Похищение Европы — страница 61 из 83

Моше Кацнель немного расслабился. Чертов корабль, о котором ходило столько слухов, в их руках, а его адское содержимое уже никогда не будет убивать израильских детей. Особенно приятно посадить в лужу этого старого убийцу из Рамаллы, столь любимого европейскими демократиями.

Но что-то мешало хоть на десять минут спокойно попочивать на лаврах.

* * *

Он посидел, подумал. Солдаты уважительно сели поодаль. Чтобы не мешать.

Наконец понял. Не было внутреннего ощущения завершенности эпизода. Почему – не ясно. Но не было.

26. Восемнадцатый день плавания теплохода «Океанская звезда»

Средиземное море, 16 миль от берега Италии


Когда «Океанская звезда» прошла Гибралтар, все как-то расслабились. Этому способствовало и ощущение того, что круиз идет к завершению, и очень даже греющее – но уже не сжигающее – солнце Медитеррании.

Стоянки по-прежнему не совпадали с расписанием, «компенсационные» экскурсии по-прежнему были бесплатными, однако автобусы теперь уходили заполненными наполовину, а то и на треть. Люди предпочитали пляжи и шезлонги роскошным античным развалинам, во множестве аккумулированным на древних берегах.

А уж про морские переходы и говорить нечего: все лежаче-сидячие места на открытых палубах были постоянно заняты, и если турист отходил от своего шезлонга или пластмассового топчана, то непременно оставлял на нем книжку, кепку или солнцезащитные очки – вместо таблички «Занято».

На самом деле мест было достаточно, просто у каждого появились собственные особо любимые уголки полного релакса.

* * *

Для Ефима таким уголком по-прежнему оставался заповедный для туристов нос судна, рядом с грузовой лебедкой и появившимися недавно в ходе морской перегрузки контейнерами. Точнее – просто большими, в рост человека, ящиками: до двадцати– или тем более сорокафутовых морских контейнеров эта, хоть и добротно сделанная, «тара» явно не дотягивала.

Ефим сначала был чрезвычайно раздражен их появлением. Он на секунду забыл, что свой шалаш из парусины и алюминиевых трубок, молчаливо «не замечаемый» палубной командой, сам соорудил в запретной, рабочей зоне. Но потом успокоился, убедившись, что, покрашенные в ярко-синий цвет, ящики играли роль естественного укрытия, защищая его сибаритствующее высочество от ветра и брызг, взметавшихся при столкновении острого форштевня «Океанской звезды» со свежей волной.

Кроме того, его сильно примиряло с присутствием ящиков знание того факта – им поделился Агуреев, – что их «проезд» был оплачен кругленькой суммой в 17 000 наличных американских долларов. Узнав про подобные «расценки», Ефим был готов взять пару ящиков поменьше даже в свою каюту.

Но высокая цена, как выяснилось, определялась только обстоятельствами. Сдавший груз кораблик, плававший под панамским флагом с украинско-молдавским экипажем, получил выгоднейший заказ на работу в Западной Африке. И ему было совсем не с руки чапать аж в Санкт-Петербург из-за пары тонн навигационных приборов для торгового пароходства. Как раз тот случай, когда проще заплатить.

Николай же сразу разрешил капитану «Звезды» подобрать попутный груз, тем более что убытков рейс принес достаточно, а срок поставки приборов был вполне приемлемым. На обратном пути завезут.

Некоторые проблемы вызвала лишь перегрузка в открытом море – мешала свежая волна. Однако палубная команда в очередной раз подтвердила свое мастерство, и ящики встали там, где им определил место стивидор.

* * *

Сейчас на море был полный штиль, и упаковка от навигационных приборов защищала Береславского не от ветра и брызг, а только от солнца.

Он возлежал в теплой тени, в патрицианской позе, с выражением ленивого благодушия на, деликатно выражаясь, неосунувшемся лице.

Читать не хотелось, работать – тоже: включенный ноутбук стоял рядом, но к трудовой деятельности не стимулировал.

Есть пока тоже не хотелось.

Оставалось лишь тихо дремать, с удовольствием дыша сладким морским воздухом и время от времени открывая глаза, чтобы по-хозяйски осмотреть бескрайние голубые окрестности.

* * *

Короче, он не был особенно занят. И поэтому нисколько не разозлился, услышав сначала шаркающие, но быстрые шаги, а потом и ехидный старушечий голосок:

– Ефи-имчик! Вы здесь? Я не нарушу вас покой?

– Нет, – отозвался, стряхивая дрему, Береславский. – Не нарушите.

– Вы один? – выпытывала Евстигнеева.

– Вдвоем, – ответил Ефим. – С ноутбуком. – Он слегка повернул голову и увидел знакомые розовые кудри. – Проходите, Людмила Петровна, – хлебосольным жестом предложил рекламист.

– Спасибо, дорогой, – сказала дама, аккуратно присаживаясь на предусмотрительно прихваченную тряпочку-подстилку. Даже максимально закрытый купальник не скрывал худобу ее подсохшего тела. – Умеете же вы выбирать места, – наконец одобрила она. – С таким чутьем и в тюрьме не пропадешь.

– Спасибо на добром слове, – улыбнулся Ефим. – А где же Хусейн?

