Похищение Эдгардо Мортары — страница 38 из 90

Баталии, разгоревшиеся вокруг юного Мортары, совпали по времени с борьбой внутри самой церкви по вопросу о том, вся ли власть должна исходить от папы. В последние десятилетия XVIII века папский авторитет достиг минимума (если говорить о Новом времени). Светские правители завидовали автономии церкви и всеми силами старались не допускать, чтобы дела в их стране решала иноземная держава — а именно папа и его представители. К стремлению самодержцев править абсолютно и безраздельно примешивались зародившиеся в эпоху Просвещения идеи, призывавшие лишить церковь особых привилегий. Самым яростным нападкам подвергся иезуитский орден — воплощение церкви как иностранной державы. Именно иезуиты отстаивали идеологию, согласно которой желания светских правителей должны подчиняться слову Божию, толковать которое может лишь Рим. В 1759 году иезуитов изгнали из Португалии, в 1764-м — из Франции, в 1767-м — из Испании, а год спустя — из Неаполя. Антииезуитские протесты сделались такими масштабными и громкими, что в 1773 году папа Климент XIV вовсе отменил иезуитский орден. В Вене в 1762 году постановили, что перед обнародованием папские энциклики должен одобрять правитель из династии Габсбургов. В следующие десятилетия по всей Европе светские правители вырвали контроль над цензурой из рук инквизиции и запретили представителям церкви подвергать своих подданных пыткам. Государство желало само обладать монополией на арест и пытки своих подданных.

Взойдя на австрийский трон в 1780 году, Иосиф II расторг действовавший конкордат и рьяно взялся за ограничение прав церкви: он стремился создать современное светское государство. Освобождение церкви от налогов было упразднено, деятельность Священной канцелярии инквизиции подавлена, и новую силу обрела политика закрытия монастырей. В большинстве стран, где жили католики, сходные нападки на церковную власть заставляли иерархов занимать оборонительную позицию, и престиж папства только страдал.

Наполеоновские завоевания в Европе и последующие годы французского правления ускорили падение престижа и могущества централизованной церкви. Но после краха Наполеона позиция большинства европейских правителей изменилась. Если в интеллектуальных кругах уже распространились просветительские идеи равенства, то преобладавшее среди властителей и элиты, на которую те опирались, враждебное отношение к Просвещению и к концепции общества, основанного на верховенстве разума, привело к укреплению церковного авторитета. Как писал историк Стюарт Вулф, «единственная надежда заключалась в том, чтобы вернуться к прежнему, неиспорченному обществу, где порядок и иерархия пользовались уважением, и к теократическим основам монархии, освященным непогрешимым папой или божественными откровениями»[177]. В результате в церкви вновь увидели оплот светской власти. По всей Европе воскресили иезуитский орден, и обрели новую жизнь различные народные формы благочестия — среди прочих культ «явлений» и почитание Девы Марии. В итоге были заключены новые конкордаты (частью этого процесса и была работа Вьяле-Прела в должности папского нунция в Вене), вновь скрепившие гармоничный союз церкви и государства.

Автономия церквей в разных государствах, за которую в прошлом ратовали не только светские правители, не желавшие, чтобы их контролировали из Рима, но и большинство католического населения и духовенства во Франции, Австрии и других странах, в этот период реставрации все чаще оспаривалась из-за роста «ультрамонтанства». Ультрамонтаны заявляли, что местные церкви во всем мире должны находиться под строгим контролем Святейшего престола. Они стремились поднять престиж и укрепить могущество папы, а также выступали за верховенство церковного права над светским. Отстаивая такие цели, они сражались не только с либеральным движением в целом, но и с противниками внутри церкви, которые, по мнению ультрамонтанов, прониклись ядовитыми идеями Просвещения, противоречащими задачам церкви.

Отказ папы возвращать Эдгардо в семью стал для ультрамонтанов «священным поводом»: ведь это дело затрагивало престиж и авторитет папской власти, а также вопрос о верховенстве божественного закона над современными идеями прав человека и религиозного равноправия. Эта кампания вылилась в разные формы. Дипломатические шаги находились в ведении кардинала Антонелли, но контрнаступление, призванное обрабатывать мозги населения в целом, было возложено на обширную европейскую сеть католических газет. Среди них два издания играли особенно важную роль: иезуитская Civiltà Cattolica (ее консультировал лично папа, и она считалась его рупором) и брюзгливый L’univers, издававшийся самым радикальным ультрамонтаном — французом Луи Вёйо.

Одним из первых католических изданий, откликнувшихся на дело Мортары за пределами Италии, стала бельгийская газета Journal de Bruxelles. Материал, опубликованный на ее страницах 18 сентября, очень показателен — и не только тем, как он обозначил первые рубежи церковной обороны, но и откровенными попытками приукрасить церковную пропаганду.

