– А у меня есть бесхозная «зушка», – сказал Николай.
– А разве бывают бесхозные двухорудийные артиллерийские установки? – усмехнулся десантник.
– В Советской армии все бывает, – развеял сомнения старлей. – Ее давно списали. Она еще шестидесятых годов. Тульская штучка. Вся ручная, без приводов наводок по азимуту и углу места. Оставили себе на случай наземных дел: уж очень хорошо бьет! Куда смотришь – туда и лепит.
Тем временем вернулся ефрейтор Мильштейн. Как говорится, усталый, но довольный.
– Нагулялся? – спросил его Блоха. Молчание было ответом.
– И как тебе Леркины прелести? – спросил зенитчик. Ответом был быстрый неприятный взгляд.
– Ну ладно, кабальеро, – сказал сержант. – Пора и честь знать. Включайся. – И он вкратце объяснил отсутствовавшему текущее положение вещей.
Тот надолго задумался. Болховитинов его не торопил.
– Возьмем Самума и Рашида, – наконец вынес вердикт Мойша. – Первые триста километров они будут нашими пленными. А потом мы будем их пленными.
– Сколько тебя знаю, все не могу привыкнуть, – сказал его командир. – Ты способен доверить жизнь двум наркоманам?
– А есть еще варианты пролезть туда с пушкой? – вопросом ответил Мойша и по-бухгалтерски поправил очки. – Я предложу им килограмм «герыча», и никуда они не денутся.
– Героина? – изумился Агуреев. Анаша была в широком ходу, но героин – это было слишком.
Болховитинова удивило не вещество, предполагаемое в качестве оплаты услуг проводников, а его количество.
– Целый килограмм порошка?
– Чистейшего, – подтвердил Мойша. – «Три девятки». Прямо из Пакистана. Они маму родную убьют за гораздо меньшее количество. К тому же я договорюсь, чтобы выпустили Рашидова брата. Он давно меня просит помочь.
– А где ты возьмешь килограмм героина?
– Это уже второй этап, – уклонился Мойша. – Давайте сначала порешаем первый.
В поход отправились через три дня. Старенькую, но надежную, перебранную и смазанную умелыми агуреевскими руками «зушку» зацепили «УАЗом» и – поехали. В «батоне» сидели пятеро: двое военных и три местных пуштуна. Одним из которых был ефрейтор Мильштейн.
Откровенно говоря, Агуреев двум остальным пуштунам не доверял. Зверские рожи добротой не лучились, и он диву давался, как легко и спокойно ладит с ними Мойша. Хотя о том, что тощенький шурави понимает пушту, они так и не догадались: объяснялись с ним на ломаном английском.
На блокпостах и в гарнизонах поначалу показывали спецудостоверения, подписанные афганскими «гестаповцами» по просьбе нашей разведки. В детали аборигенов не посвящали: слишком велика была вероятность предательства.
Километров через четыреста роли поменялись: с часовыми в пуштунских шапочках разговаривали местные урки под контролем Мильштейна, всегда держащего наготове свой «карл-густав». Оружие у пуштунов было, но испорченное лично Мильштейном и без патронов – так уж договорились. Болховитинов и Агуреев в порванных военных комбинезонах и без погон были соответственно пленными, которых пуштуны, по легенде, хотели выгодно продать у границы. У Рашида и Самума имелись также рекомендательные письма от одного из влиятельнейших полевых командиров – это уже помог лично начальник разведки, имевший ходы в соответствующие коридоры.
Даже те, кто не умел читать, к упомянутому имени относились с пиететом. Вот почему к исходу второго дня пути они уже были у подножия той самой горы, что действительно была увенчана небольшим, сложенным из белого известняка строением, когда-то гордо возвышающимся над округой, а ныне почти полностью разрушенным. До настоящих гор и до границы отсюда было рукой подать.
А вообще местность оказалась практически безлюдной. Кроме караванщиков, возивших из Пакистана товары для торговли и оружие для борьбы с неверными, здесь никто не бывал.
На верх холма – это все же была невысокая гора – вела совсем разбитая дорога: поднимались по некрутому серпантину со скоростью максимум два-три километра в час. А потом и вовсе отцепили пушку и потащили ее руками.
На горе повалились на теплую сухую землю буквально вповалку. Агуреев никогда еще так не уставал.
– Слушай, – отдышавшись, спросил он у Блохи, – а ты уверен, что эта зараза еще здесь летает?
– Уверен. Утром будет. Главное – не проспать.
– А с чего ты взял?
– Мойша сказал.
Ефрейтор с пуштунами упал неподалеку от них, метрах в пятнадцати.
– А он откуда узнал?
– От местных, на последнем блокпосту. Ему посоветовали торопиться, потому что потом не сможет нас продать целую неделю. Еще он сказал, что надо быть осторожнее: Самум не верит в килограмм героина и предлагает Рашиду продать нас. Типа – лучше синица в руках.
– А что Рашид? – похолодел Агуреев.
– Отказался. Сказал, что сначала выручит брата, а потом, уже по возвращении, замочит неверных. Вроде как у него даже заказ был от местных.
