– Перестань, Лиам. Прошу тебя. Подумай о детях… – стараюсь воззвать к его разуму я, немного приходя в себя после удара. Легко отделалась, благодаря тому, что успела смягчить удар оперевшись на холодильный шкаф раскрытыми ладонями.
– Мне плевать, пускай они услышат правду! О том, что их мать безмозглая шлюха, которая родила их от «меньшего»! – громогласным рокотом воет Лиам, резко вытаскивая кремового цвета конверт из второго ящика справа от плиты, предварительно достав от туда контейнер с ложками и вилками. Не самое лучшее место, чтобы спрятать «маленький грязный секрет», но факт остается фактом – я никогда не протирала пыль под этим контейнером и туда не заглядывала.
– Это дерьмо тебе так нужно? Не правда ли, детка? Этот жалкий кусок бумаги, за который ты душу продашь? Какую цену ты готова заплатить за это?
– Отдай то, что принадлежит мне, Лиам. Просто отдай, – настойчиво и твердо произношу я, дергаясь в сторону пьяного Лиама, потряхивающего передо мной письмом, словно опытный кинолог приманкой, дрессирующий пока ещё необученную собачонку.
– Отдать? – с пренебрежительным остервенением фыркает муж, поднимая руку с письмом высоко над своей головой. – А ты выполнишь парочку моих желаний, милая? Например, как насчет отсосать мне на память перед бракоразводным процессом? Будет что вспомнить долгими зимними вечерами. Согласна? – кровь мгновенно приливает к моему лицу, заставляя щеки пылать от стыда и раздирающего изнутри гнева. Я смотрю в дьявольски-черные глаза своего мужа, искренне не понимая, как могла жить с этим поддонком под одной крышей столько лет и замечаю, как в темных глазах поблескивает абсолютная взаимность.
– Что ты несешь, Лиам? Ты ненормальный? Больной?
– Как и ты, детка. Я просто хочу развлечься, хоть что-то с тебя поиметь. Считай эту просьбу компенсацией за моральный ущерб. Просто отсоси мне, любимая. Жена, бл*дь. Может, тогда и получишь письмо свое долбанное, – Лиам грубо хватает меня за волосы, оттягивая их в сторону с такой силой, что мне приходится встать на цыпочки и жадно ловить ртом воздух. Он просто издевается надо мной, хочет унизить, задеть, посмотреть, на что я готова ради письма от Эйдена. И должна признать, пока «жалкий клочок бумаги» остается в его руках, он полностью владеет моей волей.
Мне необходимо это письмо.
– Нет. Я не стану этого делать. Прошу тебя, отдай письмо по-хорошему, и я не буду снимать побои и лишать тебя родительских прав при разводе, – гну свою линию я, бросая мужу очередной вызов, который он с маниакальным удовольствием принимает.
– Так не пойдет, дрянь. Я не согласен. Луше поторопись с минетом, иначе предложение будет не действительно. У тебя есть уникальный шанс, – он снова непроизвольно плюет прямо в мое лицо, вызывая внутри тягучий, тошнотворный ком, застревающий поперек горла. – Я считаю до трех и уничтожаю его, – протянув руку в сторону, Лиам подносит хрупкую бумагу, исписанную почерком Дэймона, который я замечаю даже на конверте к ароматической свече, ту, что я обычно зажигаю во время готовки. Я и не замечала, как все это время она горела на кухонной столешнице и была свидетельницей нашей дьявольской разборки.
– Нет! Не надо! – порывисто вырывается из моих губ против воли. Я не хочу унижаться перед Лиамом, но желание урвать письмо, к которому я безуспешно тянусь сильнее. Муж одной рукой сцепляет мои запястья, не позволяя мне достичь цели. Что у него не отнять так это физической силы и цепкой хватки. Тот еще здоровенный бугай, который от алкоголя и ярости становится настоящим титаном.
– На колени, дура. Быстро, – выплевывая свое отвращение и похоть, Лиам оставляет письмо рядом со свечой и другой рукой ставит меня на колени, потянув вниз за волосы. По голове словно разряды микротока проходят, ударяя по нервам. Я вскрикиваю, стараясь не разрыдаться в голос и не доставить ублюдку такого удовольствия. Желудок вновь болезненно скручивает, когда Лиам рывком освобождает свой член от боксеров, являя моему взгляду свой вздыбленный член, от которого меня сейчас воротит так же, как и от прикосновений насильников из сна. Муж тяжело вздыхает, обхватывая ствол ладонью, и тянет меня за волосы, пытаясь приблизить к себе ближе, пока я отчаянно упираюсь ладонями в его колени и до скрежета зубов сжимаю челюсть.
– Давай, детка, будь послушной.
– Ты просто омерзителен, – выдыхаю я, вновь плотно смыкая губы.
– А ты просто жалкая…раз…два… – Лиам вновь отводит руку назад, и краем глазом я замечаю, как письмо почти касается пламени свечи, и это жуткое действие вызывает во мне новую волну отчаяния, которая заставляет меня идти на крайние меры. Он получит то, что хочет – мое унижение, но не более…
– Нет! Не надо! Не делай этого. Я согласна, – с трудом удерживая содержимое своего желудка внутри, и, проглатывая моральное унижение, я обхватываю его плоть ладонью, пытаясь не поморщиться и не потерять сознание от отвращения и ужаса.
