Когда я приехала на остров, мой план казался таким благородным: вывести Касс на чистую воду, вступиться за всех, кто был так безжалостно убит на Санге. Но теперь вся моя кампания против Касс как будто запятнана эгоистичностью, которой я раньше не замечала.
За спиной раздается треск сломанной ветки. Такой громкий, что слышно сквозь шум дождя.
Я оборачиваюсь, но вокруг тихо. Деревья растут плотно, настолько, что не разглядишь, прячется ли за ними кто-то. На несколько секунд я замираю и прищуриваюсь, но за деревьями виднеется только темнота. Жду, не раздастся ли треск снова, но кроме ударов капель о листву слышно только тишину.
Я продолжаю подниматься по тропе и не останавливаюсь, пока не достигаю вершины. Тропа заканчивается на пологом участке, где нет деревьев. Я покидаю пределы джунглей, и ветер хлещет мне в лицо. Осторожно подхожу к краю утеса, склон которого уходит вниз ломаной линией, а дальше – глубокий обрыв до самого моря и камней. Здесь мы стояли с Касс всего несколько дней назад. Здесь, должно быть, стояла и Джасинта за секунды до того, как ее тело ударилось о камни.
Дождь все барабанит, и я подвигаю ногу ближе к краю, пока пальцы не выступают за него. Как легко было бы шагнуть туда, чтобы все эти мысли просто прекратились. Чтобы не нужно было думать о свежем чувстве вины, засевшем внутри, обо всем, что я сделала в жизни не так, что могла бы сделать иначе. Мне не пришлось бы думать, что делать дальше, как начать сначала.
Я уже пробовала раньше. Могла бы попробовать снова. На этот раз удачнее, не оставив себе шанса на ошибку.
Сзади, пробиваясь сквозь ветер, опять слышится шум. На этот раз он громче, чем хруст ветки, и больше похож на тот, что может произвести человек.
Я резко поворачиваюсь и оскальзываюсь, с обрыва летят мелкие камешки. Из-за дождя не слышно, как они стучат по камням внизу.
– Кто здесь? – говорю я, но ветер будто уносит мои слова в пропасть.
Я выжидаю.
– Кто здесь?! – говорю я громче.
Я вглядываюсь в дождь и, кажется, вижу, как за деревом у тропы что-то мелькает, но не могу понять, человек это, или животное, или плод моего параноидального воображения. Я вздрагиваю: должно быть, то же самое чувствовала последние недели Касс, когда я следила за ней по всему острову.
– Касс? – кричу я.
Сперва я надеюсь, что это и правда она: пошла за мной, чтобы дать мне еще одну возможность. Возможность извиниться, что я так ошиблась. Но как только эта мысль пузырьками оформляется в голове, они тут же лопаются о реальность. После всего, что я сделала, она уж точно пришла сюда не с намерением помочь.
Кто бы ни следил за мной, замышляет этот человек явно недоброе.
Я достаю из кармана телефон, но вспоминаю, что мне некому звонить.
Я лихорадочно оглядываюсь, пытаясь понять, откуда донесся шум. Но с одной стороны только густая чаща, а с другой – утес. Бежать некуда. Разве что вниз. Я выглядываю за край. Острые верхушки камней тянутся к небу, из-за дождя их почти не видно.
Мои недавние мысли испарились. Я внезапно как будто прозрела: я не хочу закончить как Джасинта, не хочу лежать, переломанная и одинокая, у подножия этого утеса.
Шум раздается снова.
И вместе с ним ко мне приходит понимание. Если во всех трех смертях виновна не Касс, значит, убийца Джасинты, Люси и Даниэля, скорее всего, до сих пор где-то на острове.
Мне хочется закричать, завопить. Но я знаю, что это ничего не даст. Кто меня услышит? И после всего, что я сделала, кому какая разница?
И все равно, я готова издать такой громкий звук, какой только смогу. Но горло у меня сжимается и крик застревает. Я осторожно поворачиваюсь, как будто один неловкий шаг – и я потеряю то хрупкое равновесие, которое еще сохраняю.
И тут я вижу. Из-за дерева появляется темный силуэт.
Направляется ко мне, ближе и ближе. И медленно, невыносимо медленно оказывается достаточно близко, чтобы его можно было различить. Понять, кто это. Не может быть.
Силуэт все приближается.
И наконец я кричу.
32Касс
Мне хочется только принять таблетку и лечь в постель. Обрести под одеялом покой и остаться там навечно.
Но это не вариант, Логан выразился более чем ясно. И он прав. Если мы хотим все преодолеть – я цепляюсь за эту возможность изо всех сил, – мне нужно дать ему побыть одному.
Так что я запихиваю в рюкзак сменную одежду, заставляю себя выйти из дома и сажусь на байк. Красное утреннее небо осталось разве что в воспоминаниях. Сквозь громадные серые тучи, окутывающие остров, то и дело проглядывают серебряные всполохи, а от уличных фонарей почти нет толку. С того времени, как мы с Логаном зашли в дом, ветер усилился в несколько раз, я как можно крепче вцепляюсь в ручки байка, и меня едва не заносит на лужах, которые начинают собираться на дороге. Несмотря на ежедневные дожди, остров не приспособлен к такому долгому, затяжному ливню, как сегодня: затопление практически неизбежно. Я уже приближаюсь к нужному повороту, как вдруг остров сотрясает оглушительный «бом!», и все фонари разом гаснут. Электричество отключилось, и остров погрузился в темноту.
