— Что, всего двое? — Я думал, что мне дадут хотя бы человек десять…
— Раскатал губу. Но! — Их хоть и мало, зато какие! Один якут десятерых стоит! Потомственный охотник! А второй твой коллега, только масштабом поболее, — чемпион СССР по пулевой стрельбе. — И он, скинув с плеча мою руку вырвался и уже убегая бросил, — винтовки вам выдали — огонь! — И исчез за машиной.
Рассматриваю издали своих новых подчиненных, первый — очень маленького росточка, наверное, метра полтора всего, про таких говорят — «метр с кепкой». Лица не разобрать, но видно, что нерусский. Второй высокий, даже повыше моего донора, плотного телосложения и с непропорционально длинным носом, видимым даже издалека в сумерках. Наверное, грузин или еврей. Ну что ж, надо идти знакомиться. И кстати, пока не забыл. Обшариваю себя и нахожу завернутый в кусок газеты военный билет. Болод Андрей Владимирович 1911 года рождения. Сержант государственной безопасности. Ну, вот и познакомились.
— Здравствуйте товарищи. Меня зовут Андрей Болод, я ваш новый командир. — Выжидательно смотрю в лицо носатому.
— Старший сержант Головин. — Сначала дергаюсь от того что он выше меня званием, потом вспоминаю что сержант госбезопасности соответствует лейтенанту РККА, так что тут все в порядке. Перевожу взгляд на мелкого.
— Рядовой Иванов! — Почти прокричал якут. И добавил — Ваня. — О как, вроде нерусский, а имя наше… Ну да ладно, Ваня так Ваня.
— Говорят, хорошо стреляете? — Молчат оба, наверное, считают вопрос неуместным. — Оружие ваше где? — бойцы стоят без винтовок. Только штык-ножи на поясах.
— Товарищ лейтенант забрал, сказал, что вам отдаст потом. — Странно, зачем это Лехе?
— Сейчас я пойду в штаб, а вы не стойте тут столбами, присядьте где-нибудь. Вот хотя бы там — показываю на раскиданные пеньки у тлеющего костра.
— Есть! — четко отвечает носатый и повернувшись идет к потухающему огню. Мелкий, ни проронив ни слова, следует за ним. Мда… выдали напарничков…
Механически перебирая ногами, думаю о том, как нам лучше выполнить задание, ведь еще час и наступит ночь. Как стрелять? На звук? Мысли скачут с одного на другое, но найти выход из ситуации не могу.
— Расслабься. — Подает голос Дух. Сейчас забирай оружие и дуй за ребятами. А на счет темноты не парься, она помехой не будет. Скорее наоборот.
Не буду описывать, как я забирал винтовки, это не самая интересная часть повествования, скажу только, что Леха сильно преувеличил, нахваливая оружие. Две простых мосинки, может немного переделанные, и третья, точно такая же что была у меня в первом погружении, только с хорошим прицелом.
Дождавшись пока последние бойцы пройдут и скроются за деревьями, мы разбежались в поиске укрытий. Холодно уже не было, может действительно стало не так морозно, а может просто привык.
Позиции выбрали каждый на свой вкус, я, не особо раздумывая, разместился на высокой расщепленной сосне, с нее открывался хороший вид на дорогу и поле, с которого мы вышли. Хотя какой толк от обзора, если уже ничего не видно? Может луна выйдет…
Носатый стрелок улегся прямо в снег, и одетый в белый маскхалат, стал совершенно не виден, если бы не знал, что он там, не догадался бы. Маленький якут же просто исчез. Только что был на глазах, и в одно мгновение пропал. Вот это я понимаю маскировка.
Время шло, чем дольше мы тут торчим, тем труднее будет догонять полк. А я даже Аню не смог увидеть перед уходом. Оставалось надеяться, что все будет нормально, и мы еще сможем встретиться.
Когда уже я отчаялся дождаться, кого бы то ни было, и хотел выдвигаться вслед за полком, на фоне белого снега, явно проступили быстро перемещающиеся темные пятна. Для человека их скорость была нереальной, тем более я был на том месте, откуда они появились — там сугробы доходили до колена. Напрягая зрение, наконец, смог понять что это просто лыжники, без всякой опаски бегущие через поле, прямо на мою позицию. Пытаюсь поймать кого-то из них в прицел — бесполезное занятие, надо стрелять так. Навскидку.
Словно в ответ на мои мысли, ночь расцветает яркими красками энергий, вот что имел в виду Дух, говоря, чтобы я не заморачивался насчет темноты. Быстро пересчитываю цели — пара десятков. Многовато. Навожусь на последнего фашиста, и расслабив кисть руки, плавно нажимаю на спуск. Сухой треск моего выстрела практически сливается еще с двумя, и три белые фигурки падают в снег. Остальные, не реагируя на смерть товарищей, ускоряясь, стремятся докатиться до спасительного для них леса. Знают гады, что на открытом месте не выжить. Вразнобой бьют наши винтовки, и, что удивительно, я пока не заметил ни одного промаха. Мне мое зрение дает огромный бонус, но как стреляют бойцы? В еле освещающем поляну свете луны? Невероятно… Хотя чему я удивляюсь, если человек с детства живет в тайге, где и днем темно, он уже так натренировался… не даром же про таежных охотников говорят, — «бьют белку в глаз». Ну а чемпион, он и есть чемпион, я сам занимался подобным спортом, знаю, как там люди тренируются. Проходит меньше минуты, и я рассматриваю неподвижно раскиданные фигурки, констатируя для себя — «Задание выполнено».