– Ты серьезно, детка? Да это чертово письмо просто клад. Наконец-то у меня появится личная рабыня, способная на все ради жалкой бумажки…такой же жалкой, как и она сама, – озлобленно выдыхает Лиам, пока я делаю вид, что собираюсь приступить к выполнению условия, которое он озвучил. Это не дается мне просто. Но ради высшей цели, я могу сыграть так безупречно, что даже Голливудская киноакадемия не придерётся.
– Я все сделаю… – обещаю Лиаму, искренне заглядывая в глаза, я обхватываю его орган так, как ему это необходимо и отвлекаю его внимание от письма, заставляя мужа зарычать от удовольствия, вызванным моими автоматическими действиями, ведущими меня к одной цели. Как только он теряет бдительность, я дергаю на себя нужный ящик, стремительно достаю из него нож и вскакиваю на ноги, прикладывая острие к горлу мужа.
– Я отрежу тебе достоинство, если ты немедленно не отдашь мне письмо, – едко шиплю я, заглядывая в переполненные бесами глаза и замечаю, как они каменеют от страха, вспыхивая неприкрытой ненавистью и злобой.
– Силенок не хватит, грязная сука! – не обращая внимания на нож приставленный к горлу, Лиам вновь замахивается на меня, на этот раз кулаком. Осознавая, что даже в таком состоянии, когда каждую клеточку моего тела колошматит от ярости и желания воплотить в жизнь свою угрозу, я не могу ранить живого человека, успеваю отбросить нож в сторону и схватить с плиты сковородку, которой возвращаю мужу все его сегодняшние удары с троекратной силой. Меня охватывает жуткая паника, сердце заходится, когда я вижу его макушку, обагренную кровью, слышу отчаянный вопль, после чего он падает на пол и теряет сознание. По крайней мере, я искренне надеюсь, что не убила его, лишь отправила на время в нокаут, этого должно хватить на то, чтобы вызвать полицию и прочитать наконец письмо, из-за которого пролито столько слез и крови.
Хватая свой личный священный Грааль, я убегаю из кухни прочь, успевая попутно набрать 911 и сообщить адрес, по которому приедет полиция и скорая. Сама поднимаюсь на чердак дома, где с хлопком закрываю дверь и, прислонившись к стене, рыдаю, медленно опускаясь вниз, почти не чувствуя, как царапает кожу дерево, оставляя на спине жалящие занозы.
Наконец, я оказываюсь на полу; глухие рыдания рвутся из горла вперемешку с прерывистыми хрипами, руки дрожат так, что я не нахожу в себе сил даже распечатать конверт, скрепленный чугунной печатью с фамильным гербом семьи Эйдана. Сердце колотится и ломит в груди до парализующей боли, до бешеного страха за то, что может просто остановиться от пережитого за день стресса и эмоций.
Есть ли мне что терять здесь? Не знаю…но как только я, наконец, распечатываю письмо от Эйдена, а мои глаза скользят по первым его строкам…волосы на коже встают дыбом от ужаса, жуткое осознание того, что произошло на самом деле врезается в разум режущими кольями, мешающими мыслить логично, линейно, правильно.
Теперь я понимаю, где правда, где моя реальность…и я не знаю, радоваться мне своему открытию или плакать.
Сквозь звук пульса, бьющего по вискам, слышу, как доносятся до чердака звуки сигнальных серен, стук армейских ботинок о пол, и плач детей, тех, кого я считала реальными и единственными, за что следует держаться в этой проклятой иллюзии. Воспоминания обрушиваются на меня неизбежной лавиной, увлекающей в снежный водоворот темноты и страха, из которого невозможно выбраться самостоятельно и остается лишь ждать, когда кто-нибудь протянет руку…
Я начинаю терять сознание, безрассудно кусая губы, и, причиняя себе боль, сопротивляясь освобождению, которому следовало случиться давно…к нему вели все последние события, складывающейся в своей реальности. Словно совершенный карточный домик, они выстраивались в прямолинейную цепочку событий, по которым я должна была взобраться на самую вершину…для того, чтобы потом упасть с неё и, поймав ощущение свободного полета, освободиться от уз той иллюзии, что мое сознание когда-то построило для того, чтобы уйти от болезненной правды, от поступка, сделанного своими руками, которого я не смогла простить самой себе.
«Моя девочка…
Если ты, наконец, читаешь это письмо, значит ты справилась.
Справилась с болью, вызванной чувством вины, которое тебе пришлось испытать, что плотными корнями проросло в твоем сердце. Пришло время исцелиться, отпустить прошлое.
Я знаю, ты думала, что эти строки будут написаны твоим любимым мужчиной Эйданом Дэймоном Мерсером, кого ты, пребывая глубоко в себе, продолжала беречь в сердце все эти годы, но это не так.
С тобой говорю я, твоя душа, твое подсознание. Я долго искала способ связаться с тобой, и это было совсем нелегко, но, если письмо попало тебе в руки, значит ты все сделала правильно и теперь можешь, наконец, услышать меня и выслушать.
Ты близка к тому, чтобы навсегда уйти из этого построенного частичкой твоего разума лимба, с помощью которого ты хотела забыть о том, кем являешься на самом деле. Моя дорогая Ария, именно Ария…я понимаю твои чувства и помню ужас, который испытывала вместе с тобой, каждый раз, когда осознавала, что твоим телом овладевает некая, полностью тебе противоположная личность и совершает вещи, на которые ты, моя дорогая не способна.