злато — блато (то есть золото vs. грязь, болото) сформулирована одна из первых лаконичных, почти лозунговых оценок роли Петра I в истории России, какие можно услышать до сих пор: Петр сделал из грязной безобразной Руси конфетку (дословно — изумруд). Также сказано, что парки хотели расстроить судьбы России, но царь пригрозил им, заставил изменить будущее — и начался золотой век.
Россия безобразно сначала бысть блато,
Петр ю в смарагд премени, Петр — в чистое злато.
Опасно замышляли о России фата,
Парки чуть ю сокрушить не подняли млата.
Но Петр рече: «Поспешным тщанием идите,
Парки, на прялах россом златы век прядите.
Все, что вы зло россом ввели в календары,
солжете и в порок вам то причтется, стары».
Петр приведе в Россию мир и лета златы…
В русской литературе XVII — первой половины XVIII вв. примеров использования мойр-парок в качестве художественного образа сравнительно мало, они не формируют традицию и каждый раз вызывают вопросы, требуют комментария. Но как ни забавно звучит нотация паркам из уст Петра, пожелание Алексею Михайловичу избежать зависти или даже пагубного влияния парок в области церковного вопроса в тексте Симеона Полоцкого выглядит совершенно неестественно с точки зрения стиля и смысла.
Три парки. «Овидиевы фигуры», XVII в.
Чтобы окончательно разобраться с парками, следует обратиться к рукописи. Дело в том, что все современные издатели этого текста не смотрят оригинал, а перепечатывают одну и ту же публикацию стихов Симеона. Предположим, что в это первое издание или в саму рукопись вкралась ошибка. Ошибка в рукописи весьма вероятна, потому что не сохранился автограф, но существуют списки (то есть стихотворение не записано самим автором, а переписано кем-то в XVII в. для своих нужд). Посмотрим для сравнения другую рукопись с этим же текстом Симеона.
Фрагмент рукописи с текстом декламации, XVII в.
Она очень забавная. Переписчик стихотворения выступил в качестве редактора: внес массу исправлений по своему разумению. Например, его отчего-то огорчали слова, повторяющиеся в начале строк рефреном (анафоры), особенно белорусские, и он стремился заменить их на созвучные. Пожелание жий (живи) меняется то на Божий, то на сий (этот). Интересующая нас строка выглядит в этой редакции так: «Нехай перси для церкви не зайзрят ти света», а на полях (куда часто вписывали исправления и пояснения) как нарочно для исследователя указано: турки. Благодаря этому списку можно догадаться, что произошло в другой рукописи со стихотворением Симеона.
Политическая карикатура по мотивам лубка, 1915 г.
Как ни странно, слова «парки» и «турки» пишутся похоже: чуть больший наклон буквы аз влево превращает ее в букву ук; п от т отличается на одну палочку. Спутать турок с парками возможно, особенно если помнить, что опытные люди обычно читают не буквы, а целые слова, запоминая и узнавая их облик. Получается, что в декламации Симеона Полоцкого речь шла об Османской империи, которая в это время начинала вмешиваться в русско-польский конфликт. Ожидание «война с турками будет» действительно оправдалось в 70-е гг.
Но это, конечно, всего один из многих возможных вариантов реконструкции. Парками могли стать на каком-то этапе и персы, названные парси (п от к тоже отличается всего на одну закорючку, что можно видеть на примере написания слова российский). Тогда турок на полях добавил переписчик, посчитавший, что разговор о русско-персидских отношениях звучит менее актуально. Наконец, парки могут быть результатом случайного смешения двух слов усталым писцом. И персы, и турки были в это время частью образа внешнего врага-иноверца. О них слагалось немало виршей в шутливом шапкозакидательском духе. В XVIII в., например, турки часто рифмовались со словом курки: стихотворцы грозили турку по лбу курком или утверждали, что турок сломает свой курок. Чужое, несущее угрозу, постоянно осмысляется в культуре через смех — это помогает разным народам преодолевать культурные противоречия и собственные комплексы.
Глава 10Твои друзья в аду
В Средневековье ад представляли не только как условное место посмертного возмездия, но и как особое пространство, у которого есть вход и выход, в которое можно заглянуть из какой-то точки земли, пусть отдаленной, или даже сходить на экскурсию. Персонажи апокрифов, христианских легенд спускались в ад, чтобы ужаснуться или немного облегчить участь грешников. Ну а знаменитые герои древности бывали в аду по самым разным причинам — это частый сюжет мировой культуры.
Орфей в аду. «Овидиевы фигуры». XVII в.
