Погружение в музыку, или Тайны гениев-2 — страница 23 из 33

Если же вы увлечетесь и поэзией Ходасевича (один из любимых мной поэтов Серебряного века русской поэзии, удивительный представитель русской литературной культуры XX века), то я буду безмерно рад за вас.


Гаврила Державин


БОГ

О Ты, пространством бесконечный,

Живый в движеньи вещества,

Теченьем времени превечный,

Без лиц, в трех лицах Божества!

Дух всюду сущий и единый,

Кому нет места и причины,

Кого никто постичь не мог,

Кто все Собою наполняет,

Объемлет, зиждет, сохраняет,

Кого мы называем: Бог.

Измерить океан глубокий,

Сочесть пески, лучи планет

Хотя и мог бы ум высокий, —

Тебе числа и меры нет!

Не могут духи просвещенны,

От света Твоего рожденны,

Исследовать судеб Твоих:

Лишь мысль к Тебе взнестись дерзает,

В Твоем величьи исчезает,

Как в вечности прошедший миг.

Хаоса бытность довременну

Из бездн Ты вечности воззвал,

А вечность, прежде век рожденну,

В Себе Самом Ты основал:

Себя Собою составляя,

Собою из Себя сияя,

Ты свет, откуда свет истек.

Создавый все: единым словом,

В твореньи простираясь новом,

Ты был, Ты есть, Ты будешь ввек!

Ты цепь существ в Себе вмещаешь,

Ее содержишь и живишь;

Конец с началом сопрягаешь

И смертию живот даришь.

Как искры сыплются, стремятся,

Так солнцы от Тебя родятся;

Как в мразный, ясный день зимой

Пылинки инея сверкают,

Вратятся, зыблются, сияют,

Так звезды в безднах под Тобой.

Светил возженных миллионы

В неизмеримости текут,

Твои они творят законы,

Лучи животворящи льют.

Но огненны сии лампады,

Иль рдяных кристалей громады,

Иль волн златых кипящий сонм,

Или горящие эфиры,

Иль вкупе все светящи миры —

Перед Тобой – как нощь пред днем.

Как капля, в море опущенна,

Вся твердь перед Тобой сия.

Но что мной зримая вселенна?

И что перед Тобою я?

В воздушном океане оном,

Миры умножа миллионом

Стократ других миров, – и то,

Когда дерзну сравнить с Тобою,

Лишь будет точкою одною;

А я перед Тобой – ничто.

Ничто! – Но Ты во мне сияешь

Величеством Твоих доброт;

Во мне Себя изображаешь,

Как солнце в малой капле вод.

Ничто! – Но жизнь я ощущаю,

Несытым некаким летаю

Всегда пареньем в высоты;

Тебя душа моя быть чает,

Вникает, мыслит, рассуждает:

Я есмь – конечно, есть и Ты!

Ты есть! – природы чин вещает,

Гласит мое мне сердце то,

Меня мой разум уверяет,

Ты есть – и я уж не ничто!

Частица целой я вселенной,

Поставлен, мнится мне, в почтенной

Средине естества я той,

Где кончил тварей Ты телесных,

Где начал Ты духов небесных

И цепь существ связал всех мной.

Я связь миров, повсюду сущих,

Я крайна степень вещества;

Я средоточие живущих,

Черта начальна Божества;

Я телом в прахе истлеваю,

Умом громам повелеваю,

Я царь – я раб – я червь – я Бог!

Но, будучи я столь чудесен,

Отколе происшел? – безвестен;

А сам собой я быть не мог.

Твое созданье я, Создатель!

Твоей премудрости я тварь,

Источник жизни, благ податель,

Душа души моей и царь!

Твоей то правде нужно было,

Чтоб смертну бездну преходило

Мое бессмертно бытие;

Чтоб дух мой в смертность облачился

И чтоб чрез смерть я возвратился,

Отец! – в бессмертие Твое.

Неизъяснимый, непостижный!

Я знаю, что души моей

Воображении бессильны

И тени начертать Твоей;

Но если славословить должно,

То слабым смертным невозможно

Тебя ничем иным почтить,

Как им к Тебе лишь возвышаться,

В безмерной разности теряться

И благодарны слезы лить.

1784

Модуляция 2Людвиг ван Бетховен (1770−1827)

Один из величайших музыкальных мыслителей в истории культуры планеты.

Человек, вся жизнь которого звучит и читается как легенда. Согласно официальному музыкознанию – один из трех венских классиков. (Два других – Моцарт и Гайдн.)

Но личности такого масштаба не вмещаются в рамки стиля, времени или направления.

По сути, в его музыке подготовлен и проведен в жизнь следующий музыкальный стиль – романтизм.

Но если говорить еще сильнее, то Бетховен в последние годы настолько ушел от всяких традиций музыкального письма, что произведения последних лет и сегодня звучат как музыка суперавангарда.

