– Еще раз повторять то, что уже сказала, я не собираюсь, Дэймон. Каждое слово, что я, лично я говорила тебе было искренним. И о чувствах тоже, – каре-зеленые глаза Дэймона темнеют от едва сдерживаемой ярости, и уже в следующую секунду она обрушивается на меня сокрушительной лавиной гнева, заключенного в одной лишь фразе, смысл которой доходит до меня не сразу.
– И убила нашего ребенка ты тоже, и-с-к-р-е-н-н-е? – по буквам произносит Дэймон последнее слово, пока мое сердце уходит в пятки, а желваки на его скулах проступают и исчезают с высокой скоростью, выдающей его ярость, и я начинаю понимать, что могу не выйти с этой террасы живой.
– Что…что я сделала? – ком, вставший поперек горла, не дает мне сделать и вдоха. Тело сотрясает мелкая дрожь, словно Дэймон только что окатил меня ледяной водой с головы до ног.
Его ладони меняют свое местоположение, и одной он обхватывает мое горло, а другой берет в захват подбородок, заглядывая в мои глаза таким сканирующим взглядом, что я ощущаю себя беззащитной жертвой, на которой мелькает ярко-красный прицел киллера.
– Ребенка, нашего сына, кого мы так ждали. Которого нам готовила жизнь, потому что его вообще могло бы и не быть, потому что все врачи диагностировали у тебя бесплодие. Ты выкинула его, уничтожила. Иначе говоря, сделала аборт. Ты и это забыла, да? Удобно. Прекрасно. Я бы тоже предпочел забыть… – осекаясь, он отводит полный гнева и боли взгляд в сторону, поднимая на меня ледяной, нечитаемый. – А потом, и года не прошло, как я увидел счастливые фотографии Лиама, забирающего тебя из больницы, после рождения твоих детей. Трогательная была картина, замечательная. Черт…Ария. Я не понимаю, и никогда не пойму, на что был рассчитан каждый твой шаг. Карьера, ты, наш сын – ты отравила и стерла все, а теперь смеешь что-то от меня требовать? – до боли сжимает мой подбородок Дэймон, заставляя меня жалобно заскулить от боли. Но то, что разрывает сейчас в клочья грудную клетку куда глубже, куда сильнее. Я не могу поверить, что мой «двойник» зашла настолько далеко, и убила…крохотного человечка, зарождающуюся жизнь внутри меня.
Для меня это слишком серьезно, слишком больно. Настолько, что мозг просто отказывается верить, что в моем теле когда-то родилась жизнь, а я её просто вышвырнула, отказалась, отреклась…слезы непроизвольным дождем обжигают щеки и онемевающие от боли губы.
– Ты. Убила. Его, – шипит сквозь зубы Дэймон и вновь, как тогда в своем кабинете с силой отшвыривает меня в сторону. Мне с трудом удается удержать вес своего тела на каблуках и не упасть, несмотря на то, что мир вокруг начинает вращаться и менять направление часовой стрелки.
Разъярённое, искаженное невыразимой болью лицо Дэймона каменеет, превращаясь в бесчувственную, железную маску, а затем и вовсе расплывается перед моим взором. Я сама не замечаю, как начинаю судорожно всхлипывать, как мелкой дрожью колошматит оголенные плечи…в горле пересыхает, пока я веду борьбу за воздух, внезапно ставший тяжелым, спертым, густым, имеющим запах крови.
Ощущая, как горло сдавливает невидимым удушливым поводком, я кидаю последний взгляд на напоминающего сейчас гранитную статую Дэймона и убегаю прочь с террасы, снова оказываясь в эпицентре этой злачной элитарной вечеринки, на которой мне нет места.
Доктор был прав. Эта жизнь «во сне» – она тоже не моя, она чужая…сейчас она ощущается именно такой. Настолько, что мне хочется выйти из этой кожи, из этого тела, что совершало подобные поступки и больше никогда сюда не возвращаться. Прочь, прочь, прочь…все, что мне нужно – проснуться от этого кошмара! Я не хочу, не хочу больше находиться в этом «сладком сне», я не хочу больше быть этой женщиной, способной на такие низкие, непростительные поступки. Не хочу. Я лучше буду жить в обыденной реальности, чем здесь в идеальной жизни, где являюсь «убийцей» и предательницей.
Теперь я понимаю, почему так боюсь быть ужасной матерью.
Ужасная мать – та, что не хочет, не любит своих детей.
Я даже не представляла, что осознание этого факта так сильно ударит по мне. Ведь я даже не помню, как это происходило, что мной двигало, когда я совершала этот ужасный поступок. Но всего лишь одна мысль о нерожденном малыше, отцом которого является Эйдан-Дэймон, о ком я, как типичная влюбленная девушка всегда мечтала, как только выбрала своего мужчину. Хочется свернуться в позу младенца где-нибудь в темном лесу на сырой траве и просто рыдать во весь голос, завывая белугой, но даже это желание сейчас фактически не осуществимо.
С трудом пробираясь через толпу гостей, с повышенным чувством собственной важности, я расталкиваю всех руками, наплевав на то, что обо мне подумают и какие фотографии завтра опубликуют в желтых газетах. Все становится не важным, глупым по сравнению с тем, что я только что узнала и осознала, благодаря словам Дэймона.
Я не вспомнила этот момент, нет. Но в том, что он говорит правду я не сомневаюсь.
Сердце проламывает ребра отбойным молотом, сцепив руки на животе, я наконец замираю у главного входа в особняк, стараясь отдышаться и перевести дух, по-прежнему задыхаясь от слез и всхлипов, спазмирующих горло.
