А вот когда подоспели три катера – низкий рокот их моторов перекрыл даже гул вертолета – и дали залп из скорострельных шестиствольных пушек, тут уж мало не показалось.
Капитан яхты открытым текстом попросил пощады, а его час назад элегантное судно сейчас, изрешеченное, напоминало жителя пароходной свалки.
После скоротечного боя место сражения выглядело окончательно так: катер, использованный для высадки группы десанта, более не существовал. Каботажник еще напоминал о себе огнем и дымом, но тоже медленно тонул. И не было ясно, что бы могло этот процесс остановить: немногочисленная команда болталась в теплой воде, поддерживаемая спасжилетами, ее уже подбирали израильтяне.
Яхта же хотя тонуть и не собиралась, но, как боевая единица, навсегда выбыла из состава ВМС террористической организации. Зря пропали денежки.
На палубе же лайнера вовсю велась работа по уничтожению следов боестолкновения. Контейнеры были затоплены еще до прибытия патрульных катеров – Ефим очень надеялся, что пленные умерли до того, как ящики сбросили в воду. Палуба была тщательно вымыта, а неприятно раненный Алеха – срикошетившая мощная пуля раздробила ему сустав – надежно упрятан в одной из пустующих кают.
Через полчаса на борту появился большущий Миша из Новосибирска. Он некоторое время пытался выудить подробности из очевидцев, но в этом вовсе не преуспел. Покрутившись на «Звезде», Миша вынюхал все, что мог – слишком мало для каких-либо реальных выводов, – и, о чем-то пошушукавшись с Семеном Евсеевичем, покинул борт. Правда, уже перед трапом с удовольствием выпил с Агуреевым и Ефимом «отходную».
– Сразу видно нашего человека, – подмигнул Агуреев. – Не стал вякать, что на службе. Просто принял стакан.
– За упокой – пил. Как же теперь не выпить за здравие? Все же у него сегодня удача, – согласился Береславский. – Бандюков прикнокали, оружие в Газу не протащили. Мы молодцы.
– Ты уж – молодец, – улыбнулся Николай. – Все же нам сегодня отчаянно повезло, – задумчиво продолжил он. – Я думал – хана, сейчас врежут! Ума не приложу, как они так вовремя подоспели? Миша как носом учуял. Неужели Евсеич взял-таки у него радиомаячок?
– Не-а, – спокойно ответил Береславский.
– И я так думаю, – согласился Николай. – Он бы мне точно сказал. Он субординацию знает.
– Нет, он не брал, – сказал Ефим. Его, после перенесенных катаклизмов, как он говорил, «пробило на жрачку», и Береславский шумно жевал огромный трехслойный бутерброд.
– А ты-то откуда знаешь? – спросил Агуреев Береславского. И вдруг лицо хитрого рязанца перекосилось. – Ты… – дошло до него. – В Ларнаке?
– Не-а, – жуя, сознался Береславский. – На экскурсии, на обратном пути. В ресторанчике с Элвисом. В Абу-Гоше. Ты как по радио про гостей объявил, я сразу нажал кнопку.
И оригинально оправдался:
– На яхте же была твоя «зушка», а не моя. Почему я должен был подставлять свою задницу?
33. Предпоследний день плавания теплохода «Океанская звезда»
Порт-Саид, Египет
Вечер
…Еще вчера казалось, что эта чертова железная коробка уже всем надоела, равно как и словно сошедшая с рекламного плаката бирюзовая средиземноморская водичка. А стоило показаться впереди Порт-Саиду – дошло вдруг до сердца, что это и в самом деле последние денечки на борту. И большинству стало-таки печально: уж слишком много приятных воспоминаний осталось у тех, кто поехал на «Океанской звезде» путешествовать, а не прятаться от пули киллера.
Кстати, для полной точности изложения: водичка здесь была уже не бирюзовая, а скорее – желто-зеленая. И чем ближе к Африке – тем желтее. Нил, что ли, сказывался? Хотя до Нила было еще не близко. Гораздо ближе до Суэцкого канала, находящегося в прямой видимости.
В порт «Океанскую звезду» не пустили: то ли глубины не позволяли, то ли причальные стенки были заняты. Такое случалось и раньше: в Лондоне так вообще стояли посреди Темзы, до берега добирались на речном пароходике. В Вильфранше тоже стояли на рейде, используя корабельные катера в качестве бесплатного такси – они мотались между судном и портом раз в два часа. Здесь же было все как нигде.
Не прошло и часа после того, как из клюзов, громыхая толстенными цепями, поползли на грунт якоря, а к теплоходу уже был выстроен своеобразный понтонный мост. И не маленький – метров двести как минимум! Основу моста составляли большие плоские лодки, поперек которых и был проложен ровный дощатый настил. Даже перила не забыли, чтоб загулявший на берегу турист не свалился в мутноватую в этих местах воду.
Но экзотика на том только начиналась. По обоим бокам импровизированного моста мгновенно ошвартовались большие, цветисто разукрашенные лодки – настоящие плавучие магазины. Туристы пошли на берег, когда уже стемнело, и ярко освещенные плавучие павильоны создавали вид просто-таки феерический.
