о ухмылялась, видя растущую вокруг Ефима груду тарелок, тарелочек и блюдец с разнообразной снедью.
– Ефимчик, дорогой, если все будут так питаться, экология не выдержит, – лукаво заметила бабуля. Впрочем, это было сказано не для него, а для княжны, «завести» которую было очень легко.
Ева с сожалением посмотрела на старушку-веселушку, но встревать не стала. Тогда инициативу взял на себя Ефим, который терпеть не мог «гринписцев» и особенно – в силу своего мужского шовинизма, – как он их называл – «гринписек».
То есть к природе он относился хорошо и защищать ее был не прочь, сам даже не раз разражался достаточно острыми статьями по этому поводу. Но его приводили в бешенство две обязательные ипостаси наших «экологических воинов» – да, кстати, и не только наших, – с одной стороны, фанатически агрессивный характер их действий, а с другой – часто демонстрируемая полная безграмотность в научных вопросах, которые они так любили обсуждать. Кроме того, он видел, что «зеленые» настроения слишком многие – от политиков и бизнесменов до сумасшедших и шпионов – начинают активно использовать в личных целях.
– Ева, а можно вам задать вопрос? – спросил Береславский.
– Валяйте, – легко разрешила та. Княжна считала беседы с сильным оппонентом полезными для оттачивания аргументации. Даша тоже обрадовалась повороту, поскольку в результате от злого на язык рекламиста ненавистная Ева могла пострадать. Агуреев, наоборот, укоряюще покачал головой: мол, утром я тебя выручил, а ты теперь снова заводишь эту волынку.
Но Ефим уже продолжал:
– Смотрите, какая штука получается. Ваши коллеги выставляют два главных требования. Первое – борьба с бедностью на всей планете.
– А вы считаете, это справедливо, когда один из десяти – шикует, а остальные девять – голодают?
– Экзактли, – согласился Береславский. – Разумеется, несправедливо. Голодать должны все десять. (Даша мысленно похлопала.) Это будет справедливо. – И, не дав даме возразить, продолжил: – Но не об этом речь. Вторая ваша идея – борьба за чистую окружающую среду.
– Конечно, – согласилась Ева, напряженно ища подвох и здесь.
– О’кей, – снова вбил гвоздь Ефим. – Теперь смотрим вглубь. Хорошая жизнь, в переводе на язык джоулей, – это просто высокий уровень энергопотребления. И стоило десяти процентам населения Земли зажить неплохо, как планета оказалась основательно загаженной. Потому что джоули даром не даются. Чем больше джоулей, тем больше проблем: от загрязнения отходами до загрязнения теплового. Причем второе – глобально.
– Именно об этом мы и кричим, – расслабилась княжна.
– А представляете, как уделают Землю, если оставшиеся девяносто тоже взойдут на тот же потребительский уровень? Это даже без учета роста населения.
Ева не сразу сообразила, что ответить, а потому перешла на личности.
– А как вы сами себя поведете, если все люди вокруг будут жить лучше вас?
– Как и вел, – спокойно пожал плечами рекламист. – Двадцать лет назад я был, по нынешним меркам, нищим. Рецепт пребанальнейший – больше пахать. И никогда ничего ни у кого не просить. А ваши голодающие страны все время чего-то просят. И самое страшное, что им дают.
– Что ж вы такое говорите? – ужаснулась княжна.
– Да вы не пугайтесь, – успокоил ее Ефим. – Я не против кормления и лечения больных и слабых. Но – только больных и слабых. Молодых и крепких подачки развращают. Смотрите сами: в африканских странах, куда поступает бесплатная гуманитарная жратва, фактически уничтожено фермерство. А какой смысл надрывать пупок, производя то, что все равно не купят? И кто купит за деньги то, что можно получить на халяву?
– Вы предлагаете не помогать Африке? – возмутилась Ева. – Пусть дети мрут?
– А может, не надо делать столько детей, если не можешь их прокормить? – спросила Людмила Петровна. Ева метнула на нее уничтожающий взгляд.
– Не то что детей – собак с кошками и то жалко, – объяснил до конца свою позицию Береславский. – На улице кинут голодный взгляд – сердце кровью обливается. Сам на даче двух подкармливаю. Но постройте для них дворцы, дайте им вдоволь еды и питья – и они завалят вас миллионами очаровательных котят и щеночков. Которых тоже придется кормить и поить. А их какашки – не к столу будь сказано – придется вывозить вагонами и складывать в гору до неба.
– Это вы замшелого Мальтуса вспомнили? – съехидничала княжна.
– Не такой уж он, к сожалению, замшелый, – вздохнул Ефим. – Но позвольте, я закончу мысль. В нашем добром и гуманном примере рано или поздно настанет момент, когда еды у вас не хватит. И тогда кошки начнут вас царапать, а собаки – кусать. И будут правы – ведь это вы приручили их и приучили к безответственной жизни. Значит, вам и отвечать.
Покрасневшая от злости княжна уже открыла рот, чтобы ответить, но ее перебил супруг.
