.
…отнюд жити не хощет, зане ничто же снедает, и тем образом умирает, и лутче мнит смерть свою, нежели порабощену быти от рук человеческих…
↓
Егда же емлют его человецы, отнюд жити не может, зане ничто же снедает и таким образом умирает. И лутче им<ый> смерть свою, неже ж порабощенну быть от рук человеческих.
Александр Македонский и кентавры, XVII в.; Александр Македонский и кентавры, XIX в.
Возможно, эта трагическая легенда развилась еще из ранних греческих переводов. В александрийском Физиологе (пер. XIII–XV вв.) есть несколько путаное иносказание: колеблющийся грешник-онокентавр, пока он в церкви, остается похож на человека, но выйдя из нее (духовно удалившись от нее) — погибает. В греческом тексте онокентавры не погибают, а убивают, губят других вне Церкви [78: 93]. Но так получилось при переработке, что русские онокентавры погибают сами. Оторвавшись от церковного контекста, они могли сохранить этот трагический шлейф.
На этом удивительные особенности кентавроидов, конечно, не заканчиваются. Есть, например, такая информация: кентавр никогда не ходит, как прочие животные, но всегда бежит, а если устанет, то останавливается и дышит тяжело, совсем как человек. Это снова немного напоминает поверья о райских птицах, которые всегда в движении: у них в принципе нет ног, чтобы сесть на землю. В физиологах в главе про онокентавров с аналогичным текстом слово присно («всегда») сменилось на прямо — получилось, что кентавроид ходит не как все, а бегает по прямой. Эта явная ошибка соотносится со сведениями из другого источника — легенд о Соломоне и Китоврасе. Совершенно иного происхождения [16] книжный персонаж по имени Китоврас ходил только прямо и даже сшибал дома, если они оказывались у него на пути. Более близких к народу кентавров, рисуемых на коробьях и других предметах в качестве украшения, часто называют полканами. Этот кентавроид на самом деле был похищен из рыцарского романа [32], а нижняя часть его тела исходно принадлежала псу, но он слился с более традиционным боевым кентавром и попал в «Повесть о Бове Королевиче», чем заслужил большую народную любовь.
Соломон и Китоврас. Клеймо Васильевских врат Троицкого собора в Александрове. XIV в.
Поединок Полкана с Бовой. Муравленый изразец, XVII в.
Сам черт связал веревочкой
Сатир и кентавр не только попадают в одни и те же книги в качестве чудес мира, достойных изумления, но и участвуют в сюжетах вместе. Cредневековые сочинения об устройстве мира описывали таинственные экзотические народы гуртом: по соседству оказывались мантикоры и мохнатые сатиры, телороги (кентавроиды с оленьими рогами) и ипподесы с потомиями, сочетающие конские и человеческие части. Диковинные названия постоянно искажались, а монстры за счет этого преумножались, потому что очередной редактор, собирая сведения для своего нового сборника, заимствовал одного и того же персонажа дважды, встречая его в разных книгах под разными названиями. К XVII в. все чаще кентавр становится в пару с сатиром, один из них словно ведет за собой другого. Например, Симеон Полоцкий в 1667 г. создает геральдико-эмблематическую поэму «Орел Российский», в которой обыгрывает знаки зодиака. Дойдя до описания стрельца, которого на Руси в зодиакальном круге обычно изображали кентавром (по греческой традиции), поэт вспоминает и о сатире. Сатира на звездном небосводе нет (при том что споры о «правильном» количестве ног у звездных стрельцов все-таки велись [57: 84]), но Симеон в духе эмблематической астрологии пишет, что небесный стрелец будет мирным символом, добрым слугой, тогда как на земле ему подобало бы охотиться на зверей, подобно Диане и сатирам.
Иногда кентавры с сатирами подменяют друг друга. В XVII в. А. А. Виниус переводит на русский язык басню «О кентавре и жене» [73: 361]. Сюжет довольно незамысловатый: кентавр пристает к купающимся девицам и даже хватает одну, но она предпочитает умереть, нежели достаться ему. Но на гравюре к изданию басен Виниуса (1712) изображен «классический» сатир: с рожками и на двух ногах с копытами. Источник этой картинки — западноевропейская гравюра, и сама история подходит скорее сатиру, то есть персонаж мог смениться во время странствия сюжета. Но надо понимать, что «неправильная» картинка не всегда обозначает замену персонажа. Зодиакальные стрельцы в образе сатиров фигурировали в искусстве Возрождения. На русских миниатюрах XVIII в. неоднократно изображалась встреча святого Антония с сатиром, где рогатый козлоподобный сатир твердо стоял на четырех ногах, все еще оставаясь собой.
Иллюстрация к басне Виниуса «О кентавре и жене», XVIII в.
