Взбираясь по черной лестнице, которой почти не пользовались, я пыталась успокоиться. Он же обычный парень, говорила я себе, ну, старше на пару лет. И материал этот дурацкий.
Но я знала, что лукавлю. Это будет моя первая настоящая статья для «Хадсон Геральд». Первый раз редакторы доверили мне больше, чем заметку длиной в абзац, которую воткнут куда-нибудь на последние полосы. Это будет мой прорыв – пускай даже в масштабе университетской газеты на севере штата Нью-Йорк. Интервью с Эриком Веррино, капитаном хадсонской команды по плаванию, которая, по прогнозам, должна была в том году выйти на первое место в дивизионе.
Я последовала указаниям в сообщении, которое он прислал мне после того, как редакторы дали мне его номер, и через горы ветхих старых книг пробралась к трем столам с перегородками: даже не знала, что они там есть. И вот он, Эрик.
Оливковая кожа, черные как смоль волосы и блестящие темные глаза, одет в бордовые треники и черную ветровку на молнии – неофициальную форму команды по плаванию, которую они носят в кампусе. Когда он улыбнулся, обнажив ослепительно белые зубы, на щеке у него появилась очаровательная ямочка.
– Ты, должно быть, Брук. – Голос у него был приветливый, насквозь пронизанный улыбкой.
Я чересчур рьяно кивнула.
– Приятно познакомиться, Эрик, – сказала я дрожащим голосом, передернувшись от того, как явно мой кентуккийский акцент слышен в тишине библиотеки.
Я не из тех, кто теряет из-за парня голову, но мать моя женщина, я как будто увидела ожившего греческого бога. Я мысленно ругнулась на себя. Этого только не хватало, я и так нервничаю из-за интервью.
Он указал на соседний стул, и я села. Я вытащила свой подержанный ноутбук, чтобы делать заметки, и телефон, чтобы записать интервью, и постаралась не думать о том, как близко наши руки или что от его дыхания светлые волоски у меня на руке встают дыбом.
– Ну что ж, на прошлой неделе в полуфинале ты победил на дистанции 800 метров вольным стилем. Это важное достижение, и ты был так…
Он поднял руки и засмеялся, и глаза его засверкали.
– Может, прежде чем начать интервью, мы немного познакомимся?
Я залилась краской и снова себя отругала. Как это я сразу начала лажать?
– Извини, – пробормотала я смущенно.
– Не нужно извиняться, – сказал Эрик, и я почувствовала на себе его взгляд, хоть и уставилась в стол. – Я просто хочу сначала узнать тебя чуть получше.
К этому интервью я готовилась вчера весь вечер, придумывала вопросы и как начать разговор, но к такому повороту оказалась не готова. Что ему может быть интересно узнать обо мне?
– Ты же на первом курсе, да? – спросил он. Я кивнула, отметив, как легко он перехватил инициативу, хотя интервью должна была брать я. Но я не возражала. Готова была слушать его голос весь день. – Как тебе Хадсон?
Не сказала бы, что Хадсонский университет мне очень уж нравился. Соседка по комнате со мной почти не разговаривала, профессора не гнушались всех гнобить, и я постоянно переживала, что не получу достаточно хороших оценок, чтобы мне и дальше платили полную стипендию.
Но больше всего меня волновало то, чего у меня не было. Ни к кому, с кем я здесь познакомилась, я не прониклась симпатией. Как будто клеймо того трейлерного парка, где жили мы с матерью в Кентукки, осталось на мне и здесь, словно вонь, которую невозможно смыть. Другие девочки, в своих леггинсах от «Лулулемон» и с идеальным контурингом, ее как будто чувствовали и мгновенно понимали, что тратить на меня время не стоит.
Я собиралась отделаться дежурным «хорошо», «нормально» или даже «классно» и совсем не ожидала, что голос меня подведет.
– Все еще адаптируюсь, – слышу я себя будто со стороны.
– Понимаю, – отвечает он участливо. – Мне сначала тоже было непросто.
Я бросила на него откровенно недоверчивый взгляд. Сложно представить, чтобы Эрик Веррино чувствовал себя не в своей тарелке. Он засмеялся, и в животе у меня что-то затрепетало.
– Серьезно. Мы с парнями из команды по плаванию не сразу нашли общий язык. Я был сильно привязан к своим друзьям и команде дома, в Коннектикуте. Здесь вписался только через несколько месяцев. – Я уже и так была им очарована, а от этого проявления уязвимости чуть не растеклась по библиотечному ковру. – Ты уже выбрала специализацию? – спросил он, ловко меняя тему.
– Да, я буду журналисткой, – ответила я. Я всегда знала, что хочу изучать.
– Журналисткой? – он вскинул брови. – Престижная профессия.
– В детстве я часто смотрела новости. Меня растила мама, а она… много работала, так что по вечерам я обычно проводила время с телевизором. Можно сказать, слегка на нем помешалась.
Я не рассказала ему, как сильно прикипела к людям, которые вещали с экрана, как они тогда практически заменили мне друзей. Стали одними из немногих, на кого я могла рассчитывать. Вместо этого я покраснела, поняв, сколько всего выболтала, хоть меня об этом и не спрашивали. Но Эрик, кажется, не возражал. Он слушал, правда, слушал и в нужные мгновения распахивал глаза. По ходу разговора он тоже начал рассказывать о себе, о семье в Гринвиче, друзьях по команде, о том, что изучает финансы, но чувствует, что выбрал специализацию под давлением родителей.