Получив внушительный набор античных образов, христианские авторы распорядились ими по-разному, но самые ужасные твари были достаточно быстро расселены в аду-аиде (со включенным туда Тартаром). По гравюре из «Овидиевых фигур» можно узнать, как Орфей, спустившись за Эвридикой, «умилил гласом скрипицы своей» Плутона с Персефоной. Несмотря на присутствие античных персонажей, хорошо видно, что изображен именно христианский средневековый ад западноевропейской традиции. На заднем плане можно видеть демонов-мучителей с вилами. Над головой Плутона в складках занавеса примостился еще один зверовидный демон вроде летучей лисицы. Такие необычные для русской культуры бесы переносятся с западноевропейских гравюр в XVII–XVIII вв. — например, пестрый демонический зоопарк можно видеть на гравированном листе с искушением Святого Антония.
«…место исполни привиденми: явихся в подобии лвов, волков, аспидов, змиев, скорпиев, рысев…» — с подписи к лубочной картинке.
На самом деле уже в Античности те или иные монструозные существа если и не осуществляли возмездие, то квартировали в царстве мертвых. Например, Цербер был охранником адских врат. И христианская культура только усилила заложенный в чудовищах демонический потенциал. Но на Русь литературный опыт западноевропейского средневековья иногда приходил одновременно с отголосками более поздней эмблематики, культуры Нового времени. Так что положительная и отрицательная оценка античных персонажей причудливо совмещались в одно и то же время, у одних и тех же авторов. Чрезвычайно популярный Геракл в XVIII в. то причислялся к скверным лжебогам язычников и отправлялся мучиться в ад, то выступал в роли высокого примера доблести, обозначая какого-нибудь превозносимого современника (императора, военачальника) или даже Христа. Орфей то символизировал веселье (как музы) и служил высоким поэтическим образцом, то низвергался в преисподнюю со своей легкой музыкой, не идущей ни в какое сравнение с псалтирью Давида, «нового Орфея». В поэме Андрея Белобоцкого «Пентатеугум» знаменитый античный поэт Анакреон страдает в оковах, «под лавою в аде спрятан», а титан Прометей, недавно сам мучимый коршуном, выступает в роли тюремщика: «вложит на них цепь тяжкую / Промофей, крепко сковавши».
Отдельно взятые бесы с лубка «Искушение святого Антония», XVIII в.
Боги убоги
— О бози предвечны, ввеки присносущи,
ты, Юпитер, Аполлю, в высоте живущи!
Иовишу, Сатурне, всегда мне любезны,
зрите зеницы мои от печали слезны!
— Убо претерпевай днес, претерпевай раны,
не помогут тебе сии бездушны болваны.
Аполлона же еллини глаголют бога ревнива суща, лук и тул держаща, овогда же гусли и смычец, и волхвующа человеком пищи ради и мзды… и бог ли есть той? Не подобает богу гудцу быти и убогу.
Ираклей, Диана,
Дий, Зевс, Ира брана,
Крон, пьяный Дионис
С блудницами повис,
Артемида честна,
В красоте прелестна.
Ироничные характеристики античных божеств были известны на Руси с древних времен. Они появлялись в переводных текстах исторического и поучительного характера, откуда отправлялись гулять по сборникам, словарям и поздним авторским текстам. Особенно высмеивалась божественная специализация: один с помощью молотка и клещей добывает хлеб насущный, другой занимается врачевательством, третий служит в армии, четвертый практикует гадания и игру на музыкальных инструментах, опять-таки ради заработка. Эпизоды мифологии тоже пересказывались обличительно: что же это за боги, пожирающие своих детей, имеющие любовников, «учителя пьянству»? К XVIII в., уже в поздних словарях, эти сведения, пропущенные через эмблематику, стали подаваться еще забавнее. О Гере говорилось, что она «жила весьма несогласно с своим мужем, ненавидя множество наложниц Юпитеровых… для чего и развелась с своим мужем» («Краткий мифологический лексикон»).
Поклонение греков музам. «Повесть о Варлааме и Иоасафе». XVII в.
Неудивительно, что эти нелепые небожители древности — то ли возомнившие о себе люди, то ли демоны, то ли какие-то ущербные божества непонятного происхождения — время от времени в Средневековье изображались мучимыми в аду. Такими их видит, например, Александр Македонский («Александрия», XV в.), ведь при его стремлении освоить морские глубины и небеса странно было бы не заглянуть в ад. Строго говоря, увиденное им — не совсем ад, а место предожидания, временного содержания грешников в отдаленных уголках земли, пока не наступит Страшный суд. Однако все эти таинственные пещеры и острова, где сильно пахнет серой, в русских текстах называются адом. Иногда в средневековых произведениях речь идет о двух разных адах, верхнем и преисподнем («Луцидариус»).