– Он не мешкал ни секунды. Я даже не почувствовала, как нож вошел. Я как будто смотрела кино. Поняв, что он натворил, папа опустил руки и отшатнулся, будто в шоке.
От шеи мои руки переместились вниз, и я только сейчас понимаю, что вожу пальцами по шраму над сердцем. Логан тоже переводит взгляд туда.
– Вот откуда у тебя шрам. Не из-за аварии, – говорит он, и сквозь печаль в его глазах пробивается понимание. Я могу лишь кивнуть.
Потом врач сказал мне, что нож просто чудом прошел меньше чем в сантиметре от аорты. Сказал, что мне надо радоваться. Я даже не могла понять смысл его слов.
– Каким-то образом я обеими руками вытащила нож, – говорю я Логану. – Клянусь, это словно происходило не со мной. Я ничего не почувствовала. Нож оказался у меня в руке, а потом вдруг исчез, и я даже не поняла, как все случилось. Он уже торчал у папы из живота.
Измотанная рассказом, я замолкаю. Мне хочется рухнуть и спать, спать. Но я не могу. Мне нужно знать, что скажет Логан теперь, когда я поделилась с ним тем, чем не была готова делиться. Я собираюсь с духом, чтобы снова встретиться с его злостью и отвращением.
Но в его глазах нет этих чувств. В них смешались печаль и жалость. Он грустно качает головой, и впервые с того момента, как я нашла на пороге первое письмо Брук, я осторожно разрешаю себе поверить, что у нас все будет хорошо.
– Касс, – говорит Логан, и сердце у меня начинает биться быстрее. – Мне так жаль. Не могу поверить, что тебе пришлось пройти через такое.
Я хочу дотронуться до него, но жду, когда он подаст мне сигнал.
– Но мне трудно все это осознать сейчас. – От его слов я снова сжимаюсь. – Почему ты сразу мне не рассказала? Зачем было врать?
– Я просто не…
– Ты даже шанса мне не дала, – перебивает он. – Не верила в то, как сильно я тебя люблю.
Я цепляюсь за это слово, за настоящее время.
– Логан, мы еще можем все исправить. Оставить это позади.
Логан качает головой, и мою грудь словно пробивает пуля.
– Пост Брук разошелся по всему Инстаграму. Завирусился просто сумасшедше. – Он смотрит на свои руки. – И теперь все, что есть у нас здесь, под угрозой.
Он встает, и мне хочется прильнуть к нему.
– Ты что… уходишь? – выдавливаю я сквозь стоящие в горле слезы.
Он открывает дверь, и мне кажется, что я так далеко от него, так беспомощна.
– Мне просто нужно время, чтобы все обдумать, – говорит он. – Прости, но, думаю, будет лучше, если сегодня ты переночуешь где-нибудь еще. Я… Мне нужно побыть одному. Я поеду проветрюсь. Пожалуйста, уходи до того, как я вернусь.
Он закрывает за собой дверь, и вот так мои самые ужасные кошмары становятся реальностью. Он уходит. А я остаюсь совершенно одна.
Я подбегаю к двери и распахиваю ее. Хочу окликнуть его, но мне больше нечего сказать. Я стою на пороге и смотрю, как он надевает шлем. Его байк, петляя, спускается с холма, порыв ветра обрушивает мне на руку капли с такой силой, что они кажутся ударами десятка кулаков.
Но я этого почти не чувствую.
31Брук
Когда приезжает Логан, я делаю вид, что ухожу. Противостоять ему – не то же самое, что ругаться с Касс. Я видела его плохо скрытую неприязнь. Он как будто ждал, пока я ошибусь, чтобы дать своим чувствам оправдание. И я преподнесла ему такую возможность – и даже больше – на блюдечке с голубой каемочкой.
Когда он кричит, мышцы, которые он каждый день качает в спортзале, перекатываются у него под рубашкой, напоминая мне, что́ он в состоянии со мной сделать. Я еще помню, как мышцы Эрика придавливали меня к кровати. Перед Касс я стараюсь казаться уверенной, но вздрагиваю.
