Я могла бы вернуться в Центр, посмотреть ее номер в анкете и позвонить сама, но тогда придется объясняться с Дагом. Я так и слышу, как он повторяет любимый девиз Фредерика: «Мы им не няньки. Если они не умеют приходить вовремя, это их проблемы».
Но возвращаться в Центр не требуется. Даниэль уже поднес к уху телефон. Несколько секунд томительного ожидания, и он кладет его обратно в карман. Даниэль беззаботно пожимает плечами, но они, кажется, напряжены.
– Не берет.
Прежде чем я успеваю ответить, я слышу, как меня зовет Нил.
– Касс, подойди-ка, посмотри.
И когда я подхожу к лодке, он говорит – так, чтобы слышала я, но не слышали остальные:
– Есть проблема. Лодка не заводится.
Совсем неудивительно. Хотя по сравнению с остальным оборудованием лодки довольно новые, время от времени они выходят из строя. Но господи ты боже мой, хоть что-нибудь сегодня пойдет наконец по плану?
– Кажется, придется все-таки начать с погружения у берега, пусть и с плохой видимостью, – говорю я. – Может, Даг за это время починит лодку, и к обеду она будет готова?
Я предлагаю сходить к Дагу и согласовать это с ним, но Нил уже направился к Центру. Даже несмотря на некоторую неразбериху и тревожное молчание Нила, я чувствую, как ко мне возвращается спокойствие.
Я поворачиваюсь обратно к ученикам. Эгоистично думаю, что поломка лодки мне на руку. Это значит, что мы можем сделать последнюю проверку снаряжения на берегу и дать Люси лишних двадцать минут. Не то чтобы меня беспокоит, что придется отправиться без нее: вообще-то я бы предпочла не смотреть весь день в ее глаза такого же василькового цвета, как у Робин. Но в Люси есть что-то, что я не могу как следует описать. Я думаю о конверте, который оказался у меня на пороге на следующий день после ее приезда, и об ощущении, что с тех пор за мной следят. Неизвестно, кто за всем этим стоит, но, если есть хоть малейшая возможность, что это Люси, я хочу знать, где она и что делает. Раз она пропускает погружения, за которые заплатила, на это должна быть причина.
– Ладно, – говорю я, бросая на дорожку еще один бесполезный взгляд в надежде увидеть Люси. – Давайте тогда начинать? Даниэль, я встану с тобой в пару проверять снаряжение, пока не придет Люси.
– Вообще не возражаю, – тут же отвечает Даниэль.
Следующие почти полчаса мы повторяем все, что проходили накануне. Проверяем абсолютно все снаряжение: смотрим, чтобы маски и ласты прилегали плотно, чтобы в баллонах был воздух, а глубиномеры работали правильно, пробуем дышать через основной и запасной регуляторы.
– Как я уже рассказывала вчера, – говорю я, – погружения на Санге – это что-то уникальное. В отличие от других дайв-спотов, здесь необязательно брать лодку и уплывать в море, чтобы погружаться. Дно здесь резко уходит вниз совсем близко к берегу, и один из самых красивых рифов в Таиланде можно посмотреть прямо с пляжа: для погружения нам нужно всего лишь зайти в воду.
– Мы пробудем под водой около сорока пяти минут, – продолжаю я. – Иногда будем делать паузы и повторять вчерашние упражнения. Отработаем, как действовать в случае форс-мажоров.
Я надеялась, что к этому времени Люси появится. Но ее до сих пор нет. Я прошу Даниэля еще раз позвонить ей, но она снова не берет трубку. Нам придется продолжать без нее.
Я оглядываю стоящую передо мной троицу и пытаюсь не обращать внимания на едкий запах бензина, которым несет от лодок, пришвартованных чуть дальше по пляжу. У всех учеников обеспокоенный взгляд, даже у Даниэля. Это моя любимая часть курса. Мгновения перед первым погружением. Лица учеников, на которых написано предвкушение и волнение – в разумных пределах. В эти мгновения я всегда вспоминаю свой первый раз: я тогда поняла, как под водой может быть спокойно. Там никто тебя не осудит, там не нужно ни действовать, ни думать, ни притворяться той, какой тебя хотят видеть другие. На глубине все проще. Кажется, что как только я погружаюсь, все мои страхи ускользают – их смывает с кожи соленая вода.
Я перечисляю меры предосторожности, которые уже выучила наизусть.
– Все будет не как вчера. Если что-то пойдет не так, вы не сможете просто встать и подняться над водой. Мы будем на глубине примерно десять метров, так что, если возникнет проблема, нам придется эффективно ее решить. На глубине никаких приколов. – Я строго смотрю на Даниэля, который шутливо, с выражением невинности на лице поднимает руки. – В случае чего не паникуйте. Дышите как можно ровнее, иначе воздух в баллонах быстро кончится. И самое важное: если запаникуете, ни в коем случае не плывите резко наверх.
Вчера мы много говорили о том, чем опасно слишком быстрое всплытие. Разрыв барабанных перепонок, азотное отравление, разрыв легких. От моих инструкций страха у них не убавилось.
– Я вам завидую, ребята, – говорю я, стараясь, чтобы голос звучал успокаивающе. – Вас ждет одно из самых волшебных впечатлений в жизни. Вы впервые будете дышать на глубине. Под водой мир совсем другой, вот увидите.
Я жду, что Даниэль отпустит какую-нибудь шуточку насчет того, как это банально, но он молчит: видимо, нервничает.
