– А что насчет Хёрста?
– Она никогда его не упоминала…
– Но… – продолжил я ее мысль.
– Что-то с этой школой не в порядке, и Хёрст является частью этого. Когда ты позволяешь, чтобы детям вроде Хёрста все сходило с рук, ты создаешь климат, в котором жестокость является нормой.
Я сомневался, что дело было лишь в этом. На ум пришли слова Маркуса о том, что Хёрст водит детей к старой шахте. Детей, которые хотят стать частью его банды. Возможно, он водил туда и молоденькую девочку, отчаянно хотевшую, чтобы ее приняли в новой школе. Шахта может добраться до тебя разными способами. Как это произошло с Крисом.
– Ты что-то притих.
– Просто задумался о том, что у истории есть дерьмовая привычка повторяться, – ответил я горько.
– Но так быть не должно. Школы вроде Арнхилльской академической можно изменить только изнутри. Работа учителя – это не составление таблиц успеваемости да отчетов для минобра. Учитель должен помогать школьникам становиться достойными, цельными людьми, не позволяя им разрушить свои жизни в подростковом возрасте. Потеряй их в этот период, и ты потеряешь их навсегда. – Она дернула плечами. – Ты, наверное, считаешь меня наивной.
– Нет, я считаю тебя храброй, заслуживающей всяческих похвал и тому подобное, из-за чего ты сейчас покажешь мне средний палец… Видишь? Я угадал.
Бет опустила средний палец.
– Мне почти кажется, что ты, циничный, уставший от жизни сукин кот, меня понимаешь.
– Понимаю. В смысле, не подумай, что я сравниваю себя с тобой. Я нахожусь здесь по гораздо менее достойным причинам.
– И что это за причины?
Я колебался. Если мне кому-то и хотелось сказать правду, то этим человеком была Бет. Однако Бет же была и единственным человеком, чье мнение мне было небезразлично.
– Как ты сказала, в Арнхилл приезжают лишь два типа учителей. Я не смог найти работу в другом месте.
– Я думала, мы решили быть честными друг с другом.
– Я с тобой честен.
– Нет, – она покачала головой. – Ты мне чего-то недоговариваешь.
– Я сказал тебе все так, как оно есть.
– По лицу же вижу.
– У меня просто такое лицо. Меня прокляли.
– Отлично. Можешь не говорить.
– Ладно.
– Значит, ты все-таки чего-то недоговаривал?
– Хорошо. Я был игроком. Задолжал кучу денег. Нужно было где-то залечь на дно, пока я не рассчитаюсь со своими долгами. Так что никакой благородной причины у моего возвращения нет. Я паршивый игрок, посредственный учитель и весьма сомнительная личность. Довольна?
Она сердито сверкнула на меня глазами.
– Чушь! Ты можешь быть ушлепком, но ты – ушлепок, который приехал сюда ради чего-то. Чего-то, что для тебя важно. Иначе ты удрал бы сразу после того, как прихвостни Хёрста тебя избили. Но если не хочешь рассказывать – отлично. Я думала, мы станем друзьями. Очевидно, я ошибалась.
Она встала и взяла свою куртку.
– Ты уходишь?
– Нет. Я убираюсь отсюда, хлопая дверью.
– Ого!
– И оставляю тебя сидеть с видом печального лоха.
– Не хочу тебя огорчать, но я выгляжу им и без твоего участия.
Она накинула куртку.
– Тебе кто-нибудь нужен?
– Всем кто-нибудь нужен.
– Кто-нибудь, кто придаст твоей жизни смысл?
– «Братья Блюз».
– Иди ты на фиг!
Сердито топая, Бет вышла из паба. Никто из клиентов даже взгляда не оторвал от своей выпивки.
Я сидел за столиком с видом печального лоха.
Что ж, по крайней мере, я был печальным лохом, у которого оставалось два наполовину полных бокала бурбона. Нет худа без добра. Я перелил содержимое бокала Бет в свой, сделал щедрый глоток и, вытащив из кармана бумажку, нацарапал на ней адрес.
Пришло время нанести визит. Наполнить счастьем вечер другого человека.
Во время карточной игры всегда наступает момент, когда ты видишь карты противников так, словно они прозрачные. Ты знаешь, что у них есть на руках. Можешь просчитать их шансы. Их последующие ходы. Все становится настолько очевидным, словно кто-то написал, как партия будет развиваться в дальнейшем, флуоресцентным маркером прямо в воздухе.
В таких случаях ты обычно ошибаешься.
Если ты хотя бы на мгновение допустишь мысль, что кто-то из соперников у тебя в руках, посчитаешь, что тебе известно, чем закончится игра, какие ходы тебе надлежит сделать и где следует сблефовать, то у тебя большие неприятности.
Потому что именно в это мгновение все рухнет.
Я был очень доволен тем, что смог установить связь между Маркусом и Рут. Думал, что понял, в чем дело. Рут жила здесь с самого детства. Она знала меня, знала Арнхилл. А еще она знала Джулию и Бена. Было вполне возможно допустить, что она каким-то образом заполучила адрес моей электронной почты и мой телефонный номер, начав слать мне сообщения. Все это было возможно. Но зачем ей все это понадобилось?
Теперь же у меня появилось другое объяснение. Практически столь же бессмысленное. Я понятия не имел, что за карты на руках у другого игрока. Впрочем, я хотя бы знал, с кем играю.