Собравшись вместе мы решили снять по паре лыж с немецких трупов, и заодно посмотреть документы, не особо нужно конечно… так, любопытства ради. Осторожно, прикрывая друг друга, на случай если остались недобитки, мы осуществили задуманное. В аусвайсах ничего неожиданного не было, кроме даты выдачи, к счастью бойцы на это внимания не обратили. А было на что, — документы были датированы весной сорок второго года.
Луна, отражаясь от сверкающего снежного наста, висела прямо передо мной, словно мячик перед котенком. Бег не задался с самого начала, лыжи были не совсем такими, к каким я привык, они больше походили на дедовские охотничьи снегоступы. Поэтому называть наше, точнее мое, продвижение вперед, лыжным бегом, — было бы очень неправильно. Но все-таки мы двигались раза в два быстрее, чем пешком. Хотелось скорее догнать своих, но долгая задержка в засаде оттягивала этот момент на неопределенный срок. Взглянув на часы, позаимствованные у одного из застреленных нами фашистов, прикинул, что бежать нам еще минимум до рассвета, это если скорость не упадет и не случится ничего непредвиденного. Впереди, выбирая наиболее удобный путь, двигался маленький якут, он то и дело останавливался и подолгу стоял, то ли поджидая нас, то ли к чему-то прислушиваясь. По всей видимости, для него такой вид передвижения был не в новинку, как и носатому, постоянно наступающему мне на пятки.
Мороз снова крепчал, капюшон маскхалата уже весь оброс инеем, наверное, со стороны я был похож на Деда Мороза, жаль только Снегурочка моя далеко. И когда, по моим расчетам, мы уже должны были догнать уходящий полк, в паре километров впереди загрохотали разрывы, так, что сереющее небо окрасилось ярко оранжевым заревом. Ничего не говоря, мы еще больше налегли на бег, стремясь скорее оказаться среди своих товарищей, вероятно встретивших противника. В том, что этим самым противником были именно те, кого мы искали, сомневаться не приходилось, судя по мощности огня артиллерии, которой ни у кого, кроме этих дивизий, здесь просто не могло быть.
Внезапно маленький якут остановился, и подняв вверх руку, стал быстро пятится назад. Мы с носатым, следуя безмолвным указаниям товарища, схоронились между двух близко растущих деревьев и приготовив оружие, стали ждать, всматриваясь в медленно светлеющее, вместе с долгим зимним рассветом, поле. Ваня бесшумно улегся рядом, и на хорошем русском вполголоса проговорил, — Впереди немцы, сейчас появятся из-за сопки, и еще вон оттуда — показал он рукой куда-то вправо. — Много их? — спрашивает носатый. — Не знаю, но шумят сильно.
Вот как можно на фоне грохочущего боя что-то услышать? А он продолжил — может пятьдесят, может сто. Со спины зайти хотят. Да… Перспектива вырисовывается… — Что делать будем командир? — снова подает голос носатый. — Пока ждем, пусть выйдут на открытое пространство, а там как с лыжниками. — Вариантов у нас не много, если мы хотим пробиться к своим, нужно уничтожить стоящих между нами фрицев.
— Логично. — Якут привстал и глубоко вдохнул в себя воздух, словно принюхиваясь. — Расползаемся? — молча киваю, вопрос риторический.
Я решил остаться прямо тут, неплохое место, и если что, можно быстро сменить позицию. После двух-трех выстрелов меня определенно засекут, и даже если у них нет снайперов, нашпигуют свинцом — как здрастьте… Ветер почти стих, и только легкая поземка иногда посыпала снежной крупой. Лежу, периодически сдувая снег с прицела, и пристально всматриваюсь туда, откуда должны выйти фашисты. Вот из-за бугра появилась голова в каске, за ней еще одна и как-то разом они стали выползать по всей длине видимого мне пространства. Двигаясь в ту сторону, где все еще гремели взрывы и ревел огонь, фрицы хотели подойти к окончанию артналета, как раз тогда, когда наши бойцы будут приходить в себя после бомбежки.
Глубоко вдохнув, я перекрестился и нажал на спуск. Тут же мир вокруг изменился, разукрасив серый утренний пейзаж яркими всполохами разлитой в воздухе энергии. Время замедлилось настолько, что я мог взглядом проследить за выпущенной из винтовки пулей, словно провожая ее и благословляя на убийство — пока еще живых людей. Видимо Дух посчитал опасность чрезмерной, а зная его тягу к жизни, пусть даже и такой неполной, решил помочь сразу, а не дожидаться пока припрет.
Магазин стремительно пустел, скорость моих выстрелов была такая, что только после седьмого патрона меня поддержали якут с носатым. Благо на боеприпасах можно не экономить, их было вдоволь, во всяком случае, пока. Немцы отреагировали на стрельбу мгновенно, и стали падать не только умирая, но и в стремлении укрыться. Когда я опустил винтовку, стопроцентно попав раз пять-шесть, они уже надежно попрятались за укрытиями, на казавшемся издали ровным, поле. Небольшие ямки, валуны занесенные снегом и поэтому не видимые с моей позиции, служили им отличной защитой и маскировкой.