– Правда? Потому что мне кажется, что твой сын выглядит так, словно ему тем вечером тоже хорошенько досталось. – Я улыбнулся долговязому. – Как плечо твоего брата?
Его лицо покраснело.
– Тебе повезло, хромой.
– Да, – сказал Флетч. – Сейчас твоих приятелей-здоровяков рядом нет, и никто тебе не поможет.
Приятелей-здоровяков? Значит, его сын так и не смог признаться, что его избила женщина.
– И никто не смеет трогать моих пацанов, – прорычал Флетч и опустил руку.
Долговязый сынок ринулся вперед. Однако в этот раз я был готов. Еще до того, как он успел занести руку для удара, я с размаху врезал ему тростью выше уха. Он свалился на землю. Я ткнул тростью ему в живот, а затем с силой нанес ему удар по спине. Он сложился пополам подобно какому-то особо уродливому оригами.
Флетч пошел на меня. Но он был старше и медленнее своего сына. Я сделал шаг в сторону и заехал тростью ему между ног. Заскулив от боли, он рухнул на колени. За эти годы я и сам неплохо научился причинять боль. Я склонился над ним, заметив, что сам практически не запыхался.
– Ты был неправ, – сказал я Флетчу. – Я изменился.
Он взглянул на меня полными слез глазами.
– Теперь тебе, на хрен, точно крышка.
– Сказал человек, держащийся за яйца. Теперь передай Хёрсту, что я хочу с ним встретиться. В любой вечер. Но – до конца этой недели.
– Ты даже не представляешь, во что впутываешься.
Его сын начал подниматься. Он выглядел ошеломленным, и я понял, что он младше, чем я думал. Я почувствовал себя слегка виноватым. Но лишь самую малость. Взмахнув тростью, я врезал ею по его распухшему носу. Хлынула кровь. Заорав, он схватился за лицо руками.
– Нет. Это ты не представляешь, из чего я выпутываюсь. У вас есть пять минут на то, чтобы убраться отсюда, или я вызываю полицию.
Развернувшись, я нетвердой походкой зашагал к коттеджу. Прилив адреналина закончился, и мое избитое тело громко протестовало против подобных упражнений.
Флетч крикнул мне вслед:
– Твоя сестра мертва! Тебе не вернуть ее!..
Слова повисли в воздухе. Он не закончил фразу. Впрочем, это было и не нужно.
19
Мы договорились снова встретиться у шахты в девять вечера. В такое время там точно не должно было быть никого, кто мог бы застигнуть нас на горячем.
Я планировал выскользнуть из дома после ужина. Мама в это время обычно занималась глажкой, а отец уходил в паб. Однако сначала мне нужно было кое-что сделать. Я прокрался из кухни в сарай на заднем дворе. В нем отец держал инструменты и свои старые шахтерские принадлежности.
Некоторое время мне пришлось там покопаться, отбрасывая паутину и дохлых пауков. Наконец я их нашел. Старая спецовка, прочные ботинки, веревка, фонарик и… да… шахтерская каска. Подняв ее, я вытер с каски грязь и начал возиться с установленным на ней фонарем. Я уже настроился на то, что он не станет работать, однако фонарь, к моему удивлению, загорелся, выдав яркий луч желтого света.
– Что ты делаешь?
Я подскочил, развернувшись и едва не уронив каску на землю.
– Черт! Что ты делаешь? Следишь за мной?
Энни стояла в дверном проеме – худенький силуэт в последних закатных лучах. На ней была надета ее розовая пижама с мультяшным медвежонком, а длинные темные волосы были стянуты в хвост.
Моя не по годам взрослая младшая сестра. Веселая, вздорная, упрямая, дурашливая. До сумасшествия умная и раздражающе милая. Жизнерадостная, невыносимая и забавная. Когда она обнимала меня, ее маленькое тело одновременно казалось костлявым и чрезвычайно мягким. Ее зубастая улыбка была способна растопить даже самое ледяное сердце. Девчонка-сорванец, все так же хотевшая верить в Санта-Клауса и магию. С другой стороны, кому из нас этого не хочется?
– Ты не должен ругаться, – сказала она.
– Ладно, ладно. Знаю. Но ты не должна подкрадываться к людям.
– Я не подкрадывалась. Ты просто плохо слушал.
Одной из многих бесполезных вещей в этом мире являются споры с восьмилетними детьми. Каким бы ты умным ни был, логика восьмилетнего всегда победит.
– Ну, я был занят.
– Чем? Это папино?
Я быстро положил каску на место.
– Да. И что?
– Тогда зачем оно тебе? – Внезапно она заметила, что в другой руке я держал рюкзак. – Ты берешь папины вещи?
Я любил свою сестру. Правда. Но иногда она была просто невыносима. Как терьер. Если она к чему-то цеплялась, то оторвать ее от этого было невозможно.
– Слушай, я просто их одалживаю, ясно? Он ведь все равно ими больше не пользуется.
– Зачем ты их одалживаешь?
– Не твое дело.
Она сложила руки и сузила глаза. Это выражение лица было мне хорошо знакомо и означало неприятности.
– Расскажи мне.
– Нет.
– Расскажи мне, или я расскажу маме.
Я вздохнул. Мои нервы и так были на пределе. Мне совершенно не хотелось возвращаться к тому странному люку в земле. Я вообще не понимал, зачем мы это делали, однако не мог отказаться, иначе выглядел бы трусом в глазах остальных. А теперь меня еще и доставала моя восьмилетняя сестра.