– Вот что, народ, – внушительно сказал Агуреев, демонстрируя собравшимся свой огромный, размером с дыньку, кулачище. – Хорош за завтраком – о политике. У меня от нее желудочный сок не выделяется. А тебе, Ефимище, – отдельное спасибо. Старый провокатор!
Дальше завтракали без политики. Ефим пристыженно молчал – конечно, ему не стоило все время задевать княжну: хоть и дура, но все же жена приятеля. Но в том-то и дело, что не дура! И Береславского бесконечно злили эти борцы за всеобщее счастье, которые всегда хотят «как лучше», а получается – «как всегда».
Ну неужели кому-то еще не ясно, что ориентироваться надо только на себя, на собственные силы? Еще, может, на друзей, если они настоящие. А то ведь доходит до маразма. Друг из Конго приехал, рассказывал: в деревнях могут сдохнуть от жажды, но пока не получат грант от ЮНЕСКО – колодец копать не начинают. А в каждой безумно бедной стране, требующей (!) помощи от сытого Запада, обязательно присутствует некоторое количество безумно богатых граждан. Причем чем больше помощь – тем богаче эти граждане…
Что же касается благотворительности, то «Беор» действовал на этом поприще не так часто, как хотелось бы, и помогал только адресно, конкретно, отдавая тяжело достающиеся деньги на слуховой аппарат, лекарство от гемофилии или протез для солдата-инвалида…
После завтрака Ефим отправился на лекцию.
На удивление – пришли все. Краем глаза Береславский отметил присутствие Елены Феликсовны, с которой рассчитывал в скором времени пообщаться без отчества. Красивая, высокая, в идущем ей льняном светлом платье, дама была в полной сохранности – зря Людмила Петровна на нее наезжает. Ну и пусть к сорока, а не тридцать три, как было сообщено. Главное не паспорт, а лицо. А с лицом у Лены все в порядке. И с мозгами тоже, что – хорошо: Ефим просто не мог тесно общаться с дурочками. Точнее, мог, но – недолго. А то потом опять придется прятаться, как от доброй официантки. Потому что по три раза на дню общаться физически он не намерен – да и был бы намерен, что бы это изменило?
«Сложная ситуация», – печально думал Ефим. Красивая дурочка – не устраивает. Корявая интеллектуалка – тоже. Да, круг его возможных пассий существенно уже, чем хотелось бы.
Тема сегодняшней и нескольких последующих лекций была для восприятия довольно непростой. Ефим намеревался дать обзор имеющихся – и используемых в рекламе – методов печати. С одной стороны – чисто «железячные» премудрости. Одно перечисление чего стоит: глубокая, высокая, плоская, трафаретная, цифровая и т. п. виды печати. Причем возможны пересечения: ризография – это цифровая и трафаретная печать одновременно. Дальше – хуже: каждый из подвидов тоже можно подразделить – например, те же принтеры бывают струйными, лазерными, сублимационными, матричными и т. д. А струйные, в свою очередь, делятся на термоструйные, включая устройства с твердыми чернилами, и пьезоструйные, которые, в свою очередь…
Короче, уж очень некруизная тема.
С другой стороны, в рекламной полиграфии крутятся деньги существенно большие, чем в электронных медиа, как бы это ни казалось парадоксальным. Но никакого парадокса здесь нет. Минута прайм-тайма на ТВ действительно может стоить десятки тысяч долларов. Однако количество минут в сетке вещания строго лимитировано. В то же время визитки, буклеты, календари, годовые отчеты – et cetera – заказывают все, от частных предпринимателей до крупнейших банков. И этот рынок в отличие от телевизионного имеет огромные перспективы. Недаром даже в развитых странах с устоявшейся экономикой норма прибыли в полиграфии редко бывает менее пятидесяти процентов годовых.
Поэтому Ефим был убежден в том, что люди, пришедшие в рекламный бизнес, основы полиграфии должны были знать.
А значит, придется сейчас грузить собравшихся по полной программе: от введения начальных терминов до объяснения отличий в технологиях линейного и стохастического растрирования. А еще – отделочные процессы и механизмы. А еще – бумаги и иные носители. А еще…
Ефим собрался с духом и начал лекцию. К его удивлению, народ – несмотря на заоконные пейзажи – отнесся к теме внимательно и очень старался понять все, что говорил преподаватель. А когда очень стараются, то получается даже невозможное. К концу третьего часа все были в мыле, но у Береславского появилась чувство, что за отведенные им на тему пять встреч его ученики что-то в своих головах оставят. А такое чувство резко повышает настроение любого педагога.
– Да, – сказала Елена Феликсовна, когда они с Ефимом вышли на прогулочную палубу. – Круто. Особенно с моим высшим филологическим.
– Но с этим все равно надо разобраться, – сказал Береславский, смачивая натруженное горло пивком. – Уж слишком много бабок можно потерять из-за незнания. Я, кстати, приятно удивлен, что все это понимают.
Елена Феликсовна как-то странно хихикнула.
– Вы не согласны? – удивился Ефим.
– О да, – улыбаясь, согласилась женщина. – Народ и в самом деле попался сознательный.