Мы проболтали целый час, и я поняла, что так и не задала ему ни одного вопроса о плавании. Но впервые за все время, что я провела в Хадсоне, мне кажется, что все будет нормально.
Сообщение пришло вечером, когда я вернулась в общежитие спустя несколько часов после того, как Эрик рассыпался в извинениях и свернул разговор, сказав, что ему пора на занятия.
Хочешь, завтра закончим интервью у меня?
Первое, что я заметила на следующий день, выйдя из такси, – это тишина. Из колонок не ревел хаус, на заднем дворе – никаких кегов, на лужайке перед домом не смеются откровенно одетые девчонки.
Да, Эрик сказал, что хочет закончить интервью, но я думала, это только предлог и тут будет вечеринка. Разве не так четверокурсники проводят время вечером в пятницу?
Я позвонила в дверь и, ожидая, напоминала себе дышать. Прошло, казалось, несколько минут, прежде чем мне открыли. На пороге стояла девушка с длинными каштановыми волосами, которые были выпрямлены так, что выглядели искусственными. Челка словно приклеилась ко лбу. Девушка осмотрела меня с ног до головы и, судя по всему, не впечатлилась.
– Чем могу помочь?
– Эм… Я к Эрику. – А вдруг я ошиблась, подумала я. Может, надо было прийти раньше или предполагалось, что мы встретимся в кампусе? Что, если я не так его поняла?
– Это ко мне!
Услышав его голос, я расслабилась. Эрик появился у девушки за спиной и положил руку ей на плечо. Ее лицо немного оттаяло, но смотрела она на меня все так же холодно.
– Брук, заходи. Сейчас со всеми познакомишься! – Эрик взял меня за руку и повел в гостиную. Несколько человек, переплетясь руками и ногами, сидят на диванах, но темноволосая девушка, которая открыла мне дверь, села одна в кресло. У нее и еще нескольких девушек в руках красные пластиковые стаканчики, но парни, кажется, не пьют.
– Ребята, это Брук, – объявил Эрик. Никто из парней не обратил на меня внимания. Некоторые из девушек, заинтересовавшись, подняли глаза, но, бросив на меня равнодушный взгляд, вернулись к своим напиткам, только темноволосая смотрела, не отрываясь. – Брук, это ребята. Выпьешь что-нибудь?
Будто бы не своим голосом я ответила, что да, конечно. Эрик исчез и через секунду вернулся с банкой пива, которую протянул мне.
– А ты не будешь? – спросила я.
– Не, у нас пока сухой закон. Тренер запрещает пить и тусоваться весь месяц до чемпионата. Осталось две недели, и это просто пытка.
– Ниче, потом оторвемся, – отозвался с дивана один из парней, рыжеволосый с широкими темными бровями. Я узнала его по фотографиям со странички Эрика в Фейсбуке.
Его реплика вызвала обсуждение предстоящих соревнований. Спустя пять минут оживленной беседы, в которой я не принимала участия, Эрик наконец обернулся ко мне.
– Хочешь, покажу тебе дом? – спросил он тихо, чтобы не слышали остальные.
Я знала, зачем он спрашивает. Я этого ждала. Это предлог, чтобы подняться к нему в спальню.
– Конечно, – сказала я, едва он успел договорить. Потому что я, конечно, хотела пойти с ним наверх. Мне до боли хотелось прикоснуться к нему, ощутить на своих губах его губы. Но все равно, когда я встала, сердце у меня заколотилось.
Мы вышли из гостиной, и парни заулюлюкали. Девочки сидели молча.
Мы поднялись по лестнице, и Эрик повел меня по узкому коридору с деревянными панелями на стенах. Никакого декора на них не было, только большая белая доска. На ней были написаны имена Эрика, других ребят, которые жили в доме, и его товарищей по команде – их я знала, потому что готовилась к интервью. За каждым именем следовал целый ряд палочек. Я задержалась было, чтобы рассмотреть доску, но Эрик положил руку мне на спину.
– Пойдем, – прошептал он. – Моя комната вон там.
Мы остановились у последней по коридору двери, за которой скрывалась тускло освещенная комната с паркетным полом и стенами, завешанными постерами и всякой одеждой. Пахло сыростью и немного хлоркой: видимо, от кучи смятых плавок в дальнем углу.
Он подвел меня к кровати, и я села, не видя ничего, кроме его лица. Его прекрасного лица.
И оно приблизилось к моему. Сначала он целовал меня мягко, но продлилось это недолго. Его язык быстро раздвинул мои губы и стал исследовать рот. Помада, которую я так тщательно нанесла, размазалась, пока он лез мне под рубашку, нашаривая застежку бюстгальтера.
Что происходит? Все должно было случиться совсем не так.
Я откинула голову и уперлась руками ему в грудь.
– В чем дело? – Его голос прозвучал резко и холодно. Это был не тот голос, к которому я успела привыкнуть вчера в библиотеке. – Ты разве не этого хочешь?
– Да, но…
Не дав мне договорить, он снова прижался губами к моим губам. Справившись с застежкой бюстгальтера, он грубо схватил мою руку и засунул себе между ног.