– Что – прет? – теперь уже удивился собеседник. – Что из меня прет, Людмила Петровна?
– Ты основательно страхуешься от невероятных проблем и легко лезешь в вероятные.
– Ладно вам, – даже с некоторой обидой отреагировал рекламист. – Мне тут один психолог уже вкатил характеристику – «склонен к риску и самоуничтожению». Это я-то склонен? С моей-то мнительностью и осторожностью? На самолетах летать боюсь. В море сплю в обнимку со спасжилетом.
– Ну, не только со спасжилетом… – ехидно заметила Евстигнеева.
Пристыженный Береславский потупил взор.
– Так вот, – как бы не замечая его смущения, продолжила, враз посерьезнев, Людмила Петровна. И замолчала.
– Что – так вот? – не выдержал наконец Ефим.
– Вот это фо-о-кус! – чуть не присвистнула старушка. Ефим, проследив за ее взглядом, увидел Хусейна, сидевшего рядом с синим ящиком в странноватой позе: прямо на маленькой квадратной заднице, поджав хвостик и сложив передние ручки-лапки. Ни дать ни взять – суслик.
– Забавно, – сказал Береславский, не особо удивившись. По его мнению, многие маленькие собачки с примесью терьерных кровей были способны на подобную акробатику.
– Более чем, – согласилась бабуля. – Надо звать Агуреева.
– Вы думаете, его это развлечет? – лениво поинтересовался рекламист, уже испытывавший некоторое желание подремать.
– Думаю, да, – согласилась Евстигнеева. – В ящиках – взрывчатка.
– Что-о?! – подскочил как ужаленный Береславский. Может, он и был склонен к самоуничтожению, но только – «само». А в то, что розовокудрая Евстигнеева не шутит, Ефим Аркадьевич поверил как-то сразу.
Она и не шутила.
– Хусейн, мальчик мой, – сказала бабуля нежно. – Подойди к другому ящичку.
Хусейн стоял – точнее, сидел – неподвижно, в той же позе, посматривая на людей черненькими поблескивающими глазками. Он был, безусловно, доволен собой и ожидал полагающуюся в таких случаях награду. По крайней мере на Высших собачьих курсах его в аналогичных ситуациях никогда не обделяли.
– Ну, подойди, заинька, вон туда. – Людмила Петровна рукой показала направление.
Хусейн нехотя встал на четыре лапы и подошел к другому ящику. Понюхав стенку, он немедленно занял прежнее, сусличье, положение.
– Точно, взрывчатка, – злорадно сказала бабушка.
– Какая? – задал глуповатый вопрос Ефим. Но ответ получил адекватный:
– А хрен его знает! Хусейна натаскивали на тротил, тетрил, аммонит, гексоген, пластит и в меньшей степени – на метательные и инициирующие ВВ.
– Какие ВВ? – переспросил ошалевший рекламист.
– Метательные и инициирующие, – важно пояснила бабка.
Видно, и в самом деле неплохо готовили в собачьей школе, возглавляемой ее бывшим ученичком. Причем не только собак, но и их хозяев.
– Метательные – это пороха. А инициирующие – это те, которые легко взрываются и приводят в действие основную взрывчатку. – Она так легко выговаривала профессиональные термины, как будто сама была инструктором в школе подрывников. – Слышал что-нибудь про детонаторы и запалы?
– Нет, – упавшим голосом сказал Ефим. Стараясь не выглядеть слишком испуганным, он тем не менее пытался хоть на шажок, но отодвинуться от взрывоопасных ящиков.
– А надо бы знать, – укорила бывшая учительница. – Например, гремучую смесь и азид свинца очень легко взорвать, а уже они приводят в действие основное ВВ. Потому как тот же тротил без детонатора горит в костре как обычное полено, только копоти побольше.
– А гремучая ртуть в костре?.. – пытаясь преодолеть испуг, поинтересовался Береславский.
– Не советую, – строго сказала Людмила Петровна. – А также тенерес и тетразен. Они очень чувствительны к лучу пламени.
– Хорошо, – быстро согласился Ефим. Ему все больше хотелось уйти куда-нибудь в другое место. – Пошли за Агуреевым, – предложил он.
– Уже не надо, – обрубила Евстигнеева его надежды на нестыдную эвакуацию, заложила в рот сразу четыре пальца и залихватски свистнула.
Агуреев, которого востроокая бабка заметила на носовой галерее второй палубы, их тоже видел, но вовсе не собирался к ним спускаться. Однако, услышав призывный свист и разглядев беспокойную жестикуляцию, немедленно подошел к новоявленным саперам.
– Что за шум? – доброжелательно спросил он. Эти люди были Николаю крайне симпатичны, и он не прочь был с ними поболтать.
Евстигнеева быстро объяснила ситуацию. Ефима слегка удивила реакция рязанца: он как-то сразу подобрался, мгновенно утратив отпускной вид, и… явно обрадовался! Уже потом Береславский понял почему: видно, уж очень давила на агуреевскую душу неопределенность. А здесь – весьма конкретная информация, не оставляющая сомнений: подонки, убившие его друзей, в самом скором времени дадут о себе знать. Не в Петербург же они собираются везти взрывчатку?
Или все-таки в Петербург?
Агуреев достал «уоки-токи»:
– Алеху ко мне, быстро!
