орый я прошла после колледжа? Ты знаешь, что со мной случилось, знаешь, что обо мне говорили. Но я ведь не травлю их за это. Блин, да ты реально сумасшедшая.
Глаза Брук сверкают, и мне кажется, что она сейчас заорет. Но когда она наконец заговаривает, голос у нее ровный, полный ледяной ярости.
– Да, в больнице именно так и сказали. – Она смотрит на свои запястья. – Когда мы познакомились, ты спросила про мои браслеты. – Такого я не ожидала и невольно отпрянула. Брук сдвигает браслеты, обнажая запястья, и поднимает руки вверх.
Поняв, что она мне показывает, я резко втягиваю в себя воздух. Оба запястья по диагонали исполосованы призрачно-белыми шрамами, тонкая стянутая кожа образует на них вечные браслеты.
– Вот, – говорит она. – Вот что ты сделала.
29Брук
С извращенным удовольствием я наблюдаю, как исказилось лицо Касс, когда она увидела шрамы.
Я не рассказываю, что именно в конечном итоге меня к этому подтолкнуло. После того вечера я дни напролет не могла оторвать себя от грязных простыней своей кровати в общаге, боясь столкнуться с Эриком, или с ней, или с кем-то еще, кто молча сидел в гостиной, пока все это происходило. Десятки раз звонила адвокатам, которые отказывались мне помогать. Наконец убедила одну взять мое дело, но всего через неделю она сообщила, что не может найти ни одного свидетеля, который подтвердил бы мои слова, и что та девушка, которую я нашла в соцсетях, сказала, что я сама согласилась переспать с Эриком. Адвокат повесила трубку, и я осталась сидеть за письменным столом, уставившись на телефон. И затем, без всякой помпы и раздумий, взяла ножницы и сделала на каждом запястье по два чистых разреза, рассекши кожу на полосы, похожие на занавески.
Следующее, что я помню – как очнулась в больнице, а рядом сидела мать, больше раздраженная, что ей пришлось ехать в Хадсон из самого Кентукки, чем огорченная попыткой самоубийства единственного ребенка. И затем, когда я думала, что хуже уже быть не может, меня перевели в психиатрическое отделение. Те три недели были наполнены бесцветной болью, мой мир свелся к одной только серости и отзвукам криков, которые носились по коридорам.
Когда меня наконец выписали, я купила на все оставшиеся на счету деньги билет в один конец в Прагу – самый дешевый рейс в Европу, который смогла найти. Мне нужно было уехать так далеко, как только возможно. За несколько дней до вылета я пошла в магазин «Все за доллар» и купила браслетов, чтобы спрятать перебинтованные запястья. Путешествуя, я меняла эти браслеты на другие – сувениры из всех городов, где я побывала и где всегда выискивала, чем бы скрыть шрамы.
Касс открывает и закрывает рот, словно рыба, и на меня накатывает новая волна отвращения.
– Брук, – говорит она, и я понимаю, что она собирается выдумать какое-нибудь банальное и жалкое извинение за то, через что мне пришлось пройти.
– Замолчи, просто замолчи, – огрызаюсь я. – Просто расскажи мне правду о Люси. Почему ты ее убила?
– Я не убивала. Уж ты-то должна это понимать. – Она выпрямляется, снова готовая к бою. – Если бы я ее убила, зачем бы я вызвалась обыскивать вместе с тобой ее номер? И зачем мне было помогать тебе спрятаться от кого-то, кто пытался туда вломиться?
Но я уже обдумала, зачем она могла согласиться обыскивать номер.
– Ты хотела знать, как продвигается расследование. И позаботиться о том, чтобы я нашла только то, что хочешь ты.
Секунду она молчит, будто перебирая в голове варианты.
– Но зачем мне вообще ее убивать?
– Я же слышала ваш разговор, помнишь? Как ты сказала Логану, что поймала его на измене. С Джасинтой, которая через несколько часов взяла и умерла. А потом ты увидела, как твой драгоценный жених болтает на вечеринке с другой. И у тебя сорвало крышу. Ты отвела Люси подальше на пляж, чтобы вас никто не заметил, а потом задушила и оставила тело в море. Все правильно?
Ее взгляд полон смятения.
– Ах, да. Ты ведь ничего не помнишь. Как удобно. – Я делаю паузу и затем заговорщически подаюсь к ней: – Да ну, брось. Ты правда не можешь вспомнить совсем ничего? Ни одного воспоминания? Мне-то ты можешь сказать, мы ведь подруги. – Последнее слово я растягиваю так, что оно сочится сарказмом.
Касс стреляет глазами в сторону: она что-то скрывает. Она помнит что-то, о чем не рассказала ни мне, ни Логану – никому.
– Я ничего не помню, – говорит она наконец. – Но я не убивала Люси. Этого не может быть. Ведь это я нашла ее на следующее утро. Я… Я бы такого не сделала.
– Ты как будто саму себя стараешься убедить. – Ко мне возвращается злость. – Я надеялась только, что ты не такая примитивная. Ну то есть ревнивая невеста, серьезно? Лично я не могу представить, чтобы я убила человека из-за чего бы то ни было, особенно из-за такой банальщины. Но ты-то к этому привыкшая, да? Ты ведь и раньше убивала. И не кого-нибудь, а своих близких.
В лицо ей бросается краска, кулаки сжимаются. На мгновение мне кажется, что она и правда меня ударит.
– Ты не знаешь ни хрена.
