Похищение Эдгардо Мортары — страница 53 из 90

[273].

Борьба вокруг ритуала шла с двух сторон. Ритуал вовсе не являлся церковной монополией, он служил главным средством, при помощи которого новые правители строили свой режим, придавали себе атрибуты законности, приобщали народ к своей идеологии и приводили его в возбуждение[274]. Источником самого жгучего унижения для уязвленного архиепископа Болонского был непрерывный поток просьб от узурпаторов, которые стремились привлечь священников к контрритуалам нового государства, беспардонно стремясь использовать церковь для легитимации нового режима.

Патриотично настроенной элите Болоньи необходимо было продемонстрировать остальному миру, что народ Романьи безоговорочно поддерживает новый режим и желает стать частью Сардинского королевства. Кроме того, перед элитой стояла непростая задача: объяснить неграмотному в большинстве своем населению, из чего складывается это новое государство, заставить людей ощутить себя частью этого целого, а еще убедить их в том, что его созданию нужно радоваться. Конечно, печатать газеты, которые поют дифирамбы новому государству и нападают на папу, — это очень хорошо, но лишь малая часть населения была способна их прочесть. К тому же одно дело — просто прочитать статью, в которой написано, что народ Болоньи радуется избранию нового правительства, и совсем другое — вместе с тысячами других сограждан принять участие в массовых обрядах, где выставляются на всеобщее обозрение священные символы нового порядка и поются новые священные песни. Второй способ гораздо лучше убеждает людей и сильнее воздействует на их чувства.

В первые дни после бегства кардинала-легата из Болоньи, когда старый режим уже рухнул, но еще никто не был уверен, что его не восстановят, общественные ритуалы удовлетворяли настоятельную потребность людей в порядке, позволяли обозначить посреди хаоса какую-то политическую реальность и заново подтверждали важность товарищеских уз в пору, чреватую потенциальным братоубийством. Главная задача новых правителей Болоньи заключалась в том, чтобы убедить народ отказаться от прежней лояльности церкви и Риму и ощутить себя подданными короля и единой Италии. Точно так же, как в свое время один за другим вожди Французской революции тратили много сил на изобретение общественных ритуалов, призванных установить и легитимизировать новый политический порядок в глазах взволнованных, но сбитых с толку масс, новоиспеченные болонские правители теперь придумывали все новые утомительные (но, как они надеялись, возвышающие) патриотические обряды[275].

Когда недавно сформированная Ассамблея Романьи провела 1 сентября 1859 года свое первое заседание, делегаты единодушно одобрили две резолюции, в которых явственно слышались отголоски американской Декларации независимости. Депутаты постановили: «Мы, представители народа Романьи, собравшиеся на общей ассамблее и поклявшиеся перед Богом в праведности своих намерений, провозглашаем: 1) что народы Романьи… не хотят больше терпеть мирскую власть папского правительства; 2) что народы Романьи хотят присоединения к конституционному Сардинскому королевству под скипетром Виктора Эммануила II»[276].

Ассамблея отправила к королю своих представителей, чтобы они лично ознакомили его с этими резолюциями. Их возвращение из Турина с дружественным посланием от Виктора Эммануила II было сочтено подходящим случаем для того, чтобы торжественным обрядом скрепить возникшую связь между народом Романьи и его будущим монархом. Болонский городской совет первым проявил инициативу и провозгласил этот день народным праздником, в который следует непременно вознести благодарность Всевышнему. Помня о важной исторической роли Сан-Петронио — монументальной церкви на Пьяцца Маджоре, где в 1530 году короновался Карл, становясь императором Священной Римской империи, — христианскую часть ритуала решили провести именно там. После того как в церкви пропоют Te Deum, состоится другая торжественная церемония: над главными воротами Палаццо Комунале поднимут славный герб Савойской династии. А затем, дабы ознаменовать символическое пресуществление, саму площадь Пьяцца Маджоре переименуют: теперь священный центр Болоньи примет новое имя — площадь Виктора Эммануила. И наконец, венчая празднество, к фасаду дворца прибьют мраморную доску с надписью, которая увековечит этот великий день для потомства.

