К полдевятому Леха всплыл и, не залезая в катер, указал направление движения. И снова нырнул.
Моторы на самой малой скорости потащили катер и привязанный к тросам груз. Меньше чем через кабельтов суденышко, почувствовав изрядное облегчение, рвануло вперед. Морячок заглушил моторы: нужно было дождаться Леху.
Он вновь выполз на свет божий довольно скоро: декомпрессия на таких глубинах недолгая.
– Аминь, – совсем не мрачно сказал веселый боец, снимая маску. В руках он держал что-то, отсверкивающее металлом. – И скутера, и трупаки – очень глубоко.
Сообщение не удивило. Так и планировали: эсминец лежал на небольшой банке-мели, вокруг глубины были куда серьезнее. Тем и объяснялся интерес дайверов к легкодоступной подводной достопримечательности.
Стоило оттащить «улики» чуть в сторону – и они навсегда ушли на «дальнее» дно, куда без спецоборудования уже не опустишься. Да и кому это надо?
– Что за юноши? – спросил слегка принявший Агуреев.
– Они без паспорта, командир! – ухмыльнулся боец.
Агуреев нахмурился: ему вовсе не хотелось шутить.
– Один вроде араб, – сразу посерьезнел подчиненный: Алеха знал своего шефа в разных настроениях.
– А второй? – спросил Агуреев.
– А второй… – замялся дайвер-любитель.
– Ну? – поторопил Николай.
– Вторая, – поправился боец.
– Баба? – упавшим голосом спросил Агуреев.
– А вам бы легче было, если бы она вас пристрелила? – неожиданно окрысился Леха и протянул свой более чем полуметровый трофей.
– Вот это хрень! – присвистнул морячок, даже от штурвала отошел, благо катер не двигался. – Русская штука! – поразился он еще больше, разобравшись с маркировкой.
– Симоновский подводный автомат, – сказал бывший зенитчик, имевший в своем активе месяц тренировок в спецназе морской пехоты. После Афгана ему явно не хватало впечатлений, и старлей подался туда. Правда, не взяли, после повторного медосмотра, из-за подцепленной в Афганистане тропической лихорадки, которую по первости Агуреев скрыл.
Он даже не подержал трофей в руках – его занимали совсем другие переживания. Зато остальные парни на все лады обсуждали находку. Особенно поразили пули – диаметром миллиметров в пять-шесть, в длину они были более десяти сантиметров, чтобы преодолевать сопротивление воды.
– Грохнули бы нас за милую душу, – наконец выразил общее мнение морячок.
– Все, закрыто собрание, – оборвал их Агуреев. – Пошли домой.
Катер набрал скорость, и, когда буи, отмечавшие место последнего боя многострадального итальянского эсминца, скрылись из глаз, Агуреев, под жалобный Лехин стон, вышвырнул за борт «АПС» – автомат специальный многоцелевой мгновенно исчез под водой.
Вслед за ним канула в бездну «непрядва» и оставшиеся боевые и сигнальные гранаты.
– Надо было сигнальной шарахнуть! – совсем расстроился Леха. – Вот был бы фейерверк! – И тут же перестроился на другую тему: – Командир, а это наши к нам приплыли или местные?
– Что ж ты у них не спросил? – разозлился Агуреев. Но тут же устыдился: если б не Алеха, неизвестно, как бы развивались события дальше. – Вряд ли наши, – отходя, заметил он. – Сам же сказал – один был араб. А эти автоматы продавались в десятки стран. Вон нам на борт погрузили железа откуда? Никто теперь не скажет. Может, из Украины, может, из Молдавии. А может – из Анголы или с Кубы.
– В любом случае привет-то – из России, – заметил погрустневший Алеха.
– Ладно, давай сюда телефон, – приказал Агуреев.
Алексей мгновенно принес и настроил спутниковый телефон.
Мильштейн снял трубку сразу, он, конечно, ждал этого звонка.
– Приплыли? – не выдержал паузы Мойша.
– Нет! – резко ответил Агуреев. И, прикрыв микрофон от Алехиных ушей – их обладатель деликатно отсел подальше, насколько позволяли размеры катера, – добавил: – Никто не приплывал. С Леркой – ошибка.
Минутное молчание на том конце «провода» сменилось спокойными словами:
– Сам ты – ошибка. Забили двух твоих друзей. Жди, пока грохнут меня и тебя.
– Мойша, этого быть не может! – вполголоса торопливо зашептал Агуреев. – Ну подумай же сам! Ты же ее знаешь!
– Значит, приплыли, – тихо прозвучал спокойный голос Мильштейна.
– Я запрещаю тебе ее трогать, понял?! – заорал, забыв обо всем, Агуреев. – Запрещаю!
– Хорошо, – бесцветно согласился Мойша. – Если тебя убьют после меня, организуй мои похороны. – И положил трубку.
Весь обратный путь Агуреев просидел в каюте, обхватив голову руками.