Сатир и кентавр открывают раздел о чудовищах в «Книге естествословной», хотя сведения об этой парочке автор почерпнул из разных источников. Основное описание кентавра взято из печатной книги о Троянской войне, а описание сатира — из сборников с рассказами о диких народах. Тем не менее автор их соотносит. В финале второй главы говорится, что оба «человекоподобных дива» есть в житии Павла Фивейского. Действительно, Иероним Стридонский (IV в.) писал о том, как Антоний Великий в поисках Павла Фивейского набрел на диких зверей, проявивших перед ним разум и кротость; среди них было два совсем странных существа — кентавр и сатир. Кентавр хоть и человекоподобен, а все-таки оказался диковат: он не мог членораздельно говорить, но указал путь рукой. А сатир по-человечески объяснил, что он — простой смертный, которому в древности язычники поклонялись как богу, и затем попросил у святого молитв за свой народ. Этот удивительный рассказ не только не был отвергнут в Древней Руси, но даже оказался на церковной фреске Спасо-Преображенской церкви Евфросиньева монастыря в Полоцке (XII в.) [55] и попал в знаменитое собрание житий святых — Великие Минеи-Четьи (XVI в.).
Антоний и сатир. Сборник. XVIII в.
И се узре человека, коню подобна, его же славатворцем «иппокентаврон» пронарече, к нему же дерзостне рече Антоние, никако же ужасився, в коем месте раб Божий живет. Зверь же преклонився о словеси и не могий гласом рещи, рукою место показоваше и на поле течаше.
Узре ина зверя, человеча естества мним, козлия ноги имея и роги на главе; сего же зрению удивлься Антоние, верою несуменною вооруже сый, бе<з> страха вопрашаше являемое: «Кто еси и откуду?». «От же мертвец быти, — глаголаше, — и един от живущих в пустыни, их же наставлением «сатиро» именуемом, служити изволися; мольбу же к тебе приношаю от стада моего, да о нас к общему Владыце помолишися: несь бо место нам оставлено, ибо Христу Воцарившю, во вся земля изыйде вещание его…»
Встреча Антония Великого с Павлом Фивейским стала сюжетом русской гравюры (1626), на которой сатир и кентавр тоже изображены. У иппокентавра нет рук, но гораздо более странно, что перед нами женская ипостась, никак не оправданная текстом. В Физиологе Дамаскина Студита (XVIII в.) в качестве иллюстрации к рассказу об онокентаврах тоже изображена женщина-кентавр — правда, с руками. Такие несостыковки ученые объясняют заимствованием (перерисовкой) изображений из других текстов, иногда не совсем подходящих по смыслу, за неимением более точной иллюстрации. Но важно, что иллюстратор соотносит изображаемых чудовищ, и в ряде случаев именно кентавр женского пола выступает главным представителем вида, хотя тексты этого не оправдывают.
Святой Антоний встречает кентавра, сатира. Гравюра, XVII в.
На старинных русских изображениях позы персонажей — положение рук, ног, пастей — говорят гораздо больше, чем выражения лиц. Перед Антонием Великим сатир стоит в классической «позе внимания» [87: 68]. Одна рука согнута и прижата к груди, другая протянута к говорящему в этот момент святому (указующий перст Антония означает наставление, говорение). Иппокентавресса за неимением рук не может принять соответствующую позу, но в знак внимания и уважения она преклоняет колено. «Табунок» сатиров, стоящих за спиной собеседника святого Антония, напоминает миниатюры из древнерусских космографий и хронографов (сочинений об устройстве мира). Жесты не совсем совпадают, но сходство в расположении диких сатиров и житийных «сатыренят» (как они подписаны на гравюре) говорит о том, что художник мог ориентироваться на ранние миниатюры.
Кентавра. Физиолог Дамаскина Студита. XVIII
Знаменательно, что кентавроиды (а иногда и сатиры) в самых разных сюжетах изображаются с типовыми жестами. Обычно фигура размещена вполоборота, обе руки согнуты, как будто просительно, или дальняя от зрителя рука простерта, словно указующе. Вероятно, авторы художественных произведений, еще в древности сделавшихся образцовыми, закладывали в этот жест нечто конкретное (например, указание пути Антонию Великому или покаяние). Но при перерисовке необычного существа для новых иллюстраций жест и поза могли воспроизводиться механически, и связь с сюжетом терялась. Вихры и бороды указывают скорее на демонизм, чуждость средневековому читателю всех этих странных народов, тогда как их жесты благочестивы — вероятно, потому, что в историях, для которых делались их изображения, кто-то из знаковых персонажей вступал с ними в контакт: если не вездесущий Александр Македонский, то христианские проповедники. Кажется, позитивный посыл, заключенный в жесте иппокентавра, подразумевается и в тексте «Букваря» (1693) Кариона Истомина: по крайней мере, это «созданно животно» характеризуется в контексте тезиса о хвале Творца всякой тварью.
Толпа сатиров среди диких народов. Сборник, XVIII в.
Чудовища в качестве действующих лиц жития христианского святого (дивные существа, но не демоны, скорее помощники) — явление поистине чудесное. В XVII в. кентавр и сатир потихоньку начинают исчезать из жития Павла Фивейского, чтобы не сбивать народ с толку неоднозначными персонажами (в поздних рассказах Антоний встречал лишь диких зверей). Но все-таки и в древности появление этих чудовищ закономерно смущало авторов, поэтому они использовали исторический довод в качестве доказательства своих слов. Раз все приключившееся с Антонием Великим было на самом деле, то чудищам обеспечена долгая жизнь.