Сделав шаг вперед, я позвонил в дверь, а затем вновь отступил назад.
Какое-то мгновение ничего не происходило. Затянутые занавесками окна гостиной были темны. Однако я не сомневался, что она дома. И я оказался прав. Через несколько секунд сквозь стекла входной двери полился свет.
Внутри показался размытый силуэт. Кто-то кашлянул, шмыгнул носом, и до меня донесся звук ключа в замке. Дверь приоткрылась.
– Мистер Торн.
Похоже, мой визит ее не удивил. Впрочем, у нее была целая жизнь на то, чтобы довести свои внешние спокойствие и холодность до совершенства. Чем еще было заниматься ей все эти годы? Не представляю.
Я вежливо улыбнулся:
– Здравствуйте, мисс Грейсон.
26
– Кости!!!
Лицо Хёрста озарилось таким блаженством, словно кто-то только что сдернул с него штаны и начал делать ему минет.
Через мгновение я понял, почему у меня возникло чувство дежавю. Выражение экстаза на лице. Свет шахтерского фонаря. Сомнений не было. Это напомнило мне сцену из фильма «Индиана Джонс: В поисках утраченного ковчега», когда нацисты уставились на ковчег… даже не предполагая, что из него вот-вот вырвутся демоны и начнут расплавлять их лица, обнажая черепа.
Я думал, что я никогда не смогу почувствовать большего страха. И, как обычно, ошибался.
– Кости! – повторили остальные подобно мрачному эху.
Они глядели на вставленные в камни кости. При ближайшем рассмотрении некоторые из них казались более желтыми. Наверное, они были более давними. А еще я обратил внимание на их маленький размер. Часть из них, несомненно, была сломана или разрезана для того, чтобы сложить из них символы и фигуры, но другие оставались целыми. Они были тонкими, даже хрупкими.
Вытянув руку, Хёрст коснулся одной из костей, сделав это на удивление осторожно. Затем он запустил пальцы в углубление и вытащил ее. Она поддалась гораздо легче, чем я ожидал. На землю посыпались пыль и мелкие осколки камня. Хёрст уткнулся взглядом в кость. Рука, подумал я. Маленькая рука.
– Господи Иисусе! Твою мать! – заорал Флетч. – Вы это видели?
Мы все обернулись. Флетч держал в руке один из желтоватых камней. Вот только это был не камень. Это был череп. Маленький. Он легко умещался в его руке. Череп явно принадлежал не взрослому человеку. Это был детский череп. Почти все эти разобранные скелеты были детскими.
– Думаю, нам нужно уходить, – произнес я, однако мой голос звучал слабо и словно бы доносился откуда-то издалека.
– Шутишь? – отозвался Хёрст. – Это место просто сногсшибательно. И оно наше.
Именно тогда я по-настоящему понял, в каком мы оказались дерьме. Места вроде этого не могут кому-то принадлежать. Ими нельзя владеть. Это они могут завладеть тобой.
Оскалившись, Флетч швырнул черепом в Мэри.
– Козел! – простонала Мэри. Она пригнулась, и череп врезался в землю, расколовшись ровно напополам. – Урод!
Она уже не выглядела настолько классно. Возможно, дело было в том впечатлении, которое на нее произвел вид всех этих костей, или, быть может, виной всему был выпитый ею сидр, однако лицо Мэри стало бледно-серым.
А Хёрст уже рыскал по пещере, продолжая вытаскивать из стен кости с помощью лома и каждый раз издавая при этом довольный возглас. По сути дела, куражась.
Флетч набрал еще черепов и начал пинать их по пещере, как футбольные мячи. Мой живот сжало от ужаса. Но я ничего не сделал. Я просто стоял и смотрел. Как обычно.
– Сюда! – заорал Хёрст, потрясая ломом.
Флетч схватил еще один череп, запустив пальцы ему в глазницы, словно в шар для боулинга, и швырнул его Хёрсту. Хёрст взмахнул ломом. Металл с треском врезался в кость, и череп разлетелся на части. Мой желудок словно перевернулся.
Я взглянул на Криса в поисках поддержки, однако он отупело стоял на месте, опустив руки. Его глаза ничего не выражали. Казалось, что теперь, когда мы были здесь и увидели то, что он нашел, вызванная этим психологическая травма вогнала его в кататонический ступор.
Наконец мой голос достиг их ушей:
– Да вашу ж мать! Это же кости мертвых детей!
– И что? – Флетч повернулся ко мне. – Не думаю, что они побегут жаловаться.
Хёрст лишь ухмыльнулся:
– Расслабься, Торни. Мы просто развлекаемся. К тому же кто нашел, тот берет себе, не так ли?
Он поднял с земли половину черепа.
– Как там звучит эта шекспировская хрень? «Быть или не быть»?
Подбросив череп в воздух, он врезал по нему ломом. Осколки костей разлетелись по пещере.
Я поморщился, однако что-то меня отвлекло. Мне показалось, что я услышал какой-то звук. Он исходил из стен. Звук был не то чтобы скребущим – скорее щелкающим, царапающим. Мне в голову пришла мысль о летучих мышах. Могут здесь быть летучие мыши? Или даже крысы? Они ведь любят темные тоннели, правда?
– Вы что-нибудь слышали?