– Слушай, это на самом деле просто одно унылое дерь… дельце, ладно. Мы идем на старую шахту, только и всего.
Она подошла поближе.
– Так зачем тебе папины вещи?
Я вновь вздохнул.
– Хорошо, я скажу тебе, но ты должна пообещать больше никому об этом не рассказывать, идет?
– Идет.
– Мы нашли дыру, которая ведет прямо к центру земли, и собираемся спуститься в нее, потому что думаем, что там есть затерянный мир с динозаврами.
Энни сердито на меня посмотрела:
– Что за хрень?
Не ругаться, значит, да?
– Ладно. Можешь мне не верить.
– Я и не верю.
– Ладно.
Пауза. Я сунул каску, спецовку, веревку и ботинки к себе в рюкзак, застегнул его и забросил себе на плечи.
– Джоуи?
Я терпеть не мог, когда меня называл Джоуи кто-то, кроме моей сестры. Это было имя, которое часто носили клоуны в цирке.
– Что? – спросил я.
– Будь осторожнее.
Развернувшись, она побежала к дому, сверкая грязными босыми пятками. Стянутые в хвост волосы развевались на ветру.
Хотел бы я сказать, что, пока я глядел ей вслед, у меня возникло какое-то предчувствие. Что по небу промчалась туча, подгоняемая несущим невзгоды ветром. Что с деревьев с карканьем взмыли вороны. Что в ясном вечернем небе грянул гром.
Но ничего такого не было.
В этом-то и заключается главная беда. Жизнь никогда тебя ни о чем не предупреждает. Не дает ни малейших намеков на приближение важного момента. У тебя нет ни времени на размышления, ни шанса приготовиться. Ты не знаешь, что в этой жизни по-настоящему важно, пока не потеряешь его.
Я смотрел вслед несшейся вприпрыжку Энни – счастливой, невинной, беззаботной – и понятия не имел, что это был последний раз, когда я видел ее такой.
Равно как и не заметил, что она прихватила фонарик.
Мы стояли вокруг люка. Я, Флетч и Крис. Хёрст еще не появился. Часть меня – бóльшая часть – надеялась, что он и не появится.
На нас с Флетчем были ботинки, темная одежда и прочные куртки. Зато Крис выглядел так, словно пришел сюда прямо с прогулки в парке: джинсовая куртка, джинсы и кроссовки. Я был единственным, кто принес с собой шахтерскую каску, а также рюкзак, в котором лежала веревка. И все захватили фонарики. Мы были готовы. Впрочем, без инструмента, который можно было бы использовать в качестве рычага для того, чтобы открыть люк, вся наша экипировка была ни к чему.
– Да где же он, на хрен? – простонал Флетч, вытаскивая сигареты.
Я пожал плечами.
– Может, он просто не придет.
Тогда мы все сможем отправиться по домам, забыть об этом дурацком плане, при этом не чувствовать себя виноватыми и не выглядеть трусами.
Крис все время топтался на месте. Флетч докурил свою сигарету. Я старался изображать рассерженного, все время поглядывая на часы, однако с каждой минутой ощущал все большее облегчение. Я уже собирался сказать, что пора нам признать очевидное и убраться отсюда, когда раздался знакомый голос:
– Все в порядке, парни?
Мы все обернулись. По склону проворно спускался Хёрст. За ним едва поспевала Мэри.
– А она здесь что делает? – спросил Крис.
– Она – моя девушка, вот что.
Мое сердце упало прямо в мои огромные ботинки. Мало того что Мэри явно не была одета для лазанья по подземельям – на ней были потертые джинсы и сапоги на шпильках, – она еще и притащила с собой большой пакет, из которого торчала бутылка сидра.
– Значит, все готовы? – ухмыльнулся Хёрст, помахав ломом.
Его язык слегка заплетался.
– Готовы. – Флетч отшвырнул сигарету, окурок которой некоторое время злобно светился во тьме.
Крис опять начал топтаться, словно ему нужно было в туалет или его кроссовки были слишком малы. Он явно нервничал, однако это была совсем иная нервозность, чем у меня. Крис был охвачен тревожным возбуждением.
– Она не должна здесь находиться, – пробормотал он почти себе под нос.
Мэри сверкнула на него глазами.
– Ты это обо мне? – спросила она.
Несмотря на ситуацию – и на свое согласие с Крисом, – я не мог не заметить, как классно она выглядела. Ее волосы были встрепаны, а щеки красиво порозовели от долгой ходьбы и, вероятно, от сидра. Я сглотнул и заметил, что тоже начал топтаться на месте.
Мэри пошла на Криса:
– Хочешь сказать, что мне не следует здесь находиться, потому что я девчонка? Что я слишком слабая для того, чтобы делать то же, что и вы все?
Мэри и так нередко бывала вздорной, однако в ту ночь она прямо-таки нарывалась на конфликт. Возможно, виной этому был все тот же сидр.
Крис попятился.
– Нет. Просто…
– Что?
– Ничего, – быстро вмешался я. – Крис просто о тебе беспокоится. Мы не знаем, что ждет нас внизу. Там может быть опасно.
Казалось, она вот-вот снова начнет препираться. Однако выражение ее лица вдруг смягчилось.