У Дэймона есть все причины так обращаться со мной.
Я ничего не изменю здесь…
И уже нет желания проходить этот «сон», или «квест», или «жизнь» – называйте как хотите, до конца. Проще просто умереть здесь, чтобы навсегда проснуться в своей привычной, обыденной реальности, где я просто снова забуду об этой альтернативной жизни.
«Кроме смерти есть падение, что фактически то же самое. И осознанный выбор проснуться, приняв волевое и твердое решение, но это самое психологически сложное. В любом случае, когда вы сделаете выбор в пользу реальной жизни и возьмете её окончательно в свои руки, вам не составит труда нажать на курок пистолета во сне.» – невольно всплывает в памяти наставление доктора Каспера.
Я должна немедленно поехать куда-то в тихое место, в самую глушь, где буду наедине с природой…где совершить этот отчаянный шаг будет легче.
Решение происходит инстинктивно, незамедлительно.
Наш обрыв! Я просто спрыгну вниз и очнусь, навсегда проснусь от этого кошмара. Проигнорировав возможность воспользоваться семейным авто и личным водителем, я запрыгиваю в одну из машин такси, что ровным рядом стоят у входа, и как только опускаюсь на заднее кресло, наспех диктую таксисту координаты, рядом с обрывом, до которого добегу пешком от обочины, где он мне остановит.
– Скорее! Пожалуйста! – охрипшим от слез голосом приказываю я, когда водитель не спешит трогаться с места. Седовласый мужчина лишь окидывает меня сдержанным и подозрительным взглядом, заглядывая в зеркало заднего вида.
– Трогайтесь, – настаиваю я, и будто с неохотой таксист дает по газам, а я с облегчением вздыхаю, что наконец-то сбегаю из этой, кишащей гадюками и скорпионами ямы. Я убегаю, как можно дальше от правды, на которую открыл мне глаза Дэймон, подвел к краю, облегчив мне принятое решение.
Все, даже мои чувства к нему в эти мгновения меркнут, потому что чувство вины, что меня гложет, раздирает изнутри, выворачивая наизнанку все нутро – невыносимо. Оно парализует, мешает дышать. Кажется, что есть лишь один способ избавиться от этого нестерпимого ощущения погасить огонь, в котором сгораешь заживо…
Это не я сделала, не я…это она, другая девушка, мой двойник…в этом сне.
Но от этих успокаивающих мыслей легче не становится, наоборот – они жужжат в голове, словно рой, жалящих изнутри голову пчел. Не могу, не могу так больше…а поэтому мчусь вперед, открывая немного окно на заднем сиденье, пытаясь вдохнуть в легкие свежего воздуха, но удается с трудом. Легкие немеют, мысли путаются. Очертания деревьев и особняков в кромешной тьме, изредка освещенной фонарями, мутнеют и теряют четкость. Я мечтаю проснуться прямо сейчас, чтобы не пришлось прыгать в бездну с обрыва, но понимаю, что это так не сработает и другого выхода у меня просто нет…сотни раз, прокручивая в голове, как делаю этот шаг, я снова и снова пытаюсь вернуться в прошлое и вспомнить подробнее то, как могла поступить так с собой, с Дэймоном, с нашим ребенком…подозреваю, срок у меня был очень маленький, но это совершенно ничего не меняет. Для меня аборт – это нечто страшное, табуированное, непоправимое. Болезненное. Я не способна на него, тем более от любимого. Как и на измену. Кто она, та женщина, что владела моим телом долгое время и разрушила мою альтернативную жизнь?!
На какое-то мгновение мне кажется, что внутренний голос, так напоминающий мой, но таковым не являющимся, отвечает мне, доносится из самых глубин души:
«Я это сделала, Ария.
Я!
Ты еще не догадалась, кто я, и где ты? Думаешь, ты спишь?
Я всё это сделала…чтобы вам всем здесь было больно, так же, как и мне. Чтобы вы поняли, наконец, каково это чувствовать себя ничтожными заложниками жизни…»
– Кто ты? – судорожным шепотом вырывается из губ, невольно ударяю кулаком по груди, пытаясь добиться ответа, но его больше нет. – Кто ты, черт возьми, такая? Там…внутри меня…
– Мисс, вы что-то сказали? – вместо женского голоса внутри себя, слышу ворчливый тон таксиста и, нервно поведя плечом, качаю головой из стороны в сторону.
– Мисс, вы пристегнули ремень? За нами уже пятнадцать минут едет странный гелентва… – оглушительный выстрел проглатывает слова таксиста, которые теряются в моем собственном крике и скрипе шин об асфальт. Нас заносит так сильно, что автомобиль поворачивается на дороге на триста шестьдесят градусов, и я подскакиваю на сиденье и буквально визжу от ужаса, а затем заваливаюсь на противоположную сторону кресел, едва ли не падая на пол, норовя сломать себе нос. Спаслась чудом, в последнее мгновение, оперившись ладонью в бок переднего кресла.
– Боже, что случилось? Сэр… – тихо стону я, поднимая взгляд на водителя. Из шрама на его лбу сочится свежая кровь, и он едва-едва находит в себе силы, чтобы обернуться на меня. Губы мужчины, и его образ едва различимы в темноте, слабо шевелятся, но неслышимым последним словам, так и не суждено сорваться с его губ. Шепот таксиста утопает во втором оглушительном выстреле, от которого все внутри меня вздрагивает и будто распадается на части.