К бутылке больше не притрагивался. Никакой алкоголь не был способен вытащить из его мозга одну и ту же, бесконечно прокручиваемую и совершенно невыносимую, мысль…
29. Шестнадцатый день плавания теплохода «Океанская звезда»
Сектор Газа, деревня Бейт-Лееб, Палестинская автономия
Пожилой бородатый палестинец вел свой потрепанный пикапчик-«пежо» медленно и осторожно: дорога была хоть и асфальтовая, но здорово разбитая. Налетев на очередную выбоину, местные жители обычно проклинали израильтян: на щербатом покрытии действительно были отчетливо видны следы танковых траков – время от времени войска навещали неспокойный район. Впрочем, Асаф – так звали мужчину – склонен был обвинять в дорожной неустроенности не израильскую военщину, а свое родное городское управление. Понятное дело, что все хорошие должности занимали выходцы из десятка семей. Расходы у них большие, денег надо много. Но разве нельзя хотя бы часть обильно присылаемых в автономию средств пускать на прямые нужды жителей?
Эх, если бы родные власти можно было обвинить только в этом грехе! Асаф горестно вздохнул: на сердце еще не улеглось – да теперь и никогда уже не уляжется – тоскливое ощущение того, что его младшего сына больше нет.
Формально его убил израильский танк: наехал, сдав задним ходом, прямо на подростка. Но Асаф считал, что ребенка убили Арафат и его бешеные псы. Именно они сделали метание камней в глазах несмышленых подростков героическим делом: дети потом с гордостью показывали друг другу забинтованные кисти рук – так старались. Именно они клепали плакаты с фотографиями взрывников-самоубийц, перед которыми детей учили любви к Родине и самопожертвованию. И именно они посылали собственных мальчиков в Америку и Европу, получать добротное образование подальше от войны. Пройдет юношеский запал, и новая элита вернется домой организовывать новое пушечное мясо и подливать бензин в костер, если он вдруг начнет затухать.
А зачем это делается – Асафу было предельно ясно: сам в свое время поварился на этой кухне. Все дело в том, что террористы никогда не становятся бывшими. Даже если они – лауреаты Нобелевской премии. А поскольку прибыльнее террора бизнеса не существует, то причина для него найдется всегда. Благо среди израильтян тоже имеется достаточно упертых, не мыслящих себя в иной категории, кроме как «свой – чужой».
Его мальчика привезли, накрытого одеялом. В их скромный дом понаехали чины из администрации, привезли французов с телекамерами. Асафу обещали денег и помощь в его крохотном авторемонтном бизнесе.
Асаф не мог принять кровавые деньги, но упираться было смертельно опасно, поэтому он сказался больным, что в общем-то было абсолютной правдой.
Похороны мальчика вылились в очередную школу ненависти. Юноши с пустыми глазами в черных полумасках палили в небо из «калашниковых», выли женщины и потрясали кулаками мальчишки. А Асаф вспоминал, как его долгожданный малыш сидел у него на коленях и еще никого не ненавидел…
Ему все-таки удалось отказаться от денег, подкрашенных кровью сына: передал их в детскую больницу, что не могло расцениваться как демарш. Он вообще не хотел денег, замешенных на ненависти. Поэтому, уже восемь лет работая на МОССАД, ни разу не взял у работодателей деньги.
После всех этих событий Моше, курирующий Механика – таков был псевдоним разведчика, – предложил ему отпуск: он знал, что мальчик Асафа погиб под израильским танком, хотя танкист его не видел и наезд произошел ненароком. Знал он и другое: мальчик карабкался на броню не с букетом гвоздик, а с бутылкой, наполненной бензином и замедлителем горения. И если б не свалился под гусеницы, то, может быть, хоронили бы других.
Ситуация была явно щекотливой, но разрешил ее сам Асаф. Он напомнил работодателю – встреча происходила в Тель-Авиве, куда палестинцев пускали достаточно свободно, – что работает не на Израиль, а против убийц. Против целой машины убийств, запущенной первым в мире государством, основанным профессиональным террористом. И, будучи чистокровным арабом-палестинцем, тем самым снимает незаслуженную грязь с облика своего древнего народа.
Это было правдой – донесения Асафа всегда касались только реально жестоких планов и позволили спасти немало человеческих жизней. В частности, именно его информация предотвратила теракт на городской нефтебазе, который мог превратить целый район в пепел. В рукотворном крематории погибло бы не менее половины арабов – их районы начинались прямо с южной окраины базы. Но у террора своя, извращенная логика, в которой, кроме власти и денег, нет ни одного значащего параметра…
Асаф медленно крутил рулем, объезжая колдобины. По этой улице он обычно не ездил – до работы так было дальше. Но сегодня поездка по здешним местам была просто необходима.
Вот и нужный ему двухэтажный дом. Он хоть и на улице стоит, но – особняком. Дом не бедный, хотя его жители явно стараются не выделяться на окружающем фоне.
Снаружи ничего установить не удалось. Зато мельком взглянув на ворота, Асаф мгновенно узнал то, ради чего месил эту разбитую улицу. В щель хорошо был виден бежевый «ML-320», стоявший в гараже-навесе.