Через три минуты Алексей был на носу судна. А еще через пять – вернулся во второй раз. Отлучка была необходима для того, чтобы принести инструмент. Действующих лиц стало четверо, не считая обиженного Хусейна, так и не получившего пока заслуженную награду: Евстигнеева, категорически отказавшаяся уйти, Алеха, Агуреев и Ефим, который мгновенно бы смотался, не будь ему так неловко оставлять поле возможного боя.
Алеха поколдовал над узкой и невысокой дверцей, ведущей в первый ящик-контейнер.
– Сюрпризов вроде нет, – наконец доложил он.
– Открывай, – приказал Агуреев.
– Есть, командир! – отрапортовал тот и, сорвав пломбы, пощелкал в замке тонким жалом универсальной отмычки. Дверца, заскрипев отсыревшими петлями, неспешно отворилась. Агуреев заглянул первым.
– Да-а, – сказал он, вглядевшись в полумрак после яркого солнца. – Солидно.
– Сколько ж их тут? – спросил потрясенный картиной Береславский. Внутри контейнера стояли десятки коробок, ящичков и боксов, содержимое которых можно было установить, не раскрывая тару: на боках виднелись надписи на украинском, английском и арабском языках.
Под видом навигационных приборов «Океанская звезда» везла патроны 7,62×39 для старого «калаша», 5,45×39 – для нового, уменьшенного калибра, мощные патроны 7,62×54 для снайперки-«драгуновки», две модификации ручных гранат, ящики со светло-желтыми двухсотграммовыми тротиловыми шашками – их скорее всего и унюхал Хусейн.
Леха по приказу Агуреева осторожно вскрыл один цинковый бокс с патронами. Агуреев высыпал три штуки на свою могучую ладонь. Лакированные стальные гильзы зажимали своим горлышком остроконечные, злого вида, пули.
– Пуля обыкновенная, семь эн шесть, – пробормотал Николай вполголоса. – Масса три и четыре десятых грамма, стальной сердечник в свинцовой рубашке. Внутри – полость в четыре миллиметра.
– Надо же, запомнил, – улыбнулся Ефим.
– Запомнишь тут, – улыбнулся в ответ Агуреев. – Меня из-за этого зачета не пустили в увольнение. Неделю был без боевой подруги. Так что во второй раз вызубрил назубок… Закрывай, – приказал он Лехе, и «группа досмотра» передвинулась ко второму ящику.
В нем тоже оказались патроны всех видов и тротил.
– В каждом ящике – двадцать пять кило, – объяснил Николай. – Шашки бывают большие, малые и буровые. Правильно, Людмила Петровна? – подколол он ничуть не испуганную бабушку.
– Верно, Коленька, – легко согласилась она. – Стандарт – пятьсот, двести и семьдесят пять грамм.
У Агуреева аж рот раскрылся от удивления.
– Вот так-то! – язвительно заметил Ефим. Типа – знай наших!
– А знаете, для чего на ящике крышечка? – спросил Людмилу Петровну задетый за живое офицер запаса.
– Не интересовалась, – фыркнула Евстигнеева.
– Каждый транспортный ящик не только тара, но и готовая бомба. Убери крышку, вставь детонатор – и привет. Ладно, пойдем к последнему.
Последний ящик-контейнер превзошел все самые смелые ожидания. Агуреев аж присвистнул, вновь оказавшись среди привычных в молодости штучек.
– ПТУР «малютка», – объявил он после вскрытия ящиков. – Сколько ж мы их в Афгане сожгли! Они уже тогда были устаревшими.
– Но у душманов же не было танков! – удивился Ефим.
– Зато они любили из щелей палить, – объяснил Николай. – Смотри, – показал он, достав из ящика довольно увесистую – полуметровую – серебристую тушку ракеты с большими стабилизаторами и тупо обрезанной головой.
– Ты полегче, – попытался отодвинуться Ефим.
– Не боись. Это только двигатель, – успокоил бывший зенитчик. – А голова – вот. – Он вытащил из очередного ящика боевую часть с выкрашенным в красное остроносым окончанием. – Кумулятивная. Перед выстрелом части соединяют. Управление – по проводам.
– По проводам? – поразился рекламист. – По каким проводам?
– По собственным, – улыбнулся Агуреев штатскому непониманию. – Она летит и за собой их раскатывает. На заднице – яркий трассер, даже днем видно. По нему наводишь. Азартно – ужас. Очень любили попалить. Под конец с километра загоняли в полуметровую щель.
– В полуметровую? – усомнился Береславский.
– Ну, может, побольше. Кто мерил? – обиделся Агуреев. – Потом новые системы пришли. «Фагот», «метис» – я еще застал. А «корнеты» опытные поступили прямо перед моим увольнением. Те уже лазером наводились. И по вертолетам можно было работать. А эти – как говорится, по зрачку.
– Ладно, хорош ностальгировать, – перебил его Ефим. – Что будем с ними делать?
– Надо подумать, – ответил Агуреев, доставая тем временем еще один агрегат, сильно похожий на пушку из каких-нибудь «Звездных войн». – А вот это уже совсем экзотика, – любовно поглаживая два чудовищно больших, расположенных друг над другом, ствола, сказал он. – Я такие только на картинке видел. «Непрядва-64».
– На слонов, что ли? – передернул плечами миролюбивый Береславский.
– На подводных, – объяснил офицер. – Калибр сорок пять миллиметров. Заряжаешь гранату, ставишь глубину и пуляешь в воду. Она разорвется где заказано, а в радиусе, если правильно помню, шестнадцати метров останутся только трупы.