– Сейчас придет, – пообещала Евстигнеева. – Что-нибудь разнюхивает по дороге.

* * *

Как будто услыхав слова хозяйки, через три минуты появился Хусейн. Он уже знал на пароходе всех и в общем-то ко всем относился доброжелательно: Хусейн в отличие от знаменитого тезки был собакой дружелюбной и незлобивой. Разве что «дружка» своего, Никифорова, терпеть не мог. Но и это трудно поставить ему в вину: вряд ли кто-либо другой остался бы довольным, доведись ему не по своей воле пролететь три этажа между теплой, солнечной палубой, полной веселых, доброжелательных людей, и холодной водой Атлантики, которая еще долго отзывалась в нежном желудке песика соленым рвотным позывом.

Ну и еще на господина Береславского Хусейн однажды обнажил свои мелкие зубки. Гуманный рекламист, упаси Бог, не пытался поддать нежной твари ногой или еще каким-то образом нанести ему физическое оскорбление. Более того, Береславский очень даже симпатизировал этому представителю городской фауны. Но что взять с журналюг-литераторов? Ради красного словца они и солидного человека не пожалеют, не то что беспородного кобелька. Короче, Ефим попытался как-то ласково назвать зверька мистером Ху, на что тот и совершил вышеуказанный политический демарш.

Береславский был изумлен реакцией. Ее неслучайность тут же проверил, повторив фразу.

– Он что, действительно все понимает? – изумился рекламист.

– А ты, Ефимчик, только что это понял? – с долей презрения ухмыльнулась Людмила Петровна.

Но пес и на самом деле был с высшим собачьим образованием. Причем Ефима поражали не столько многочисленные Хусейновы дипломы – в этих школах не один Хусейн обучался, – сколько его чисто бытовые, однако чертовски удивительные навыки.

Например, известно довольно большое количество домашних тварей, которые приучены гадить в унитаз. Но найдите хоть одну, которая после этого спустит за собой воду!

* * *

Недоразумение между Береславским и Хусейном было довольно быстро улажено, и теперь песик частенько уделял внимание рекламисту, дозволяя усаживать себя, теплого и пушистого, ему на руки.

Вот и сейчас Хусейн шариком подкатил к Ефиму, выражая дружеское участие помахиванием своего мохнатенького обрубленного хвоста и фирменным похрюкиванием. Маленький черный нос выразительно подергивался, демонстрируя тонкую нервную организацию этого животного. А умные внимательные глазки лишь усиливали впечатление.

– Здравствуйте, Хусейн! – вежливо поздоровался Береславский, стараясь не давать тому повода усомниться в своем искреннем уважении. Но тот и не сомневался: стоило рекламисту подставить свои ладони, как песик ловко на них заскочил.

Ефим прижал теплый, сразу засопевший шарик к обширному животу и приготовился к неспешной – хотя, как правило, острой – беседе с его хозяйкой.

– Чего-то вы невеселая последние пару дней, – заметил он.

– Выпала из роли? – весело ухмыльнулась Людмила Петровна.

– Какой роли? – довольно фальшиво удивился рекламист.

– Старушки-веселушки. Термин не перепутала? – Наклонив розововласую головку, Евстигнеева хитро смотрела на слегка смутившегося Ефима. – Да ладно, Ефимчик, не смущайтесь, – отпустила она его грехи. – К тому же это гораздо благозвучней, чем мистер Ху.

Ефим благоразумно промолчал.

Закончив перечисление его грехов, бабулька приступила к делу:

– Мне нужно с тобой очень серьезно поговорить, Ефимчик.

– Я готов, – не выказывая удивления, хотя на самом деле удивился, ответил Береславский. Даже пса спустил с рук. Слегка обиженный Хусейн сразу подбежал к боку синего ящика и задрал маленькую мохнатую лапку.

– Хусейн! – негромко сказала бабка. Пес мгновенно прекратил приготовления и виновато посмотрел на хозяйку.

«Все же он – супер», – подумал Ефим. По его мнению, прыгнуть с гранатой под танк любой собаке легче, чем отказаться от диктуемого инстинктом желания традиционным способом пометить территорию.

– Так вот, Ефимчик, – продолжила Евстигнеева. – Грущу я от того, что все хорошее – кончается.

– Это вы про круиз? – успокоился Береславский. А то ему уже почудилось что-то неважное.

– И про круиз тоже, – мягко улыбнулась Людмила Петровна. Хорошая у нее была улыбка. Так улыбаются люди, действительно умеющие ценить радости.

– А что еще кончается? – снова насторожился рекламист.

– Сейчас скажу, – пообещала Евстигнеева, но вместо ответа достала папиросину и с помощью Береславского, который, несмотря на то что сам не курил, всегда носил зажигалку, ее раскурила. – Кстати, Ефимчик, – спросила она, затянувшись всей грудью и выпустив изрядную порцию вонючего дыма, – а зачем вам зажигалка?

– Если «Звезда» потонет и мы окажемся на острове, – неожиданно честно ответил Ефим, – пригодится.

– Я так и думала, – удовлетворенно сказала Евстигнеева. – Это из вас так и прет. – В общении с Береславским она почему-то частенько перебивалась с «ты» на «вы» и обратно.