Если верить бельгийской газете, все произошло отнюдь не скоропалительно: решение забрать Эдгардо у родителей было принято лишь после того, как слухи о крещении мальчика расползлись по всей Болонье. Все в городе уже давно знали об этом крещении, так что архиепископу, кардиналу Вьяле-Прела, не оставалось ничего другого, кроме как распорядиться о соблюдении основного канонического права, «иначе он рисковал серьезно опозориться в глазах католиков». Не желавший применять силу, однако принципиальный архиепископ, оказавшись в непростом положении, много раз предлагал Момоло Мортаре возможность сохранить сына: для этого требовалось лишь пообещать, что мальчика будут воспитывать как христианина. «После многократных отказов Мортары архиепископ Болонский просто выполнил свой долг», — сообщала газета. Мальчика отвезли в римский Дом катехуменов, но его отца немедленно пригласили поехать следом и своими глазами убедиться, «что его сына не изолируют, не заставляют порывать узы родства и даже не принуждают исповедовать новую веру ни телесными, ни моральными средствами давления». Нет, мальчика просто поселили в довольно уютной комнате, чтобы он мог получать «религиозное воспитание и образование, благодаря которому он при желании мог бы сподобиться благодати крещения, так как, разумеется, если бы он продолжал жить с семьей в Болонье, он никогда бы даже не узнал, в чем суть того таинства, что сделало его чадом Господа и церкви». И действительно, рассказывала далее Journal de Bruxelles, недавно отец мальчика посещал его в Риме и «сам убедился в том, что его сын, ничуть не понуждаемый внешними и деспотическими силами к восприятию дарованной ему благодати, повинуется правилам своей новой веры с самой восхитительной непосредственностью»[178].

Утверждение о том, будто родители Эдгардо, видя, как доволен их мальчик и как хорошо о нем заботятся в Доме катехуменов, сами обрадовались тому, что он там остается, подхватила L’armonia della religione colla civiltà. Эта газета, издававшаяся в Турине священником Джакомо Марготти, боролась за дело ультрамонтанов на вражеской территории — в самом сердце Сардинского королевства. Яростная полемика, с которой Марготти обрушивался на либеральное государство и либеральное крыло церкви, оборачивалась не только частыми визитами правительственных цензоров, время от времени закрывавших его газету: за два года до дела Мортары на священника было совершено покушение, и он чудом остался жив. Страсти кипели по обе стороны фронта.

Первую статью о деле Мортары L’armonia опубликовала 17 августа 1858 года, а к концу года успела напечатать еще пару десятков[179]. В материале, увидевшем свет 17 октября, газета сообщала такие новости о семье Эдгардо: «Никто не выказывает ни малейшего недовольства. Теперь уже и сами родители юного Мортары рады тому, что его воспитывают в Доме катехуменов»[180].

Но ни одно из этих изданий не имело такого огромного влияния, как Civiltà Cattolica. В августе, когда только начали разгораться споры, и сторонники, и противники церкви принялись заглядывать в этот журнал, чтобы понять, когда же Ватикан огласит свою позицию и публично ответит растущему полчищу критиков. За иезуитским журналом так прочно закрепилась репутация рупора Святейшего престола, что, как позднее рассказывал Момоло, он сам окончательно понял, что папа решил не отпускать Эдгардо, лишь после того, как прочел первую статью на эту тему, напечатанную в Civiltà Cattolica 30 октября[181].

Та статья, как мы уже видели, опиралась в своих доводах на рассказ о чудесном превращении, совершившемся с самим Эдгардо, и, как следствие, о его желании остаться там, куда его привезли, а вовсе не возвращаться к родителям. Но приводились там и другие доводы.

Автор статьи, выдержки из которой затем перепечатывали католические газеты по всей Европе, уверял своих читателей-католиков, что чрезвычайно важный вопрос о том, действительно ли мальчик подвергся крещению, был подробнейшим образом исследован. Понятно, что адвокаты семьи Мортара уделили большое внимание этому, бесспорно, главнейшему вопросу и даже предоставили клятвенно заверенные показания самых разных людей, призванные оспорить рассказ служанки. Но, докладывал журнал, для того чтобы крещение имело силу, требуется всего один свидетель, а эта свидетельница, то есть сама Анна Моризи, не отказывалась от своих слов. Широко распространившиеся в антиклерикальной прессе слухи о том, что никакого крещения не было, просто нелепы: не странно ли, вопрошал автор, что кто-то считает досужих сплетников из Франции и Германии более осведомленными, чем представителей церковной власти в Болонье и Риме, где проводилось официальное расследование? Родители мальчика раздобыли заключение врача о том, что тогдашняя болезнь нисколько не угрожала жизни ребенка. Но такое утверждение само по себе подозрительно, ведь спустя шесть лет у врача могли сохраниться лишь смутные воспоминания о подобных вещах, — и не имеет особого веса. Даже если ребенку не грозила смертельная опасность, его все равно крестили, а значит, он стал христианином.