Так что я подчиняюсь, по крайней мере, поначалу. Возвращаюсь к байку и надеваю шлем.
Начался дождь: настойчивая морось, но это только цветочки перед наступлением бурного шторма, который обещали в интернете. Надо бы вернуться в номер. Я сделала все, что мне нужно было сделать здесь, на Санге. Все кончено. Нужно воспользоваться оставшимся до грозы временем и набросать полноценную статью, продумать дальнейшие шаги. Напомнить о себе чешскому отелю, который должен мне денег. Убедиться, что у меня достаточно налички, чтобы сразу же уехать с острова, как только снова начнут ходить паромы.
Но куда мне поехать теперь?
Этот вопрос засел глубоко внутри, и я понимаю, что совершенно не знаю, как на него ответить. Мне больше нечего делать, нечего планировать. Никакого будущего.
Но вот что странно. Я должна быть на седьмом небе. Я ведь, в конце концов, победила. Добилась того, чего хотела несколько лет.
Но все, что я сейчас чувствую – это как внутри, словно воздушный шарик, опять разрастается пустота. Вакуум образовался там, где раньше была ярость, по которой я теперь почти скучаю. И медленно, капля за каплей, он наполняется виной.
Вспомнив мимолетное мгновение счастья, когда вчера мы целовались с Нилом, я думаю позвонить ему. Но, вынув телефон, я вспоминаю, что предала его.
Представляю, как он отреагирует, когда увидит пост, как мой поступок повергнет его в шок. Из-за моей публикации поток туристов на остров может иссякнуть или, по крайней мере, сильно уменьшиться. Тогда Нилу, и Касс, и всем остальным придется переезжать в новое место, начинать все сначала. И я все равно выложила пост, даже после того, как Нил рассказал мне, почему приехал сюда, от чего сбежал и что Санг – единственное место, где он по-настоящему счастлив. Он доверился мне, а я просто выбросила его доверие.
И я понимаю, от чего отказалась. Вместо возможного счастливого будущего я выбрала месть.
Я иду прочь от дома Касс и Логана. Мне нужно чем-то заняться, отвлечься. Прямо сейчас мне невыносима мысль о том, чтобы вернуться в пустой номер. Я прохожу мимо байка и дальше. Дождь усилился, капли бьют по плечам, икрам, голове, прилепляют волосы к щекам. Но я продолжаю пробираться сквозь деревья туда, куда неделю назад поднимались мы с Касс. Вверх по тропе на Кхрум-Яй.
Оказавшись в джунглях, я будто попадаю в другой мир. Ливень превратился в капель, густая листва над головой почти его не пропускает. Птицы затихли, укрывшись бог знает где; слышно только ритмичное постукивание дождя по тяжелым веткам деревьев. Вода начала просачиваться в почву, наполняя воздух свежим запахом земли.
Я одета совсем не для подъема, вьетнамки увязают в густой, словно зыбучие пески, грязи. Каждый шаг – битва между мной и тропой, моя нога на мгновение зависает в воздухе, а потом вьетнамка вырывается из грязи и возвращается к ноге с приятным хлюпаньем.
Мне даже нравится. Я всегда любила побороться, всегда держала удар. Может, в этом и есть моя проблема. Я сама ищу противостояние, зло, которое нужно исправить. Хотя выбора мне и не оставили. Если бы я была такой, как Касс, уступчивой и угодливой, я бы кончила как моя мать и жила бы в том убогом трейлере, меняя одного мерзкого мужика на другого и доставая наркоту, без которой с ними не сладить.
Жить так – не вариант. Мне пришлось бороться. Разве нет?
Может, я могла бы просто поговорить с Касс с глазу на глаз, предъявить ей, как сильно она обидела меня в колледже, и не трубить об этой истории на весь мир. Но этого мне было мало. Мне хотелось большего. Я хотела, чтобы она страдала, как я тогда.