В ней Бетховен разрушил все привычные формы и каноны и построил в музыке энергетику свободного космического пространства. Иногда я даже начинаю думать, что бетховенская глухота – подарок Бетховену от Судьбы. И, конечно же, подарок всем любителям музыки. Я буду очень рад, если вы послушаете и полюбите его симфонии и сонаты. Но если вы сумеете добраться до его поздних сонат и квартетов и почувствовать их, то начнете принадлежать к элите из элит. Еще хочу вам сказать, что бетховенский Концерт для скрипки с оркестром я считаю величайшим концертом, написанным за последние 200 лет. Когда я говорю об этом пианистам (для которых Бетховен написал в пять раз больше, то есть пять концертов), то большинство из них грустно вздыхают и… соглашаются.

В моей предыдущей книге «Тайны гениев» есть глава со странным названием: «Был ли глухим Бетховен».

Когда в начале 1800-х годов Бетховен начал глохнуть, то, несмотря на это, он продолжал интенсивную композиторскую работу. Более того, самые великие свои произведения он создал, будучи совершенно глухим.

И это – еще одно доказательство того, что в искусстве не все так просто и легко объяснимо, как в обыденной жизни.

Модуляция 3Борис Леонидович Пастернак (1890−1960)

Для меня как для человека искусства очень важно знать, что после Пушкина в русской поэзии не было перерыва. Весь XIX век был веком большой поэзии.

Но особенно важно то, что и в XX веке Россия продолжала дарить миру поэзию высочайшего уровня.

Для меня поэзия Пастернака – поэтический пик России XX столетия.

С одной стороны – пушкинская энергетика.

С другой стороны – невероятно раскованное движенье образов.

С третьей – общая культура Пастернака столь необычайно высока, что он сумел в своей поэзии воплотить идеи музыки Шопена, Бетховена, Скрябина.

Кроме того, Пастернак начинал свою карьеру как композитор. Значительным композитором он не стал, но его глубокое музыкальное знание помогло ему в музыкальности построения стихов.

Музыкальность пастернаковских стихов сравнима в русской поэзии только с пушкинской.

Давай ронять слова,

Как сад – янтарь и цедру;

Рассеянно и щедро,

Едва, едва, едва.

Или:

Как обещало, не обманывая,

Проникло солнце утром рано

Косою полосой шафрановой

От занавеси до дивана.

Или:

Мне снилась осень в полусвете стекол,

Друзья и ты в их шутовской гурьбе,

И, как с небес добывший крови сокол,

Спускалось сердце на руку к тебе.

Или:

Текли лучи. Текли жуки с отливом,

Стекло стрекоз сновало по щекам.

Был полон лес мерцаньем кропотливым,

Как под щипцами у часовщика.

Или:

Мело, мело по всей земле

Во все пределы.

Свеча горела на столе,

Свеча горела.

О жизни, поэзии и прозе Пастернака существуют горы литературы. Если вы почувствуете внутреннюю потребность в общении с ней – вам открыты все дороги.

Если нет, значит, из поэтов XX века вам ближе Цветаева, Ахматова или Мандельштам.

Но пастернаковские «стихи из романа» – мне кажется – обязательное чтение.

Здесь же предлагаю вам один из самых живописных стихов русской поэзии «Давай ронять слова».


Мой друг, ты спросишь, кто велит,

Чтоб жглась юродивого речь?

Давай ронять слова,

Как сад – янтарь и цедру,

Рассеянно и щедро,

Едва, едва, едва.

Не надо толковать,

Зачем так церемонно

Мареной и лимоном

Обрызнута листва.

Кто иглы заслезил

И хлынул через жерди

На ноты, к этажерке

Сквозь шлюзы жалюзи.

Кто коврик за дверьми

Рябиной иссурьмил,

Рядном сквозных, красивых,

Трепещущих курсивов.

Ты спросишь, кто велит,

Чтоб август был велик,

Кому ничто не мелко,

Кто погружен в отделку

Кленового листа

И с дней Экклезиаста

Не покидал поста

За теской алебастра?

Ты спросишь, кто велит,

Чтоб губы астр и далий

Сентябрьские страдали?

Чтоб мелкий лист ракит

С седых кариатид

Слетал на сырость плит

Осенних госпиталей?

Ты спросишь, кто велит? —

Всесильный бог деталей,

Всесильный бог любви,

Ягайлов и Ядвиг.

Не знаю, решена ль

Загадка зги загробной,

Но жизнь, как тишина

Осенняя, – подробна.

Модуляция 3АОсип Мандельштам (1891−1938)

Место Мандельштама в русской поэзии совершенно уникально. Это, пожалуй, самый интеллектуальный поэт. У него даже природа интеллектуальна. Она почти никогда не пейзаж, а скорее мысль: