Доктор Сэмюэл Крэддок, еще один член команды психологов, а также сотрудник ИПСТ, долгое время придерживался диагноза «расщепление личности». Но выйдя на трибуну, он сообщил, что ни разу в его присутствии «мистер Эли не выказал ни малейшего сочувствия к жертве». Он считал этот факт противоречивым: Эли заявил, что Сюзанну Коллинз убила одна из его личностей, а именно Смерть, а сам Эли — «порядочный человек».
Во время допроса на суде доктор Бэттл не мог сказать, которая из личностей преобладала в Эли во время убийства. Поскольку на его теорию опирался аргумент защиты о невменяемости подсудимого, выстроенная адвокатами стратегия начала быстро рушиться. Даже если бы Эли страдал расщеплением личности — а я вновь подчеркиваю, что это предположение ничем не подтверждалось, — не нашлось никаких улик, позволяющих предположить, что во время преступления и допросов Эли управляла какая-нибудь другая личность, кроме его собственной. Именно эта личность совершила преступление, призналась в нем и теперь обвинялась в убийстве. Суть дела представлялась мне совершенно ясной.
Мать Эли, Джейн, пыталась подкрепить аргумент о невменяемости, свидетельствуя в пользу сына, со слезами рассказывая суду, что «с ним всегда было что-то не так». После смерти Дебры Эли Джейн и ее муж взяли на попечение двух детей Дебры и Седли. К началу процесса Линн Эли развелась с мужем, покинула город и не выступала на суде.
Никому не удалось представить правдоподобное свидетельство наличия у Эли расщепления личности до его ареста за убийство Сюзанны Коллинз. Как вспоминает Уильямс, «ни у кого не нашлось ни единого факта, достойного внимания, чтобы поддержать предположение о расщеплении личности у обвиняемого еще в детстве. Вместо этого свидетели приводили примеры антисоциального поведения».
В конце концов Эли отказался давать показания на суде. Иначе, не сомневаюсь, нам пришлось бы систематически останавливать его, показывая, кем он является на самом деле — злобным социопатом, садистом, который с готовностью отнял жизнь у другого человека просто от раздражения и оттого, что ему это нравилось.
К началу процесса Эли похудел и привел себя в порядок. Подобное явление я считаю весьма распространенным. Я даже часто шучу, что к тому времени, как дело передается в суд и заинтересованные лица рассаживаются за столами, взглянув на стол защиты, трудно отличить обвиняемого от его адвоката. Для защиты очень важно без лишних слов намекнуть: «Ну, разве он похож на гнусного убийцу?»
Хотя в присутствии присяжных Эли не произнес ни слова, на протяжении всего процесса он сидел, поставив локти на подлокотники кресла, внимательно следя за происходящим в зале и постоянно передавая записки своим адвокатам. Он не производил впечатление напыщенного и самоуверенного человека и вместе с тем не казался жалким неудачником. Он выглядел как человек, который всерьез встревожен предъявленными ему обвинениями и судом.
В заключительной речи Бобби Картер сказал присяжным: — Вы имели возможность наблюдать за этим человеком целых две недели, и в течение всего этого времени он контролировал свое поведение.
В завершение речи он произнес:
— Пришло время прекратить оправдывать его, пора заставить его поплатиться за свое поведение.
В своем выступлении Роберт Джонс старался убедить присяжных, что все случившееся — «поступок маньяка». Преступление настолько ужасно, что «совершить его мог только абсолютно ненормальный человек».
Я подтверждал, что Эли вполне соответствует общепринятому определению «психа», — справиться с сильной и крепкой женщиной, служащей в морской пехоте, увезти ее в уединенное место, истязать, а затем инсценировать преступление другого типа мог жестокий и эгоцентричный социопат, но не безумец. Судя по показаниям охранника, дежурившего в ту ночь у ворот базы. Эли, ударом лишив Сюзанну сознания, посадил ее на переднее сиденье рядом с собой и положил ее голову к себе на плечо — так, чтобы со стороны они выглядели влюбленными.
На протяжении всего процесса мое сердце разрывалось от сочувствия Джеку и Труди Коллинз. Они были без сил, выглядели изнуренными и потерянными. Я знал, что они видели снимки места преступления, и с трудом представлял себе, как они, родители, могли пережить это испытание. Выступление Джека на суде я расценил как подвиг.
Когда стало ясно, что Эли не собирается давать показания, я решил уехать обратно в Квонтико. Наутро я пригласил Коллинзов на завтрак, и мы долго беседовали. Несмотря на показания и продолжительные беседы с Хэнком Уильямсом и Бобби Картером, мотивы преступления для них до сих пор оставались непонятными: зачем незнакомый человек так поступил с их дочерью? Я пытался объяснить им, что, по-моему, произошло — точно так же, как команде Уильямса. Перед отъездом из Квонтико я зашел повидаться к Джиму Хорну — он когда-то в числе первых начал работать во вспомогательном следственном отделе и теперь наряду с Джимом Ризом стал в Бюро одним из лучших специалистов по стрессу, связанному с правоохранительной деятельностью. Я спросил его, чем можно помочь родителям жертвы в таком случае. Хорн очень чуткий, отзывчивый человек. Он объяснил: главное, что мне остается — слушать и сочувствовать, так и действовал по собственной интуиции Хэнк Уильямс. Джим предложил мне также рассказать супругам о том, что существуют организации родителей убитых детей и другие группы поддержки, и я передал эту информацию родителям Сюзанны. Супруги Коллинз понравились мне с самого начала, но я тогда и не подозревал, какими ценными и преданными помощниками и консультантами для семей, перенесших подобную трагедию, они вскоре станут. Они сделались для меня по-настоящему родственными душами. Именно благодаря им я взялся за эту работу.
Когда суд удалился на совещание, Джейн Эли подошла к Труди.
— Я сожалею о том, что произошло с вашей дочерью, — сказала она.
До сих пор она так и не признала, что ее сын виновен в преступлении, но это было уже какое-то подобие сочувствия.
— Буду откровенна: мне жаль и вас — как мать, и себя — тоже как мать. Ваш сын причинил двум матерям невыносимые страдания, — ответила Труди.
После шести часов обсуждения суд присяжных, состоящий из десяти женщин и двух мужчин, признал Седли Эли виновным в убийстве первой степени и похищении и изнасиловании несовершеннолетней с отягчающими обстоятельствами. После еще двух дополнительных часов совещания по приговору присяжные приговорили Эли к казни на электрическом стуле. Судья Эксли назначил исполнение приговора на 11 сентября.
Джек и Труди превозносят Хэнка Уильямса — как и я. Он — один из истинных героев нашей системы правосудия. А он придерживается очень высокого мнения о родителях Сюзанны. — Из всех семей жертв насилия, с какими я когда-либо встречался, они были самыми активными на процессе. И по-прежнему помогают нам, став лидерами движения за права жертв.
Никто из них тогда и не подозревал, что теперь, после приговора присяжных и завершения процесса, испытания только начинаются.
9. Энтузиазм Джека и Труди Коллинз
В октябре 1988 года у Джека разболелся зуб. Он отправился к дантисту, тот после осмотра заявил, что необходимо прочистить корневой канал. Джек согласился, и вскоре процедура была закончена.
Прежде чем отпустить пациента, дантист сказал:
— Потом вам будет больно, и поэтому я выпишу лекарство, которое вы примете, когда закончится действие новокаина. Через несколько часов действие новокаина полностью закончилось, и боль усилилась. «Это была по-настоящему сильная, острая боль», — вспоминает Джек.
Труди заметила, как он страдает, и напомнила о прописанном доктором лекарстве.
— Я не буду его принимать, — объяснил Джек. — Я хочу в полной мере выстрадать эту боль — ради Сюзанны.
— О чем ты говоришь? — удивилась Труди.
Джек объяснил:
— Какой бы сильной ни была эта боль — а я надеюсь, она усилится — я хочу попросить Господа добавить мне боли, а затем вернуться в ту ночь, когда Сюзанну били, мучили и убивали, и отнять у нее эту боль — чтобы хоть немного облегчить ее страдания.
— Джек, прошлого не вернешь, — сказала Труди.
— Это не так, — возразил Джек. — Для Бога нет времени, есть только вечность.
Труди не разделяла убежденности Джека, а для него потребность взять на себя боль Сюзанны стала постоянным выражением преданности дочери.
— Теперь, после смерти Сюзанны, все беды, которые ко мне приходят, — боль, усталость, раздражение, тревога, — все это я предлагаю в обмен на ее страдания. Я просил Бога облегчить последнюю агонию Сюзанны и ужас и взвалить ее страдания на меня, чтобы она поменьше мучилась.
Я спросил Джека, чем для него стали невыразимые страдания Сюзанны, причиненные Седли Эли.
— Сами по себе — ничем, — ответил он, и его глаза наполнились слезами. Даже теперь, одиннадцать лет спустя, говорить об этом было нелегко. — Ни в чем не виновная девушка погибла потому, что оказалась в неподходящем месте в неподходящее время, когда этому чудовищу требовалось излить свою ярость. Но на другом уровне эти страдания имеют другое значение. Они сделали нас более заботливыми и отзывчивыми людьми. Кроме того, они подвигли нас на гражданские и политические действия — борьбу за справедливость для жертв преступлений и их родных. Эти страдания заставили нас помогать другим, кому прежде мы никогда бы не вздумали помогать.
Я заметил, что, на мой взгляд, они с самого начала были порядочными людьми.
— Мы старались быть такими, но совершенствоваться можно до бесконечности. Теперь каждый раз, когда мы слышим о людях, которым нужна помощь, мы стремимся оказать эту помощь. Однажды Стив спросил меня: «Как мог Господь допустить, чтобы с Сюзанной случился этот кошмар?» И Труди ответила ему: «В мире существует зло. Некоторые пытаются отрицать его, но зло существует, и об этом нельзя забывать. Мы должны противостоять ему при каждой возможности».
— Я действительно так считаю, — добавила Труди. — Если мы дадим злу волю хотя бы один раз, оно поглотит всех нас. Вскоре оно будет окружать нас со всех сторон, мы ут