– Чего тебе?
– М-мне н-н-нужно т-т-т-тебе к-к-кое-что п-п-показать.
Его дыхание было затхлым, словно он не почистил зубы. От рубашки несло немытым телом.
– Что?
– Н-н-не могу г-г-говорить здесь.
– Почему?
– С-с-слишком много л-л-людей.
Мы спустились на первый этаж. Я толкнул дверь, которая вела в школьный двор. Нас окружила толпа других учеников. Обычные толчея и суматоха после уроков. Крис покраснел. Я видел, что он пытается выдавить из себя слова. Мне невольно стало его жаль.
– Просто постарайся дышать, ладно?
Он кивнул и сделал несколько глубоких вдохов. Я ждал.
– К-кладбище. В-в-в-встретимся там. Шесть вечера. Важно.
Я хотел отказаться под каким-нибудь предлогом, однако мне все равно нечего было делать. Какая у меня была альтернатива? Убедиться, что отец не устроил в доме пожар, заснув с сигаретой? Что моя сестра по-прежнему далека от меня? Что она по-прежнему не Энни?
– Ладно, – вздохнул я. – Надеюсь, оно того стоит.
Крис кивнул, втянул голову в плечи, словно пытаясь укрыться от дождя, и поспешил за угол.
Я поправил висевшую у меня на плече сумку. Сзади послышался смех. Я оглянулся. В дверях блока английских классов возник Хёрст; Флетч следовал за ним подобно грязной тени. Оглядевшись, Хёрст ухмыльнулся и что-то ему прошептал. Оба сдавленно захихикали.
Сжав кулаки так, что ногти впились в ладони, я заставил себя отвернуться. Я лишь наживу себе лишние проблемы. Мама расстроится, а отец меня выпорет. Хёрст победит. Опять. Так в чем смысл? Опустив голову, я решительно зашагал к воротам.
Сразу домой я не пошел. Я теперь никогда так не делал. Я бродил по улицам, ел жареную картошку на автобусной остановке, шатался по детской площадке (если там не было Хёрста и Флетча) – словом, всячески оттягивал тот момент, когда, открыв дверь, мне придется вновь почувствовать затхлый запах дома и, ступив в опостылевшую темноту, ощутить, как меня окутывает ползучий холод…
Сегодня у меня в кармане было всего несколько пенсов. На картошку или сладости не хватило бы, так что я побрел по главной улице, пиная пустую пластиковую бутылку. Проходя мимо небольшого газона, посреди которого стояла медная статуя шахтера, я заметил на обычно пустовавшей скамейке рядом с ней одинокую фигуру в слишком большой армейской куртке. Склонив голову, на скамейке сидела Мэри, и темные волосы падали ей на лицо.
Мы не говорили с ней с той самой ночи в шахте. По правде сказать, я даже не был уверен, что она как следует помнит случившееся. Хотелось бы мне, чтобы это изменило мое мнение о ней, низвергнув Мэри с того пьедестала, на который я ее возвел. Однако это было не так. Она по-прежнему вызывала у меня отклик в сердце, и не только в нем.
Подойдя к ней, я неуклюже встал рядом.
– Ты в порядке?
Она взглянула на меня сквозь спадавшие на глаза волосы:
– Джо?
Шмыгнув, Мэри потерла нос. Я понял, что она плакала. Помешкав какое-то мгновение, я снял сумку с плеча и сел рядом с ней.
– Что случилось?
Покачав головой, Мэри произнесла прерывавшимся от рыданий голосом:
– Я была идиоткой.
– Почему?
– Мне жаль. Из-за произошедшего с твоей сестрой.
– Все в порядке, – сказал я, хотя это и было неправдой.
– Там, внизу, творилось настоящее безумие. В смысле, поверить не могу, что мы подумали, что она, ну, знаешь…
К моему горлу подкатил комок, заставивший меня сглотнуть.
– Знаю.
Она вновь покачала головой:
– Ты даже не представляешь, как я хотела поговорить с тобой. Но я боялась.
– Боялась? Чего?
Она смущенно прикрыла лицо волосами.
– Ничего.
Не похоже, подумал я. Ее голос дрожал. И почему она все время прятала лицо? Внезапно я догадался:
– У тебя что-то с глазом?
– Нет, просто…
Протянув руку, я отвел волосы ей за ухо. Мэри не пыталась меня сдержать. Я увидел, что ее правый глаз был опухшим, а вокруг него красовался синяк.
– Что случилось?
– Мы поссорились. Он не хотел, это случайность.
От злости у меня сжало горло.
– Это сделал Хёрст?
Хёрст был ублюдком, но я никогда не видел, чтобы он поднимал руку на девчонку.
– Просто забудь об этом.
– Он тебя ударил. Ты должна кому-нибудь рассказать.
– Прошу тебя, Джо. Ты не должен ничего говорить. – Она схватила меня за руки. – Пообещай!
Не то чтобы у меня был выбор.
– Ладно. Но ты мне пообещай взамен, что никогда больше не позволишь этому случиться.
– Ладно.
– Из-за чего вы спорили?
– Из-за Криса.
– Криса?
– Стив боится, что он проболтается о шахте. Он ведет себя так странно. Стив говорит, что у Криса есть что-то, что ему не принадлежит, и что с ним нужно разобраться. А я ответила Стиву, что хочу с ним расстаться, и тогда он…
– Ударил тебя?
– Он назвал меня сукой и сказал, что никто не смеет уходить от него.
