Далее – дело техники. Спускается трап, на судно поднимаются офицер таможни и сотрудники паспортного контроля.
Все. Через полчаса желающие могут прогуляться по Испании.
Желающих, несмотря на позднее время, в этот вечер оказалось довольно много. Паспортный контроль прошли пятьдесят три туриста, не считая членов команды. Чуть позже, часа через полтора, на КПП отметили еще четырех человек: Агуреева, Береславского и Мусу с Алехой.
Ефим не одобрял эту позднюю гулянку, так как всей своей негеройской душой помнил острые события в Ла-Корунье. Мильштейн в предыдущем спутниковом разговоре также был категорически против подобных вылазок. Однако оба понимали, что Николай – обязательно и непременно – поедет на место гибели друга.
Так оно и получилось.
Припортовая площадь, несмотря на поздний час, была более чем многолюдна и оживленна. Это – тоже испанская традиция: вечером, когда чинная бюргерская Европа уже отходит ко сну, средиземноморская Испания только начинает свой вечерне-ночной гудеж.
Праздник жизни, как правило, происходит рядом с морем. Конкретно в Аликанте – на знаменитой Эспланаде, прибрежном бульваре, широком, вымощенном стилизованной под морские волны цветной плиткой. Края бульвара заняты цветущими, остро пахнущими кустами и огромными деревьями, чье название Береславский не знал, но всякий раз, увидев, поражался: их мощные узловатые корни… свисали прямо с ветвей, постепенно дорастая до земли и за эту землю цепляясь!
Середину бульвара занимали соответственно люди. Всех возрастов, полов, рас и наций. Гуляющие – и местные и туристы – ходили плотными толпами, полной грудью вбирая в себя теплый морской, с соленым привкусом, воздух, насыщенный терпкими запахами южной растительности и аппетитными ароматами местной кухни.
К услугам вышедших отдохнуть трудящихся (и вечно отдыхающих богатых тунеядцев) были бесчисленные павильончики с деликатесами, кафешки, солидные рестораны, а также – марокканцы с расстеленными прямо на земле одеялами, на которых рядами выложены очки из Франции, игрушки из Америки и часы из Швейцарии. Причем никому не нужно объяснять, что все это великолепие – «made in China».
Разумеется, тут же трудились представители творческой интеллигенции, точнее – самых ее низов. Уличные художники деловито клепали картины с ликами присевших на стульчик граждан, молодые «актеры», вымазав себя белилами и обмотав простынкой, взгромождались на подходящие возвышенности и изображали статуи – Ефим хорошо помнил, как не на шутку струхнул, когда ему, в первый его приезд, внезапно подмигнула статуя Девы Марии.
Тут же ребята в пончо – обычно из Боливии – поют что-то латиноамериканское, вызывая в памяти русскоязычных чисто испанскую фамилию Agutin.
Для любителей высокого искусства – тоже прямо на Эспланаде – построена гигантская, стилизованная под морскую ракушку эстрада. На ней выступают уже совсем серьезные оркестры с одетыми в пингвиньи фраки классическими дирижерами.
Конечно, присутствуют и народные умельцы. Активно, например, предлагаются наручные «фенечки» с любыми именами. Их скручивают прямо здесь, из обычных ниток мулине, быстрыми и ловкими движениями «выписывая» на белой картонной подложке требуемые буквы.
Вот около одного из таких умельцев и остановился Агуреев.
– Сколько? – спросил Николай у узкоглазого смуглого азиата. Ефим только собрался перевести, но оказалось, парень насчет денег понимает без перевода.
– Three euro, – мгновенно ответил умелец.
– It is very expensive, – неизвестно зачем сказал Ефим. Для Агуреева, что three euro, что three hundred euro – все было едино.
– O’ key, – мгновенно среагировал парень. – One euro. What is your name? – спросил он Николая.
Но Ефим уже все понял.
– Саша? – предположил он.
– Санька, – ответил Агуреев. – Саня.
«Sania», – крупными буквами написал на блокнотном листе Береславский. Азиат взял кусочек картона, подцепил нитку и быстро-быстро закрутил пальцами. Прямо на глазах у зрителей, не более чем за минуту, на фоне темного – непонятного в электрическом освещении цвета мулине – возникло неведомое здесь имя Sania.
– Готово, – тихо сказал Агуреев, принимая из рук ремесленника законченную «феньку». Потом порылся в бумажнике, но, кроме двух карточек «Visa» – обе, кстати, «платиновые», – не нашел ни цента. Пришлось представителю маленького «Беора» субсидировать большую «Четверку».
– Ну, пошли к авто, – кладя покупку в карман, сказал Николай. Береславский, подозрительно оглядываясь на многочисленных – непривычно черных для европейского глаза – марокканцев, быстро зашагал к стоянке.
Контора проката в порту была уже закрыта – пассажирский порт Аликанте вообще размерами не выделяется, – но Ефим не был бы Ефимом, если бы у него в этом заштатном испанском городке не оказалось пары-тройки друганов. Вот почему минут через пять после приобретения «фенечки» он уже расцеловывался с мужиком и дамой интеллигентной наружности. Завершив множественные рукопожатия и дружеские похлопывания, местные интеллигенты вручили Береславскому ключ от… крутой южнокорейской тачки с французским названием «атос», после чего удалились в неизвестном направлении.
