Это видео: максимально приближенная съемка пляжа. Я сразу его узнаю. Видео, которое Даниэль запостил, начинается с того же кадра.
Правда, в этой версии есть звук.
Я опускаю большой палец на экран, и видео приходит в движение. За сегодняшний день я столько раз посмотрела его в Инстаграме, что могу комментировать, что там происходит, по ходу воспроизведения. Единственное отличие – голос Даниэля за кадром. «Эй, эй, – кричит он Люси несколько раз, – Люси, иди потанцуем!»
Из динамика телефона еле слышно доносятся слабые басы, которые становятся звуковым сопровождением расплывчатой съемки танцпола. Но в остальном видео точно такое же: Даниэль за кадром проталкивается через танцпол и замечает вдалеке от всех Люси. Фокусирует на ней камеру, ближе и ближе, и наконец Люси заполняет собой весь экран: глаза беспокойно бегают, ладони сжаты в кулаки. Я уже приготовилась к окончанию, когда Люси неожиданно оборачивается и глядит прямо в объектив.
И вот оно: она напряженно смотрит на меня с экрана. Сейчас видео должно кончиться, как в той версии, но оно продолжается.
– Давай, Люси, ты же сама знаешь, что тебе хочется! – кричит Даниэль из динамика.
Секунду-другую Люси продолжает смотреть в камеру, а затем чуть улыбается Даниэлю и отводит взгляд.
– Ну, как хочешь, – ворчит Даниэль.
Я ставлю видео на паузу – Люси на экране застывает, глядя вдаль, – и смотрю, сколько длится видео. Осталось еще двадцать пять секунд.
Я недоуменно пялюсь в экран, но через пару мгновений все понимаю. Скорее всего, когда Даниэль выкладывал видео, приложение его обрезало.
С опаской я снова включаю видео, и изображение переворачивается вверх ногами и начинает подпрыгивать и отдаляться, как будто Даниэль уходит, забыв, что все еще снимает. Чтобы ничего не упустить, я тоже переворачиваю телефон, и, несмотря на то, что расстояние увеличивается, я все равно вижу, как Люси снова крутит головой, будто кого-то выискивает, не обращая внимания на Даниэля и его телефон. Потом она замирает и смотрит куда-то за пределы кадра.
Я делаю резкий вдох и задерживаю дыхание: Люси, видимо, шагает навстречу чему-то, что она увидела, – или кому-то. Камера телефона следует за ней, изображение отдаляется: она с кем-то разговаривает.
Лица ее собеседника не видно, он стоит к камере спиной, но, судя по широким плечам и спутанным волосам, это мужчина. Он почти в два раза выше ее, и я, широко раскрыв глаза и напрягши каждый мускул, смотрю, как он наклоняется и что-то шепчет ей на ухо. Когда он распрямляется в полный рост, камера снова перемещается на Люси, она чуть улыбается и кивает в знак согласия.
Я смотрю, как он протягивает ей стакан, из которого она послушно отпивает. Затем он поворачивается, и Люси хватает его за руку. Он уводит ее от танцпола к воде и оглядывается, как будто чтобы убедиться, что никто их не видит и не идет следом.
– Ай, блин, дурацкая камера не выключилась… – бормочет Даниэль.
На этих словах видео кончается.
Я пялюсь на экран, приклеившись взглядом к финальному кадру, на котором мужчина смотрит куда-то за его пределы, пока все мое тело не сотрясает кашель. Оказывается, все это время я даже не дышала.
Я быстро тяну пальцем бегунок внизу экрана, перематывая видео на несколько секунд назад, и снова смотрю, как камера фокусируется на лице мужчины. Того, кто увел Люси с вечеринки, во время которой она, судя по всему, и погибла. Того, кто, возможно, был последним, кто видел ее живой.
Спутанные волосы, желтая футболка, в которую он был одет в пятницу вечером, кривой нос.
Это Даг.
16Касс
На следующее утро я просыпаюсь, когда Логан еще спит, но в этот раз его сон совсем не кажется мирным. Брови сдвинуты, а уголок губ все время подергивается.
Мы не разговаривали со вчерашнего вечера, когда он прикрыл меня в Центре дайвинга. Как только вернулся Фредерик, Логан поехал открывать «Франжипани». Как оказалось, такое банальное происшествие, как убийство, не отбило у гостей желания тусоваться.
Придя вчера вечером домой, я сначала сидела на веранде и думала, а потом легла в постель и занималась тем же самым еще несколько часов, уставившись в потолок, пока мысли и воспоминания толкались у меня в голове.
Чем дольше я думала, тем сильнее запутывалась. Возможно ли, что все связано? Возможно ли, что убийца – тот же человек, кто оставил мне записку с угрозой? Возможно ли, что я следующая?
Но на первом месте другой вопрос: кто за всем этим стоит?
Я думаю о том, с каким пылом Брук всех допрашивала, настаивая, чтобы мы сняли с себя подозрения. Как Грета и сказала, мы все были заняты делом, пока шло собрание персонала, а это значит, что никто из нас не мог убить Даниэля. Кто же тогда это сделал?
Мысленно я составила список остальных сотрудников, но я никогда не видела, чтобы кто-то из них даже косо посмотрел на кого-то из гостей, не говоря уж о чем-то более серьезном, чтобы подозревать их в убийстве.
Остаются только местные и постояльцы курорта.