– Славные ребята, – с легкой дрожью в голосе сказал Агуреев. Ему эта затея не нравилась с самого начала. Но бросить Блоху он, по понятным соображениям, не мог. – Слушайте, а окоп будем рыть? – Под «Зу-23» полагалось отрыть специальный неглубокий окоп, два на два метра, плюс щель-укрытие для личного состава: Агуреев не сомневался, что после начала пальбы из «зушки» окрестные горы могут оказаться не столь безлюдными, как сейчас. Всего – шесть кубометров почти скального грунта на пятерых.
– А без окопа можно? – спросил Болховитинов.
– Стрелять – да, – ответил зенитчик. – А вот выжить потом, если «духи» насядут, вряд ли. Пока еще наши прилетят! Слушай, а ты уверен, что они прилетят?
– Смотря что мы будем иметь утром, – задумчиво произнес Блоха. Он не был слишком высокого мнения о «больших звездах»: из-за трех низших чинов авиаприкрытие могли и не выделить.
– В любом случае скажем, что поймали американского генерала, – решил Агуреев. – И пусть попробуют не прилететь.
На том и порешили. Пушку изготовили к стрельбе, зарядили снарядные ящики. Это делал Агуреев, чередуя бронебойно-зажигательные с осколочно-фугасными. Потом договорились, кто спит, кто не спит. Причем фокус заключался в том, что неспящих было два: один – легально неспящий, второй – делающий вид, что спит, но спать права не имеющий. Это была нелишняя предосторожность, если имеешь дело с такими субподрядчиками, как Самум и Рашид.
Ночь прошла спокойно. Пару раз часовой поднимал ложную тревогу, но звук оказывался вызванным какой-то иной причиной: может, камень по склону скатился, может, все-таки проехал душманский вездеход – своих в радиусе семидесяти километров не было точно. Да еще Мойша тихо сообщил, что поутру Самум и Рашид все же решили их убить.
– Опять убить? – улыбнулся Блоха. – Вот ведь незадача!
Под утро стало неожиданно холодно. Даже не верилось, что еще через несколько часов все опять раскалится и на камне можно будет запросто зажарить яичницу. У Агуреева просто зуб на зуб не попадал. Но у него и мысли не возникло погреться спиртом: он бы никогда себе не простил, если вдруг «шерпа» прилетит, а у него будут трястись руки.
Вот уже и солнце стало вылезать из-за гор. Края диска еще не видно, но небо сильно просветлело.
– Значит, не сегодня, – мрачно сказал Болховитинов.
И ошибся. Потому что со стороны гор появилась и бесшумно заскользила в их сторону большая черная «сова». От нее, как от сказочной жар-птицы, время от времени отскакивали красные шарики пиропатронов, ложных целей, предназначенных для отвода зенитных ракет с тепловыми головками наведения.
– Просто задержалась! – крикнул Огурец, мгновенно вскочив в кресло наводчика и ловко вращая зеленые маховики. Черные в скупом утреннем свете стволы, увенчанные набалдашниками-компенсаторами, начали четко отслеживать цель.
– Дай ей! – Даже Мойша не выдержал, потерял свое дурацкое спокойствие. Рашид и Самум также были в некотором замешательстве: если эти шурави собьют самолет, то им тоже не отмазаться. Значит, надо ловить момент! Но пойди его поймай, когда человек в стеклянных очках, сложением похожий на самых голодных кабульских детей, недвусмысленно сжимает свой странный – не привычный каждому афганцу «калашников», а какой-то неведомый, но от этого не менее смертоносный – автомат.
«Шерпа» приближалась беззвучно, но стремительно: видимо, действительно прицеливаясь по белому, сложенному из известняка домику. Сейчас ее высота была не более пятисот метров и с каждой секундой становилась все меньше. Да, ловить ее радаром с контролируемых территорий было бесполезно. Вот она и летает здесь, как автобус!
Летала!!! Потому что «шерпа» вошла в зону эффективного огня, и из обеих пушек «зушки» – одновременно и со страшным грохотом – вылетели две прямые огненные струи! Самолет напоролся на них, как доска на диск циркулярной пилы. Разве что не надвое был разрезан, а посыпался с неба большими и малыми горящими кусками! Чуть ли не на головы скалолазам-зенитчикам.
– Есть! – заорал Огурец, разворачивая пушку вокруг оси и всаживая в беззащитное дюралевое брюхо «шерпы» новую порцию снарядов, уже вдогонку. Это было необязательным: основная часть бывшего самолета падала прямо на склон их горы, а вокруг «зушки» и ее боевого расчета продолжал сыпаться мелкий авиационный мусор. Блоха пригнул голову: все-таки надо было вчера рыть щель!
По счастью, ни обломки, ни ручьи горящего бензина никого не задели.
– Огурец, к рации! – крикнул Болховитинов. – Мойша, за мной! – И вместе с ефрейтором бросился к разбросанным по всему склону обломкам.
Агуреева дважды просить было не надо. Он включил заранее настроенную рацию и исступленно завопил:
– Уровень шесть! Уровень шесть! Как слышите?
– Слышим хорошо, – отвечал ему несколько раздраженный голос. – Только почему – шесть?