Николай только хмыкнул, разглядывая мелкое восточное чудо и, видимо, мысленно прикидывая, сможет ли в нее втиснуться.
– Ладно тебе выделываться, – укорил друга Ефим. – Давно ли «Запорожец» счастьем казался?
– Да нет, не так уж и давно, – честно признался Агуреев, но тем не менее решение принял жесткое: оставил в городе и Мусу, и Алеху. Те, поворчав, вынуждены были подчиниться.
Нельзя сказать, чтобы Береславскому такой расклад понравился. Все же в компании подготовленных мужиков как-то спокойнее. Особенно когда знаешь, что по твоим следам идет банда безжалостных убийц.
С другой стороны, стоянка в Аликанте вновь была внеплановая, и даже собственные внеочередные планы были целенаправленно нарушены: заход был согласован с утра, но причальная стенка оказалась свободной и «Океанская звезда» ошвартовалась сразу.
Так что не должны были их здесь ждать. Пока – не должны.
Ефим сел за руль, Агуреев – справа. Все как в Корунье. Ефим поежился: дай Бог, чтоб не было похожего продолжения.
Он завел мотор, и корейское чудо неожиданно резво побежало в темноту. Береславский дорогу в принципе знал, по этим местам не раз катался и не сомневался в том, что, несмотря на темноту, по карте быстро найдет место последнего старта Болховитинова.
Так оно и произошло.
Они без приключений выехали на приморское 332-е шоссе и резво рванули по нему в сторону Валенсии. Движение было небольшое, доставали с непривычки лишь разворотные круги: здесь тоже практически не было стандартных перекрестков – все они оформлялись круговым движением. Старательно напоминая себе, что у испанцев все не как у людей – не правый бок надо беречь, а уступать тому, кто уже на круге, – Ефим избежал пары неприятных ситуаций. Через двадцать минут они покинули Аликанте и пригороды, а еще через четверть часа подъехали к тоннелю, пробитому в толще спускающегося к морю хребта.
Перед тоннелем – на отстойной площадочке – притулилась большая машина, слабо выделенная лишь габаритными огнями.
Сердце Ефима екнуло. Он покосился на Агуреева, но тот был, как всегда, спокоен.
Впрочем, Ефим и сам уже понял, что это не по их душу: водитель непонятного в темноте авто был занят совершенно незлодейским делом – активно целовался со своей спутницей, ради чего, собственно, и остановился.
За тоннелем сразу стало темно: исчезла городская электроподсветка. Вести машину это не мешало – яркая разметка дороги отлично отражалась в свете неплохой оптики «атоса», – но чувство опасности, слегка притупившееся при езде по цивильному городу, вновь обострилось.
Береславский уже неоднократно оглядывался, пытаясь выявить возможных преследователей, однако ничего тревожного пока не обнаружил. И, если верить карте, проехав еще один курортный городишко, уже можно было поворачивать направо, к маленькому, затерянному между скал пляжику.
А вот городишко с ходу проскочить не удалось: единственный въезд в него был перекрыт полицейским автомобилем с мощной сине-красной мигалкой. Два высоких «гражданских гвардейца» в форме недвусмысленным жестом тормозили все, редкие в этот час, авто. Некоторых, после живой беседы, все же пропускали – видимо, местных жителей.
– Зар-раза! – выругался Ефим. Ему очень не хотелось терять время – увеличивая шансы преследователям их вычислить. Агуреев же, наоборот, заинтересовался происходящим, даже окошко открыл. Как выяснилось – не зря: в раскрытое окно долетели звуки настоящего духового оркестра.
– Фестиваль! – догадался Береславский.
– Что это такое? – живо спросил Николай.
– У них каждый городок имеет свой фестиваль. Называется – «Христиане и мавры». Народ наряжается в одну из колонн – от первобытных до средневековых – и вперед. Довольно забавно.
– Посмотрим? – неожиданно предложил Агуреев. Ефим, обрадованный, что его печальный друг слегка повеселел, не стал возражать. Тем более что ехать дальше им все равно не дал бы полицейский.
Правда, теперь ему предстояло дельце, которое он ненавидел более всего: парковка в тесном пространстве. Можно, конечно, было передать руль Агурееву, но – гордость не позволяла. Значит, мучиться придется самому.
Вообще парковка в Испании – это отдельная песня. Ефим и в России умудрялся мять машину при въезде в гараж (а приобретя тяжелую «ауди», помял уже сам жестяной гараж). Здесь же, на загнивающем в прошлом Западе, где автомобилей было как грязи, процесс парковки вообще представлялся ему крайне мучительным. Мало того, что найти свободное место было чертовски сложно, так еще и найденные «дырки» оказывались, во-первых, очень маленькими, а во-вторых, располагались на самых крутых склонах. Хотя, с другой стороны, почти вся средиземноморская Испания – это и есть крутые склоны.