– А если самолет пальнет ракетой с большего расстояния?
– На каждого овоща – свой фрукт. Для больших расстояний есть ракеты. А «шилка» имеет собственные задачи.
– Какие? – Теперь уже «под кожу» лез Блоха.
– Разные, – начал злиться Агуреев. – Танковые колонны сопровождать, например. Чтоб вертолеты их не раздолбали. У меня же шасси от «Т-54», я в колонне от танков не отстану, а стрелять могу прямо на ходу, в автоматическом режиме. Или те же ракеты большие охранять. У них у всех «мертвая зона» есть. Вот ее можно «шилкой» закрыть.
– Так ты вроде танка, – дошло наконец до Блохи. – Я думал, пушка на колесах. А какой запас хода у «шилки»?
– Больше трехсот кэмэ. А к чему ты?
– Тварь эту надо сбить, – сказал Блоха то, что Агуреев уже и сам понял. – Подобраться туда скрытно и сбить.
– Это вряд ли, – подумав, сказал зенитчик. – Во-первых, «шилка» все-таки не танк. У нее только противопульное бронирование. Во-вторых, кроме боевой установки, за нами тащится целая куча машин – транспортные, заправочные, ремонтные, РЛС отдельная, станция управления огнем, тоже самоходная. В общем – базар-вокзал, какая уж там скрытность. В-третих, ты говоришь, там горы. А мы не альпинисты.
– Понятно, – обиженно сказал Блоха. – Короче, помочь не можешь?
– Погоди, не пыли, – задумался старлей. – А вы ее из ПЗРК долбануть не пробовали? Если известно, где летит. Да к тому же – низко, и с выключенными моторами. Сманеврировать она не сможет.
– Бесполезно. На последнем участке, над горой с белым домиком – это, видно, как маяк для них, – она все время отстреливает пиропатроны. Тепловая головка наведет ракету на них. А стрелять по ней можно только один раз: там вокруг целое море «духов». Наша задача – свалить эту тварь и посмотреть, что она там возит. Вряд ли оружие – они караванами тащат.
– А что же тогда?
– Мы думаем – инспекторов важных. Может, паков, может, америкосов. Там вокруг лагерей полно, вот и летают смотреть, куда их деньги тратят. Если б это доказать, была бы хорошая зацепка для политических игрищ. А ты думаешь, мне просто так дали бы возможность ходить, всяких старлеев напрягать?
– Так-так-так, – застучал толстыми пальцами по столу Агуреев. – Что, говоришь, за аэроплан?
– Два движка с винтами, – повторил друг. – Сзади – хвост раздвоенный.
– Два киля, – отметил Николай.
– Пузатенький такой, – добавил Мойша. – Но не круглый, а весь угловатый. И крылья вставлены в фюзеляж в самом верху.
– Высокоплан, значит, – что-то рисовал в блокнотике зенитчик. – Я думаю, это «шерпа», – наконец вынес свой вердикт. – «С-23А». Совсем новая штука. Только в Европу поступили.
Агуреев поковырялся в бумагах и вытащил истрепанный, плохо отпечатанный то ли журнал, то ли справочник.
– Этот? – ткнул он пальцем в черно-белый рисунок.
– Точно! – буквально в один голос ответили оба очевидца.
Агуреев учительским жестом призвал к тишине и приготовился просветить своих необразованных гостей. Но заговорить не успел: полог палатки приоткрылся, и внутрь вошла симпатичная молодая женщина.
Фигурка ее была отчетливо прорисована зауженными линиями форменной одежды и кожей портупеи. Старшему сержанту медслужбы не положено носить офицерскую одежду, но, видно, к этой красотке уставные запреты были неприменимы.
– Лерка! – вскинул руки Агуреев. – Радость ты наша! Какими судьбами? Нам говорили, что тебя в Кабульский госпиталь отослали.
– Я раненого сопровождала, – стирая с лица улыбку, ответила та. – Помнишь, «сушку» «стингером» свалили? Вот его.
Агуреев помнил. Да и Болховитинов помнил: они сидели в боевой готовности, если бы не удалось с ходу вытащить пилотяг «вертушкой».
– Там же один сразу погиб, – сказал старлей.
– Вот второго и везла.
– Ну и как?
– Никак, – совсем помрачнела девчонка. – Восемьдесят процентов кожного покрова сгорело. Давай лучше о чем-нибудь другом… Ой, Князь, и ты здесь? – Тут только Лера заметила сидевших в темном углу сержанта с солдатиком. – Как я рада тебя видеть! – Было видно, что ее женское внимание сразу переключилось на десантника.
– Я тоже, – честно ответил Блоха.
«Вот ведь черт! – с некоторой даже завистью, правда, белой, подумал зенитчик. Он не был в курсе того, что Блоха и Лерка знакомы, причем, похоже, близко. – Стоит только ему появиться – и все девки его! И кликуха везде одинаковая. Он же Князем не представляется! Вот ведь белая кость!».
Он понимал, что его, Агуреева, вне всякого сомнения, Князем называть никогда не станут. Батей – может быть, если с Божьей помощью доползет до майора, а то и подполковника. Барином могли бы, если б внезапно открылось какое-нибудь непомерное наследство. А вот Князем – нет. Огурец – он и есть Огурец.
«Ну да ничего! – с некоторым злорадством подумал старлей. – Зато для нас с Вилькой он – навечно Блоха!»
– Как сам? – спросила Лера Болховитинова.
– Ничего, воюем потихоньку.