– Так расскажи, – говорю я. – Расскажи, что я упускаю. – Я решаю, что довольно ломать комедию. Я хочу знать. Даже не так. Мне нужно знать. Я начала раскапывать эту историю ради материала, который помог бы и отомстить Касс, и запустить наконец мою журналистскую карьеру. Но смерть Люси задела меня за живое. Как она смотрела на меня своими голубыми глазами в тот вечер, когда просила помощи. Ее непоколебимая уверенность в себе. Сила, заключенная в ее хрупкой фигурке. Все это пропало впустую, осталось гнить на морском дне.
Касс стоит и качает головой, взгляд у нее каменный.
– С Робин все вышло случайно, – говорит она наконец так тихо, что ее едва слышно. – Папа болел. Я пыталась помочь, сделать так, чтобы он принимал нужные лекарства. Но все пошло не по плану.
Во мне что-то разжимается. Наконец-то я продвинулась. Сейчас она сознается.
– Так что насчет Люси? – нетерпеливо спрашиваю я. – С ней тоже все вышло случайно? Как еще твое кольцо могло оказаться рядом с ее телом? И почему у тебя под кроватью был ее телефон?
– Ее телефон я не брала, – тихо говорит Касс.
– Нет смысла отрицать. Я нашла его у тебя под кроватью. – Касс, наморщив лоб, молчит, и я меняю тактику. – А Джасинта? Что ты делала в ту ночь, когда она погибла?
– Я была во «Франжипани». И она тоже. Но… Но потом я поехала домой. Я уверена.
Минуточку. Она уверена?
– Ты что, не помнишь?
Она совсем сникла.
– В тот день я как раз начала принимать «Ксанакс». Наверное, с непривычки приняла слишком много…
Она умолкает, и я обдумываю ее слова. Несмотря на улики, в глубине души я не ожидала, что мои предположения действительно верны, но Касс их, по сути, подтверждает.
– Касс, это ты убила Джасинту. Заманила ее на Кхрум-Яй и столкнула. И задушила Люси, поэтому у нее на шее и были синяки.
Ее взгляд переползает с меня на тропу на Кхрум-Яй. Как будто она что-то вспоминает.
Она открывает рот, и я готовлюсь услышать признание.
Но тут от деревьев, окружающих холм, рикошетом отскакивает рев мотора, и в тишине этот звук оглушает.
Логан вернулся.
30Касс
– Уходи. Сейчас же. Не то я вызову полицию.
– Точно, она же у вас куплена, – парирует Брук. – Удобно, наверное, учитывая, что ты женишься на убийце.
Легкие затапливает волнение, и я заставляю себя вдохнуть, услышав слова Брук. Увидев, как поморщился Логан, которому впервые бросают в лицо, кто я на самом деле. Убийца.
– Но ты, по сути, ничего о ней не знаешь, – продолжает Брук. – Не знаешь, что…
– Уходи, я сказал.
Я никогда раньше не слышала, чтобы он разговаривал так резко. Его мускулы напрягаются, ладони сжимаются в кулаки. Таким злым я видела его только раз, когда он узнал, что один из сотрудников «Франжипани» ворует из бара деньги. В тот вечер он вернулся домой с перекошенным от гнева лицом и сбитыми костяшками.
Брук тоже это заметила, и, когда она делает шаг назад, в глазах у нее мелькает вспышка страха. Она снова открывает было рот, но Логан ее опережает.
– Пошли в дом, – говорит он мне.
Я слушаюсь, но сначала бросаю на Брук еще один взгляд. Она по-прежнему стоит с приоткрытым ртом, в глазах читается ярость.
Я отворачиваюсь и иду вслед за Логаном, в голове крутятся брошенные Брук обвинения. «Ты убила Джасинту… Ты задушила Люси».
Я пытаюсь все отрицать, но, боюсь, больше не получается. Увидев Логана с Джасинтой, я так ревновала, мне было так больно. Это выбило меня из колеи.
К тому же все, что говорит Брук, логично. Одно к одному.
Мы входим в дом, но я едва это замечаю. Сейчас он совсем не кажется мне домом.
Логан садится в кресло в дальнем углу гостиной и опускает голову на ладони. Человек поверженный.
– Логан. – Я подхожу и кладу руку ему на плечо, но он отшатывается, будто я его обожгла.
Жизнь, которую я построила здесь, рушится прямо вокруг меня. Все началось, еще когда я увидела Логана с Джасинтой: посыпались первые песчинки. Когда я нашла первый конверт, рухнула стена, а теперь все превратилось в ничто: прочный замок из песка размыло волнами.
Вслед за этим осознанием приходит паника, которая последние несколько дней плескалась у ног. Я выстроила все вокруг Логана, который любил меня, хотел провести со мной всю жизнь. Мне некуда идти, и я понятия не имею, кто я без него. Я болезненно нуждаюсь в нем, и эта потребность захватывает меня, крепко сжимая.
– Пожалуйста. Я люблю тебя. – Мои слова пронизаны паникой, но Логан даже не смотрит на меня. – Позволь мне объяснить.
– Объяснить? – Это подействовало. Логан выплевывает слова, будто я его оскорбила, и поворачивается ко мне всем телом. – Что объяснить? Что все это время ты мне врала? Говорила, что твои отец и сестра погибли в аварии? Что я ни хрена о тебе не знаю, даже твоего имени?
– Пожалуйста, – снова пытаюсь я.