Здесь продавалось все: от китайских фонариков до «древних» папирусных книг, от чистой воды бриллиантов (а кто их проверит?) до дешевых – за один доллар пара – вееров. Цена предложения от цены продажи могла отличаться в десять раз. А то и – в десятки.
Хотя, конечно, были и хорошие, добротные вещи. А также вещи, полезные в хозяйстве. Ефим, например, за четыре доллара приобрел самокрутящуюся отвертку. Чтобы ее жало крутилось, надо было просто нажать на толстую ручку. Кроме того, в этой же ручке прятались другие, сменные жала, что делало отвертку весьма удобной в быту.
«Теперь Наташка не будет жаловаться, что ей нечем прикрутить розетку к стене», – удовлетворенно подумал Ефим.
Он вообще предпочитал всегда решать проблему в корне. Например, Наталья на семейном празднике как-то поделилась с гостями, что в новой их квартирке ей пришлось самой сверлить стенку тяжеленной дрелью. Она даже продемонстрировала ничему не удивлявшимся гостям – все гости много лет знали «трудолюбивого» Береславского – и в самом деле немаленькую электродрель.
Ефиму стало стыдно, поэтому буквально назавтра он пошел в магазин и купил изящную и дорогую небольшую дрель настоящего германского дизайна и производства. Нет, для своей любимой Наташки он никогда и ничего не жалел…
По импровизированному мосту Ефим шел на берег не один, а в компании почти всех оставшихся на борту туристов. Не было лишь Мильштейна, который после боя с палестинскими «полицейскими» опять вернулся в Израиль.
Из-за гибели Валерии их отношения с Агуреевым стали очень непростыми, хотя Николай Семена ни в чем не винил. И Ефим подозревал, что Мильштейн вполне может остаться на тамошней войне – судя по его интересу к русскому батальону.
Все остальные основные «персонажи» присутствовали: и Людмила Петровна, и Даша, и сам Агуреев, и Кефир, и даже прилетевшая накануне Ева. Княжна вдруг решила поучаствовать в последнем, так называемом – капитанском, балу, который должен был начаться ровно в двенадцать ночи и продолжаться до тех пор, пока на ногах останется хоть один участник круиза.
Вот такая была программа.
Назавтра планировался «отходняк». То есть сам пароход уже никуда плыть не собирался. «Отходить» должны были отдыхающие, после капитанского бала. А послезавтра утром – прощай, ставшая родной «Океанская звезда»!
Меньшая часть пассажиров – совсем, прямо скажем, маленькая, пальцев одной руки хватит – воспользовалась неисчерпаемым гостеприимством «Четверки» и собиралась на самолете перелететь в Эмираты, где им были предоставлены еще три дня в приличном отеле. Хоть, казалось, и надоело все туристам, ан на халяву и уксус сладкий! Правда, большинство туристский уксус пить все же не стали, собираясь в последний раз гульнуть на балу и с чистой совестью улететь в Москву из каирского аэропорта.
Мостки кончались у небольшого причала, который переходил тоже в небольшую, круглой формы, площадь. На ней стояли, выстроившись в колонну по четыре, военные музыканты в нарядной, красной с белым, парадке. Их головы украшали шапочки наподобие турецких фесок, с кисточкой на нитке. В руках у каждого имелось то, что вот-вот должно было грянуть во славу мореплавателей с «Океанской звезды».
Оно и грянуло, едва на площадь ступили последние туристы. Пряный южный воздух наполнился сладкими восточными мелодиями, бравурными маршами и даже европейской популярной классикой. Всех охватило приподнятое состояние: так часто бывает, когда ты – на отдыхе, а рядом вживую играет духовой оркестр.
Многие даже начали танцевать, не под марши, разумеется.
Потом в музыке наступил перерыв, и местный турчиновник, вооруженный обычным мегафоном, объяснил прибывшим, как их здесь ждут и любят. После чего трубы грянули вновь, а на толпу туристов накинулась, пожалуй, даже еще более многочисленная, толпа веселых и доброжелательных, в массе своей – юных, продавцов. Их улыбки были широки как море, а зубы на смуглых лицах в электрическом свете сверкали, как на рекламе зубной пасты.
Собственно, это и были не столько продавцы, сколько – рекламисты. Их задачей было увлечь морально подготовленного туриста рассказом об уникальном месте, где можно купить – почти задаром – кожаные изделия. Или шелковые платки. Или золотые серьги – названия варьировались, неизменным оставалось лишь волшебное слово, произносимое с придыханием – «фабрика». Тем самым жрецы прямого маркетинга давали понять, что денег посреднику платить не надо.
Как ни странно, эти нехитрые психологические манипуляции действовали, и туристы покорно шли за своими юными поводырями (кстати, по определению – посредниками: каждый из них за любую покупку из приведенного им кошелька получал свой небольшой процентик).
Ефим, нормально рубивший в маркетинге, стойко отбивался от предложений. Ему было предельно ясно, что все