Когда вмешался Логан, я была уверена, что заставила Касс запутаться в собственной лжи. Что она убила и Люси, и Джасинту, и – бог знает как – Даниэля. Но с каждым шагом моя уверенность понемногу рассеивается.
Потому что не вяжется. Может, Касс и столкнула Джасинту с Кхрум-Яй, но стала бы она так делать, узнав, что они с Логаном целовались всего раз? Могла ли она из-за «Ксанакса» напрочь забыть, как заманила Джасинту на вершину среди ночи, чтобы та разбилась насмерть?
А Даниэль? Он здоровенный. Неужели он не дал бы ей отпор? И даже если бы она его убила, она была бы заляпана кровью после собрания персонала. Но в тот вечер, придя в Центр дайвинга, она выглядела опрятно.
И, конечно, Люси. Ее телефон был у Касс, и она сама призналась, что нашла около тела Люси свое кольцо. Да, это все подозрительно, но что-то не сходится. Зачем ей тогда было говорить Логану, что это его кольцо? И еще меня зацепило кое-что, сказанное ею несколько минут назад. Если это она убила Люси, почему она помогала мне обыскивать ее номер? Почему была так неподдельно напугана, когда кто-то пытался туда вломиться? Почему помогла мне спрятаться?
Я прокручиваю в голове ее попытки объясниться, которые я отвергла, посчитав пустыми оправданиями. Но в памяти у меня застряла одна ее фраза, не желающая уходить.
«Ведь это я нашла ее на следующее утро».
Я сразу не поняла, почему Касс цепляется за это как за доказательство своей невиновности. Тот факт, что она, по ее словам, нашла Люси, не значит, что это не она ее убила.
Но теперь я обдумываю, в чем я ее обвинила. Что она задушила Люси и оставила тело на мелководье.
Если бы все так и было, то тело Люси вынесло бы на берег, и гости, вышедшие на утреннюю прогулку по пляжу, ужаснулись бы, обнаружив ее. Но ведь было не так. Наутро Касс нашла тело Люси прицепленным к кораллу на дне моря минимум в ста ярдах от берега. Если бы Касс убила Люси, ей пришлось бы плыть и нырять на глубину нескольких метров, таща с собой тело.
На это нужно много сил, особенно если ты только что убил человека голыми руками. А если ты, как Касс в тот вечер, наглотался «Ксанакса», сил нужно практически немерено.
Я вспоминаю, какой хрупкой казалась Касс на исходе нашей ссоры: по всей видимости, она допускала возможность, что действительно убила Люси. Я ожидала, что она будет все отрицать, что у нее есть отговорка, которая все объяснит. Но ее ответ казался абсолютно искренним. А это значит, что у меня остается один вопрос.
Действительно ли за этим стоит Касс?
Как ни крути, единственный ответ, к которому я прихожу, – нет.
И тут я понимаю, что не дала ей возможности объяснить другую улику, которая подтолкнула меня к поспешным выводам. Не дала рассказать, как у нее оказался телефон Люси и что произошло несколько лет назад в номере того отеля, о тех смертях, которые полиция почти никак не комментировала, о которых пресса сочинила столько баек. Я была так воодушевлена, что наконец отомщу и как: это будет прорыв, и он вернет меня в ту жизнь, о которой я мечтала. Потому что я знаю, что будет, если пост привлечет нужное внимание. Какое там обращаться в новостные агентства и предлагать себя в качестве автора; они сами прибегут и будут швырять в меня деньгами, лишь бы получить из первых рук рассказ о том, как я встретилась с Убийцей из Хадсона, особенно если сдобрить его вызывающими предположениями, что она причастна к новым убийствам. Наконец-то у меня будет журналистская карьера, которой, как я всегда считала, я заслуживаю. Которая могла бы быть у меня уже сейчас, если бы Касс тогда подтвердила, что Эрик меня изнасиловал.