Брызжет дождь, ветер хлещет меня по лицу, и к тому времени, как я подъезжаю к единственному дому, где меня по-прежнему могут принять, я до нитки промокла.
– Ох, девочка моя, – говорит Грета, открыв дверь. – Тебя хоть выжимай. Заходи скорей.
При виде ее все эмоции вырываются наружу. Тело сотрясают истерические рыдания, и я хватаю воздух ртом.
Мы стоим в дверях, и я не могу шевельнуться. Опускаюсь на пол, чиркая коленями по цементу порога, и Грета остается рядом, по-матерински гладя меня по спине. В промежутках между всхлипами я пытаюсь все ей выложить. Рассказ вываливается у меня изо рта скомканными, бессвязными кусками, путается из-за беспорядка в голове и шума дождя, который неистово барабанит снаружи.
– Я все испортила. Я думаю, что, может, это я убила Люси. И Логан ушел…
Мои объяснения переходят в невразумительные рыдания, но Грету это, кажется, не беспокоит. И вроде бы мое признание не отвратило ее от меня, как я боялась.
– Тш-ш, тш-ш, – бормочет она, по-прежнему не снимая ладонь с моей спины. – Давай, родная. Пойдем. И потом подумаем, как со всем этим быть.
Грета живет в небольшой двухкомнатной квартире в паре кварталов от «Франжипани». Она ведет меня внутрь, и я, громко и прерывисто дыша, опираюсь на нее.
Мы заходим, Грета протягивает мне полотенце и поспешно усаживает в кресло. Она уже зажгла свечи – электричества ведь нет, – расставила их по всей гостиной, и комната залита мягким светом.
– Подожди секунду.
Грета на мгновение исчезает в кухне и возвращается со стаканом холодной воды, который осторожно подносит к моим дрожащим ладоням.
– Ты пей, – говорит она, – а я пойду принесу тебе сухую одежду, чтобы ты не сидела во всем промокшем.
И она снова уходит, на этот раз исчезая в спальне дальше по коридору.
Я обвожу взглядом знакомую гостиную. Когда я приходила раньше, здесь всегда был порядок, но, кажется, за последние недели – как минимум с тех пор, как уехала Элис, – квартира пришла в упадок. Когда-то идеально чистый журнальный столик теперь завален упаковками из-под еды, журналами и бумажками.
Я отодвигаю весь этот мусор в сторону, чтобы поставить стакан, пытаясь не расплескать воду, потому что руки все еще дрожат, и зацепляюсь взглядом за предмет, лежащий под башенкой пенопластовых контейнеров из-под еды. Я переставляю их на пол и вижу толстую раскрытую книгу в твердом переплете. Я наклоняюсь поближе, чтобы рассмотреть ряды глянцевых портретных снимков на ее страницах.
Лаконичные надписи на иностранном языке, но и так понятно, что это за книга. Гретин выпускной альбом. Видимо, после отъезда Элис ее охватила ностальгия, и она откопала альбом, чтобы мысленно вернуться в лучшее время.
Гретин портрет в самом центре вверху страницы. Она в целом выглядит так же, только моложе. Светлые волосы холодного оттенка подстрижены в шикарный боб и загибаются у подбородка, она смотрит в камеру и улыбается сжатыми губами. Под фотографией мелким курсивом написано Engelskalärare. Может, она выиграла какую-то награду и тем самым заслужила право занять почетное место вверху страницы. Неудивительно, учитывая, какая она умная.
Слыша, как Грета шуршит в спальне, я просматриваю другие страницы. Большинство остальных учеников под фотографией Греты тоже светловолосые и улыбаются, но с виду все они чуть моложе. Для своих лет Грета всегда казалась более зрелой. Наконец мой взгляд останавливается на девушке, которая выглядит не так, как другие. Темно-каштановые волосы и знакомые угольные глаза. Элис. Я и забыла, что они с Гретой познакомились и влюбились друг в друга в старших классах.
Но фотографии что-то всколыхнули глубоко в мыслях, какое-то воспоминание, до которого не докопаться.
Услышав, что Грета возвращается, я закрываю альбом и отодвигаюсь от столика: не хочу, чтобы она подумала, что я копалась в ее вещах. В руках у Греты одежда, которую она кладет на стоящий рядом диван.
– Держи, дорогая, – она усаживается передо мной на колени и кладет руки мне на ноги, из-за грустной улыбки в уголках темных глаз собрались морщинки. – Касс, мне так жаль, что с тобой произошло такое. Мы все тебе сочувствуем. Я хочу, чтобы ты знала: пост Брук не изменит нашего к тебе отношения. Мы все от чего-то прячемся. Мы с тобой, несмотря ни на что.
Я хочу поблагодарить ее, показать, как я ценю ее доброту, ведь я, возможно, разрушила и их жизнь на острове. Но я могу думать лишь об одном.
Я только было взяла себя в руки, но эмоции снова подступают к горлу.
– Увы, Логан, кажется, другого мнения.
Грета хватает мою левую руку.
– Он передумает. Я точно знаю. Ему просто нужно время. Все будет хорошо.
И в этом теплом свете, когда снаружи стучит дождь, я пытаюсь поверить, что, возможно, Грета права. Может, это не конец. Может, у нас с Логаном все наладится, наладится у нас всех.