На ум приходит воспоминание. Два дня назад, второй этаж «Тики-Палмс», спертый воздух, чужие пальцы сильно сжимают мое предплечье.
Ариэль.
За несколько секунд он из спокойного человека превратился в агрессивного. И то жуткое предсказание.
«Здесь опасно. Вы в опасности».
Может, это было не предсказание, а предостережение?
Я вспоминаю, как это объяснила Тамар. «Мой муж… Он не слишком хорошо себя чувствует».
Ариэль не в себе. Настолько, что способен на убийство?
Он познакомился с Люси и Даниэлем на занятиях по дайвингу. Насколько я знаю, у него нет алиби ни на вечер пятницы – он не сказал, был он на вечеринке или не был, – ни на время, когда шло собрание персонала.
Возможно, Ариэль и есть убийца. При этой мысли меня захлестывает паника, которая словно зудит прямо под кожей. Меня охватывает нетерпение, желание действовать. Но, даже будучи ужасно измотанной, я понимаю, что не могу ему ничего предъявить; если бы я среди ночи ворвалась в номер к постояльцу и обвинила его в убийстве, Фредерик бы уволил меня в ту же секунду.
В конце концов у меня родился план. Я поговорю с ними и узнаю, действительно ли Ариэлю было плохо, и заодно задам несколько вопросов, которые помогут мне определить, он ли убил Люси и Даниэля.
Обдумав это, я меняю направление мысли, и разум набредает на «Полнолуние-пати». Та ночь от меня ускользает, как я ни пыталась вспомнить, что происходило, – а я пыталась, зажмурив глаза так крепко, как могла, восстановить цепочку событий после того, как ушла из «Франжипани», и даже погуглила, как погрузить себя в гипноз, чтобы вытащить воспоминания, но только зря потратила время. Единственное, что я помню отчетливо, – женский голос, который снова и снова повторяет одно и то же слово. «Нет, нет, нет!»
Было раннее утро, и я все еще копалась в памяти, когда домой вернулся Логан. Я не знала, что ему сказать, как объяснить, что я ничего не помню из той ночи. Он видел, что именно я пила, и наверняка знает, что я выпила не так много, чтобы отключиться. Значит, у меня два варианта: рассказать ему о «Ксанаксе» и о том, почему я его принимаю, или продолжать лгать. Как ни посмотри, результат будет один: в конце концов Логан меня бросит.
Я почти не рассказывала Логану о своем прошлом, только самые мелкие детали, чтобы сложить правдивую историю. Он знает, что моя мама умерла от рака, когда мне было тринадцать, а Робин – десять. Знает, что у меня была Робин и как мы были близки и что она и мой отец погибли, когда я училась в колледже. Он сразу решил, что они погибли в аварии – той, после которой у меня над сердцем остался шрам, – и я не стала его разубеждать.
Нам никогда и не хотелось в подробностях обсуждать прошлое. О его прошлом я тоже знаю мало, разве что обрывки его прежней жизни, которые всплывали за эти несколько лет. Например, я знаю, что его семья из рабочего класса владела в Абердине строительной компанией на грани краха и что, пока Логан жил там, ему казалось, что любое его решение ведет только к одному: он всю жизнь будет работать в семейной компании и женится на какой-нибудь местной девушке, которую не любит, а потом станет презирать. Знаю, что он и его брат Алек мечтали вырваться и посмотреть мир. Наконец, я знаю, почему Логан все-таки уехал из Шотландии: он обнаружил тело Алека на пассажирском сиденье старого «Пежо» в родительском гараже. Двигатель работал всю ночь, ворота гаража были плотно закрыты.
Он потерял человека, которого сильно любил, – как и я. Никому больше этого не понять, и это нас связало. Даже несмотря на то, что я не рассказала ему всей правды, как это произошло.
Я знаю, что не смогу врать ему вечно. Рано или поздно я оступлюсь, и весь этот карточный домик рухнет и завалит меня обломками. При мысли о том, что случится, на глазах у меня выступают слезы. Мне придется съехать и искать новое жилье. А если все узнают, кто я такая, никто не захочет со мной общаться, и мне не останется ничего, кроме как уехать куда-нибудь еще и начать все заново. Опять. Без Логана, совсем одной.
Я не смогу.
Так что, когда Логан пришел домой, я притворилась, что сплю, и нарочно дышала так же глубоко, как дышит сейчас он, лежа рядом. И так же трусливо я уйду из дома до того, как он проснется. Сегодня понедельник, поэтому по расписанию у меня утренняя йога с Гретой, а после мы по традиции выпьем кофе, хотя на этой неделе темы для обсуждения у нас более серьезные, чем обычно.
Я беру телефон, чтобы посмотреть, нет ли новостей о расследовании убийства Даниэля, но Даг ничего не писал. Поэтому я максимально бесшумно выскальзываю из постели, беру спортивную одежду и сумку, не забыв при этом достать из тумбочки одну таблетку «Ксанакса», а потом засунуть коробочку глубоко в ящик, и ухожу.
Когда я открываю дверь, на меня всем своим весом опускается утренняя влажность, которая сразу липнет к коже, словно душное одеяло. Я стараюсь закрыть дверь так тихо, как могу, но из-за недостатка сна и до сих пор бегущего по венам адреналина рука у меня дрожит, и я роняю ключ на порог.