна смотрит на смарт-часы и, выдохнув, начинает рассказ…
***
– Ты соврала мне, – Громов ходит по гостиной из угла в угол. Он зол, его раздражает Улькина безалаберность в некоторых вещах, особенно тех, где не стоит вести себя так легкомысленно, – не предупредила брата, решила сделать сюрприз, при этом убедила меня, что тебя встретят. Ты прекрасно знаешь, что я и так был против. Самостоятельные перелеты в твоем состоянии…
Никольская сидит на диване, смотрит на его маневры и медленно раздражается сама. Слова о состоянии становятся последней каплей. Девушка прищуривается и впивается в Степана взглядом, полным обиды.
– В каком состоянии? Калеки? Хватит вокруг меня бегать, хватит! – она повышает голос и срывается на крик. – Я так от этого устала. От этих взглядов, жалости. Сколько можно?
– Ульян…
– Что «Ульян»? Что, Степа? Как зависать сутками на работе, так тебя мое состояние не беспокоит, а как дать мне право выбора, так оно сразу критично.
– Никто не запрещает тебе выбирать. Что за глупости?
– Правда? А как же «тебе не стоит ехать», «не стоит то, это»? Как?
– Ты передергиваешь.
– Я? Конечно, всегда. Знаешь что, мне надоело, я спать, – озвучив это, девушка опирается на костыли и медленно поднимается по лестнице в спальню.
Ее колотит от собственной злости, а еще до жути хочется выкинуть костыли, что она и делает, просто швыряет их вниз с середины лестницы, пытаясь балансировать самостоятельно, не придерживаясь за перила.
Первые пару секунд вера в себя слабеет и ей кажется, что вот-вот она покатится вниз кубарем, а потому Ульяна зажмуривается. Но нет, и через минуту она продолжает стоять. Сама, спокойно. Ее немного пошатывает, но больше от волнения.
Когда Ульяна открыла глаза, то увидела стоящего внизу Степу, он держал в руках ее выброшенные костыли и смотрел на нее. У него был такой взгляд… полный страха, но в то же время надежды и веры.
– Я стою, без этих палок, – она прошептала это, еле разлепляя губы, – сама, – Никольская медленно спустила ногу на ступеньку ниже, и Громов вмиг подался к ней.
– Без резких движений, – коснулся ее лица ладонью, – Ульяна, – прижал крепче.
Они так и остались на этих ступеньках. Сидели, молчали, иногда говорили о том, как порой бывает сложно друг с другом. Открывались. И если Ульке все эти разговоры давались легко, Степану было тяжело пересилить себя, признаться в своих страхах или же злости. Но вместе с тем он отчетливо понимал одно – эта сильная девочка готова на все, она настолько смелая, искренняя, что он просто не может быть с ней закрытым. Ему тоже нужно работать над собой, стараться быть лучше для нее, не бояться открыться.
– Я думаю, ты должна попробовать вернуться.
– Что? – Улька задирает голову, которая до этого покоилась на Степкином плече.
– В балет. Ты должна попробовать вернуться.
– Ты серьезно думаешь, что смогу?
– Ты только что выкинула костыли, не побоявшись падения. У вас там любят бесстрашных и готовых на все.
Никольская громко расхохоталась и часто закивала.
– Да. Очень любят. Больные на голову нынче в моде.
– Ты знаешь, может быть, ты и права насчет моей работы…
– Нет, это от бессилия и безделья. Ты любишь свою работу так же, как и я свою. Знаешь, я бы не пережила твой протест против моего балета. Я просто ляпнула сгоряча. Уверена, никакая работа не будет помехой нашим отношениям.
– Семье.
– Что? – Улька вкрадчиво смотрит на Степу, который вытаскивает из кармана брюк бархатную коробочку.
– Не будет помехой нашей семье, – Громов достает кольцо и аккуратно берет Улькину руку в свою ладонь, – ты выйдешь за меня замуж?
– Замуж?
Никольская растерянно смотрит на кольцо из белого золота с достаточно крупным бриллиантом. Оно великолепно, его блеск отражается в ее влажных глазах, и девушка медленно кивает. Не верит, что это происходит с ней, но кивает.
– Да, – закусывает нижнюю губу, – я выйду за тебя замуж, – ее рот выгибается в улыбке, а подбородок немного подрагивает от волнения и непрекращающихся слез.
– Не плачь, – Степа надевает колечко на ее палец и целует тыльную сторону ладошки.
– Я не плачу, – утирает слезы, – я радуюсь. Я так рада, – Никольская рывком бросается Громову на грудь.
Ее переполняют эмоции, подбрасывают слишком высоко, в небо. Мужские пальцы стирают слезинки с ее щек, поглаживают, и она тает от этих прикосновений, словно мороженое в солнечный день.