Ритуалы, намеченные на тот октябрьский день, в целом прошли по плану. После того как пропели Te Deum, из просторного чрева Сан-Петронио выплеснулось огромное количество людей и смешалось с толпами, уже собравшимися на площади. Под ликование народа и под волнующую музыку патриотических оркестров подняли савойский герб, дала залп артиллерия, зазвонили церковные колокола. Однако чего-то недоставало. Архиепископ дал священникам Сан-Петронио строгое указание: не участвовать в событии. А поскольку немыслимо было бы проводить подобный обряд без участия духовенства, на церемонию специально пригласили местных полковых капелланов, которые не подчинялись власти архиепископа. Сам кардинал Вьяле-Прела нарочно уехал из города в день празднеств: он отслужил мессу в одном из сельских приходов своей епархии. Он был уже не очень здоровым человеком (и в самом деле, хоть он был еще не слишком стар, жить ему оставалось недолго) и во время богослужения, поднимая гостию перед таинством евхаристии, вдруг потерял сознание и рухнул на пол. Сопоставляя это происшествие с другими событиями того же дня, Боттригари немилосердно заметил: «Политические события вызывают у кардинала жестокое несварение!»[277]

Патриотические обряды, справленные в Болонье, повторялись в разных городских общинах по всей Романье, связывая народ узами верности с новым правительством и демонстрируя, что отныне местные жители признают над собой власть савойской династии, остальному миру — прежде всего католическим державам, которые следовало убедить в том, что сам народ пожелал поменять политическую ориентацию и, отвернувшись от папы, присягнуть королю. И во всех городских общинах повторялась та же борьба вокруг ритуала: приходские священники, выполняя распоряжения архиепископа, отказывались совершать религиозные церемонии и всеми силами пытались не допустить людей, отмечавших светские празднества, в свои церкви.

В Сан-Ладзаро-ди-Савена, неподалеку от Болоньи, церемонии были назначены на воскресный день в конце октября. После завершения первой утренней мессы приходской священник объявил, что вторая месса отменена. Потом он запер двери церкви и ушел. Когда к церкви прибыли местные сановники, чтобы приступить к патриотическим церемониям, которые были приурочены ко второй мессе того дня, они с оторопью обнаружили запертые двери. Пришлось обратиться за помощью к полицейским, и те выломали двери. Потом вызвали армейского капеллана, и тот совершил положенные обряды, пока все пели Te Deum, благодаря Господа за освобождение Романьи и ее присоединение к Савойскому королевству.

Гражданские власти, которых возмутило упрямство приходского священника, немедленно приказали отправить его в ссылку в Пьемонт, вместе с другим священником, его товарищем и, предположительно, сообщником. Кардинал Вьяле-Прела, услышав о случившемся, заявил протест губернатору Романьи (тому самому человеку, который двумя месяцами ранее провозгласил свободу вероисповедания на недавно освобожденной территории), утверждая, что, выломав двери церкви в Сан-Ладзаро, правительство осквернило святыню и растоптало права местных представителей духовенства. Архиепископ требовал, чтобы двух сосланных священников немедленно вернули в их приходы. Леонетто Чиприани, первый губернатор Романьи (сам недавно вернувшийся из Калифорнии, где жил изгнанником), ответил, что этих двух священников выслали подальше для их же блага, желая оградить их от патриотического гнева их собственных прихожан. Губернатор пообещал, что позволит им вернуться, как только народное недовольство уляжется. В скором времени, уже при новом губернаторе Романьи Луиджи Фарини, тем священникам действительно разрешили вернуться. Их случай был не единственным. Летом 1859 года шесть священников болонской епархии были сосланы, пять — заточены в тюрьмы, а еще двадцать четыре получили официальные предупреждения[278].

Луиджи Карло Фарини, который стал губернатором Романьи в ноябре, не всегда был противником церкви. Он даже успел послужить министром в недолговечном конституционном правительстве Папского государства в 1848 году, еще до бегства Пия IX из Рима. Однако в 1859 году он придерживался уже совсем иных политических взглядов и стремился как можно скорее укрепить новый режим. В середине ноября Фарини объявил, что на подвластные ему территории будут распространены законы Сардинского королевства. Чуть позже в том же месяце он сообщил о ликвидации отдельных правительств Романьи и бывших герцогств Моденского и Пармского. В результате образовалось единое правительство территорий, которым суждено было стать основой для региона Эмилия-Романья со столицей в Болонье (эти земли по сей день остаются одной из двадцати административных областей Италии). Чтобы привязать это новое правительство к Сардинскому королевству, Фарини провозгласил, что с 1 января 1860 года область получит название «Королевские провинции Эмилии» и начнет чеканить монеты с изображением короля.

Возглавив правительство, которое прибрало к рукам бывшие земли двух герцогов и папы римского, Фарини прекрасно понимал, кто теперь его враги и что нужно делать, чтобы удержать власть. В конце 1859 года он написал: «Я укреплю Болонью, насколько необходимо. Хорошие солдаты и хорошие пушки защитят город от всех, кто попытается выступить против аннексии. Это моя политика, и мне плевать на принципы. Видит Бог: герцоги и попы вернутся сюда не раньше, чем повесят меня и сожгут дотла Парму, Модену и Болонью»