На ее глазах вновь выступили слезы. Я обнял ее и притянул к себе. Ее волосы щекотали меня. Они пахли лаком и дымом.
– Джо, – прошептала она. – Что нам делать?
– Я с этим разберусь, – сказал я. – Я сегодня встречаюсь с Крисом на кладбище в шесть. Я могу его предупредить.
Она слегка от меня отстранилась.
– Возможно, ты мог бы с ним поговорить. Сказать ему, чтобы он ничего не рассказывал. Надо прекратить всю эту безумную дьявольщину.
– Даже не знаю.
– Ты умеешь разговаривать с людьми.
– Ладно, я попытаюсь.
– Спасибо. – Подавшись вперед, она поцеловала меня в губы, а затем резко вскочила на ноги. – Мне нужно идти.
Шокированный, я кивнул:
– Хочешь пройтись со мной?
– Я не могу. Мама попросила меня сходить в магазин.
– Тогда ладно.
– Увидимся позже.
– Увидимся.
Глядя ей вслед и все еще ощущая на губах ее поцелуй, я думал о том, что бы мне хотелось сделать с Хёрстом.
Вероятно, именно поэтому у меня совершенно вылетело из головы то, что я хотел сказать ей.
Когда я вернулся домой, отец в полубессознательном состоянии сидел перед телевизором. Энни, вероятно, была в своей комнате. Мама оставила в холодильнике несколько готовых обедов. Достав один из них, я сунул его в микроволновку. Я не был голоден, однако заставил себя съесть лазанью. Запив ее колой, я крикнул отцу, что на кухне есть еда, и отправился наверх, чтобы переодеться.
У двери Энни я замер. Я любил иногда стоять там, глядя, как она, не зная, что я за ней наблюдаю, играет со своими куклами Барби и моими старыми солдатиками, говоря за них разными голосами. Теперь же ее дверь всегда была закрыта, и из-за нее доносились совсем другие голоса.
Однако в тот вечер у нее в комнате было тихо. И от этой тишины становилось только хуже. Я колебался. Впрочем, уже пришло время пить чай, и Энни, должно быть, проголодалась. А на то, что отец не забудет ее покормить, я надеяться не мог.
Подняв руку, я постучал в дверь.
– Энни?
Молчание.
– Энни?
Дверь приоткрылась на несколько дюймов. Я толкнул ее сильнее, стараясь не отшатнуться от встретившего меня зловония. Энни стояла у дальней стены комнаты, глядя в окно. Должно быть, она подбежала к двери, открыла ее и отбежала обратно. Однако я не был в этом уверен. Я ни в чем больше не мог быть уверен.
Войдя в спальню, я произнес:
– Я разогрел лазанью.
Энни даже не шелохнулась. Внезапно я понял, что она была в одной лишь старой фуфайке. Ни джинсов, ни трусиков.
Она повернулась, и я покраснел. Энни по-прежнему была всего лишь ребенком, однако я не видел ее голой с младенчества. Словно ощутив мою неловкость, она улыбнулась, и ее улыбка была лукавой и пугающей. Шагнув вперед, она расставила ноги, и на ковер хлынула струя горячей желтой мочи.
Я почувствовал, что меня вот-вот вырвет. Энни начала смеяться. Метнувшись прочь из ее комнаты, я захлопнул за собой дверь и пулей слетел с лестницы. К черту сменную одежду. Единственное, чего мне хотелось, это убраться подальше отсюда, подальше от моей младшей сестры.
Ее смех продолжал преследовать меня и когда я выбежал из дома. Однако теперь он был больше похож на вопли, которые уже наступали мне на пятки.
Криса на кладбище не было. Открыв калитку, я зашагал по заросшей тропинке. Подумав, что он мог где-то спрятаться – что было бы странно, однако вполне возможно, – я обошел церковь.
Ни слуху ни духу. Вокруг не было ни души. Я вздохнул. Впрочем, чего еще было ожидать? Крис начинал слетать с катушек. На полном серьезе. Хотя, с другой стороны, мне в тот момент тоже казалось, что мой рассудок помутился.
Я не мог выбросить из головы образ Энни. Ее наготу. Струю мочи, лившуюся между ее худенькими ножками. Я не мог вернуться домой. Не сегодня. Возвращение казалось немыслимым.
Возможно, ее нужно еще раз показать врачу. Быть может, удар по голове – а в том, что этот удар был, я даже не сомневался – каким-то образом повредил ей мозг. В смысле, она ведь потеряла память. Не могла вспомнить, где провела эти сорок восемь часов. Возможно, с ней что-то еще было не в порядке. Что-то, что заставляло ее вести себя так странно. Нужно поговорить с мамой. Она могла бы отвезти ее в больницу. Возможно, лечение поможет и ей станет лучше. Возможно, она снова станет прежней Энни.
От этой мысли мне стало легче, пусть я и сомневался, что действительно верил в это. Впрочем, вероятно, именно для этого и существуют церкви. Чтобы давать утешение даже тогда, когда в глубине души ты сам понимаешь, что все это просто ложь.
Сев на стоявшую посреди кладбища расшатанную скамейку, я начал разглядывать покосившиеся серые надгробия. Наклонившись вперед, я уперся локтями в колени и сунул ноги под скамью. И тут я понял, что под ней что-то лежит. Нагнувшись, я вытащил этот предмет. Сумка. Я сразу увидел, что это сумка Криса. Если у нас у всех были сумки с логотипами «Адидаса» или «Пумы», то Крис ходил со старой сумкой неизвестной фирмы, облепленной наклейками «Доктор Кто» и «Звездный путь».