Убедившись, что все экипированы, я веду группу к воде. Сначала мы касаемся ее пальцами, затем она доходит до лодыжек, коленей, бедер. С крепко пристегнутыми к спине баллонами мы бредем дальше, как солдаты, идущие в бой. По мере того как мы продвигаемся вперед, вода постепенно поднимается и наконец плещется на уровне шеи, а пальцы ног уже не достают до мокрого песка. Надутые жилеты держат нас на поверхности, и мы подскакиваем над волнами.
Я проверяю, все ли готовы: нам пора погружаться. Мы опускаемся мучительно медленно, останавливаясь каждые несколько футов, чтобы замерить глубину, подсдуть жилеты, заткнуть носы и сделать несколько резких выдохов, чтобы прочистить дыхательную трубку. Обволакивающая кожу вода постепенно перестает быть теплой, как в ванне, и становится такой прохладной, что я радуюсь гидрокостюму. Однако погружение проходит как по маслу: мы наконец опускаемся на дно, над нами расстилается прозрачная толща, а поверхность теперь походит на стеклянный потолок.
С помощью жестов, которые мы учили на занятии, я спрашиваю у Ариэля, Тамар и Даниэля, все ли нормально. В их глазах я вижу тот же огонек, что был и у меня во время первого погружения.
Знаком я велю им следовать за мной, а затем разворачиваюсь и плыву, сложив руки за спиной и продвигаясь вперед благодаря ластам, которые разрезают воду, словно острые ножницы. Стайки рыбок, таких маленьких и белых, что они кажутся полупрозрачными, виляют в сторону, почувствовав течение, создаваемое нашими телами. Все мои тревоги последнего дня кажутся теперь такими неважными, они как будто чужие.
Даг был абсолютно прав насчет видимости. Вода здесь обычно такая прозрачная, что обзор открывается метров на десять вокруг, но сегодня сильные волны поднимают со дна осадок и превращают его в мутную взвесь, и видно всего на пару метров вокруг. Мы проплываем мимо колонии рыбок-клоунов и где-то на восьмой минуте замечаем нашу местную морскую черепаху Гарольда. Я показываю его остальным: кладу одну ладонь на другую и шевелю большими пальцами, когда он проплывает мимо, равнодушно глядя на нас из-под морщинистых век. Я вижу, как лица моих учеников под масками светятся детским восторгом. Даниэль издает какой-то неслышный звук, из его регулятора вырывается россыпь пузырьков, и меня наполняет радость. Соленая вода словно смывает с кожи весь стыд, беспокойство и паранойю. Здесь, на глубине, они меня не трогают, и кажется, что никакие тревоги, занимающие все мои мысли на земле, не могут проникнуть сквозь поверхность воды.
И когда я вижу, как мои ученики впервые испытывают такое же чувство, я понимаю важность этих мгновений. Они того стоят. Я никогда бы не увидела такой красоты, не узнала бы такого спокойствия, если бы не все те ужасы, которые привели меня сюда.
Восторги улеглись, и я останавливаю всех у знакомых кораллов и собираю в круг: мы висим в нескольких футах над морским дном. Начинаем отрабатывать первое упражнение: снимаем регуляторы, как будто их вырвало изо рта, чтобы научиться действовать в ситуации, когда доступ к воздуху резко пропадает. Я показываю, что делать, чтобы напомнить им алгоритм, а потом указываю на Даниэля: повторяй. Он смотрит на меня, складывает пальцы в жест «окей» и приступает к упражнению. Он в точности копирует мои движения: снимает регулятор, отбрасывая его за спину, и выпускает изо рта столбик пузырей.
Но, потянувшись обратно за регулятором, он вдруг замирает. Его глаза распахиваются, а руки словно окаменели.
Пару секунд я выжидаю, и во мне закипает раздражение. Выкидывать дурацкие фокусы в бассейне – это одно дело, но здесь? Лишиться источника воздуха на такой глубине – это не шутки. Я вытягиваю руку в его направлении и щелкаю пальцами: звука не слышно, но от трения большого и указательного пальцев появляются пузырьки, которыми я надеюсь привлечь его внимание.
Но он по-прежнему не двигается и смотрит на что-то за моей спиной.
Обернувшись, я прищуриваюсь, чтобы при такой плохой видимости разглядеть, на что он уставился. В мутной воде медленно вырисовываются очертания, похожие на силуэт человека. Сначала мне кажется, что это мусор, ненужный кусок какого-то материала, выброшенного за борт с одной из лодок, которые рассекают здесь как у себя дома.
Но когда я подплываю ближе, я вижу, что это далеко не мусор.
Это человек.
Без снаряжения для дайвинга. Ни ласт, ни жилета, ни даже маски. Тело колышется в воде вертикально, будто ноги приросли ко дну, а сверху, словно рама жутковатого портрета, аркой выгибается коралл. Из-за течения пряди волос мягко развеваются над головой, будто водоросли.
Так быть не должно, думаю я, сквозь гидрокостюм просачивается паника, под кожей бурлит страх.
За спиной у меня какая-то суматоха. Когда я оборачиваюсь, Даниэль уже изо всех сил плывет вверх, регулятор безвольно болтается позади него. Я тянусь к нему, чтобы остановить: если он всплывет слишком резко, то заработает разрыв барабанных перепонок или еще что похуже. Но впервые мое тело под водой отяжелело, я будто прикована.