– Да уж, лучше потихоньку, – согласилась Сергеева. – Чтоб нам поменьше работы было… А твои раны как? – хитро улыбнулась она, переводя взор на Агуреева.
– Рубцуются! – заржал тот. – Готов испытать на прочность!
– Дур-рак! – фыркнула старший сержант медицинской службы. – А ты уже можешь закрыть рот. – Это было сказано ефрейтору Мильштейну, чрезвычайно пораженному появлением в грязной палатке красивой женщины. Пожалуй, такому секс-стрессу его психика не подвергалась со времен романтических встреч с Ириной, из-за которой он и стал воином-интернационалистом.
– Да, конечно, – промямлил тот, залившись краской до самых корней волос.
– «Наш Мойша, кажется, влюбился! – кричали грузчики в порту», – весело пропел Агуреев и умолк, встретив яростный взгляд Семена Евсеевича.
– Огурец, не трогай чистую любовь своими грязными лапами! – сказала Лера. – Пойдем прогуляемся, дружок. Нечего тебе набираться гадостей от этих мужланов, – сказала она, обращаясь к по-прежнему красному Мойше. Тот метнул жалобный взгляд на своего командира. Ни до, ни после этого взор Семена не был столь просительным.
– Иди погуляй, – не выдержал Болховитинов. – Через полтора часа будь здесь как штык.
– Есть! – ответил Мильштейн и, как ему показалось, четко отдал честь. Правда, не той рукой. И – к непокрытой голове, потому что его правая, правильная рука в волнении мяла голубой берет.
Сергеева приобняла за немощный торс Семена Евсеевича – причем было видно, как напрягся боец, – и повела гулять в известные только ей края.
А мужчины продолжили прерванную появлением Лерки беседу.
– Откуда у тебя такое чудо? – все же поинтересовался Агуреев.
– О-о, это особая история. Когда он год назад приперся с новым призывом, я думал – его пришибут.
– За что?
– Как за что? Москвич, еврей и придурок – причем все сразу. Уже за первые два пункта проблем бы добавилось. Но третий – представляешь? – доброволец. На следующий день задал мне вопрос – можно ли здесь официально курить анашу? Я уж испугался, что хочет кого-то заложить. Оказалось, просто очень своеобразный человек. Во всем старается разобраться досконально. И, кстати, из нашего Измайлова. Когда узнал – сразу решил прокурировать земелю. А сейчас я даже не представляю взвод без него.
– Лерка его сегодня трахнет, – с завистью сказал Агуреев. – Смотри, какая зараза: от тебя – тащится, меня – одобряет, а выбрала этого дистрофана.
– Эдипов комплекс, – сказал Блоха. Агуреев не понял про комплекс, но не расстроился.
– Так вот, что такое «С-23А»? – сказал он, вновь раскрывая свой слегка пожеванный справочник.
– Да, давай, – подобрался Болховитинов.
– Это довольно новая транспортная машина, слепленная специально для обслуживания авиатехники в Европе.
– Зачем-зачем? – переспросил десантник.
– У нее в фюзеляж тик в тик входят движки для «фантома», «фалкона» и «игла».
– Это что такое?
– Тебе не важно. Истребители американские. Значит, так, – читал он, водя толстым пальцем по странице. – Легкий военно-транспортный самолет для спецзадач. Два турбовальных двигателя «Пратт энд Уиттни», по тысячи двести «лошадей» каждый. Может летать на одном. Кстати, это все же не американская машина, а английская, сделанная для американской армии. Экипаж – три человека: два пилота и механик по разгрузке-погрузке. Может, они все-таки оружие возят? «Стингеры» какие-нибудь?
– Не думаю, – покачал головой Болховитинов. – Хотя бес их знает.
– Вот! – нашел главное Агуреев. – Обладает укороченным взлетом и посадкой. Способен садиться на грунт: для этого и крыло поднято, чтобы грязь в двигатели не летела. Дальность полета – от трехсот шестидесяти километров с полной загрузкой до более тысячи – с двумя тоннами на борту. Длина аэроплана – семнадцать с лишком метров.
– Нам казалось – намного больше! – удивился Болховитинов.
– Значит, действительно низко летел, – нашел объяснение зенитчик.
– А вооружение на нем есть?
– Актуальный вопрос, – согласился Агуреев. – Идя на слона, не забудь про хобот. Нет, вооружения на нем нет. Так говорит эта мудрая книга. И хорошо, что нет.
– Дай-то Бог, – согласился десантник. – Так как же эту тварь сбить? Не тащить же туда настоящий ракетный комплекс?
– Слушай! Как же я забыл! – не слабо ударяя себя кулаком по лбу, вдруг заорал Агуреев. – А «зушка» тебя не устроит?
– Я не очень в ПВО, – честно признался сержант.
– Это те же двадцатитрехмиллиметровки, что и на «шилке», только без самоходного шасси и системы управления огнем. И не счетверенная, а сдвоенная. Любым транспортом увезешь, хоть лошадью. Она на пневматике и весит меньше тонны. Легче «Жигулей».
– Интересно, интересно. – задумался Болховитинов. – Надо с Мойшей посоветоваться. Сколько времени уйдет на переход из транспортного положения в боевое?
– Тридцать секунд! Колеса подгибаются, и она плюхается на лапы. Далее – прыг на сиденье, педаль отводишь немного вправо – она же и предохранитель – и жмешь!
– Очень даже может быть, – сказал, явно обрадованный, Блоха. – Для меня эта «шерпа» – дело чести.