– Она может, – согласился Береславский. – Такая современная.
– Шлюха! – вырвалось у Даши. – Знаешь, зачем она это делает?
– Я же сказал – нет. А ты – знаешь?
– Она хочет, чтобы Коленька со злости убил Кефира и его посадили. А она станет хозяйкой «Четверки».
– Какая же ты умная женщина! – фальшиво восхитился Ефим. – Просто роковая княжна! И пол-«Четверки» – тоже она замочила? Иначе хозяйкой не стать.
Даша пристыженно замолчала. Так возвеличивать соперницу ей вовсе не хотелось.
– А где Агуреев? – поинтересовался Ефим.
– Он вышел за Кефиром, минут пятнадцать назад.
– Зачем?
– Не знаю. В морду, наверное, ему дать.
– И ты не проследила?
– Драться не дала. А потом Колю стало тошнить, и он меня прогнал. Сказал – скоро придет.
– А Муса с ним?
– Мусу он еще раньше прогнал. Матом.
– Понятно, – улыбнулся Ефим. – Он в своей каюте?
– Нет. У перил.
– На какой палубе? – перестал улыбаться Береславский. – И на каком борту – левом или правом?
– Откуда я знаю на каком? На этаж ниже нас.
Ефим, ничего не объясняя, направился к выходу. Ему не понравилось, что надломленный и сильно нетрезвый человек оказался в одиночестве над черной водой.
Он быстро прошел – почти пробежал, что для него было крайне нехарактерно, – по обоим бортам, причем по всем трем палубам. Затем добежал до агуреевской каюты-люкс.
Николая не было нигде…
34. Последний день плавания теплохода «Океанская звезда»
Порт-Саид, Египет
Раннее утро
Агуреева искали по всему судну до пяти часов утра. Заволновались все, даже княжна, которая еще несколько часов назад на рожон лезла, чтобы досадить муженьку. Может, потому и заволновалась больше других – весть об исчезновении Агуреева быстро облетела неспящих, – что многие вспоминали неприятные сцены.
Наверное, не в одном мозгу мелькнула мысль, что, возможно, сильно поддавший человек, к тому же чуть не в одночасье потерявший почти всех близких, мог поддаться искушению решить все проблемы разом. В этом случае Ева становилась невольной пособницей его гибели.
Именно это слово вертелось в голове многих. Ну куда мог деться человек такой комплекции? Не иголка же!
Еще больше подозрений появилось, когда нашелся вроде бы тоже исчезнувший Муса. Он не смог дать никаких внятных объяснений по поводу шефа. На берег тот не сходил, по крайней мере официально. Выход на сушу здесь был организован, как и в большинстве портов, безо всякого КПП: турист показывал паспорт, пограничник – пожилой усатый египтянин – делал отметку в гроссбухе, и можно было выходить на понтонный мост. Когда турист возвращался, он снова показывался стражу. Вот и весь контроль. Который тем не менее можно было обойти лишь одним способом – нырнув с борта в воду.
Ефим был в ужасе и в ярости одновременно. Он носился по теплоходу, судорожно вспоминая потаенные места, которые сам же показывал своему большому другу. Но уже начинал понимать тщетность своих усилий. И все чаще забегал к Даше, которую сначала отпаивал новопасситом, а потом – всерьез заволновавшись за ее будущее – и более сильными средствами. Наконец, для надежности посадил рядом с ней Елену Феликсовну, которая в тяжелой ситуации проявила себя с наилучшей стороны – не зря она так понравилась Береславскому. Лишь когда Лена гарантировала ему, что не даст Дашке ни повеситься, ни утопиться, Ефим смог присесть на пять минут и попытаться сосредоточиться.
В итоге он все свои усилия по выдаиванию информации сконцентрировал на Мусе.
Поэтому не застал еще одной малоприятной картины. На борт поднялись вызванные кем-то по телефону криминалисты и три жандарма. Видимо, они уже были хорошо проинформированы, потому что сначала взяли письменные объяснения с княжны, потом – с Никифорова. Но если Еву после беседы выпустили, то перепуганного Никифорова хотели увести на берег и лишь после интенсивных протестов капитана согласились на компромиссное решение: он был заперт в пустой одноместной каюте под охраной двух жандармов.
Следователи собирались немедленно начать допрос всех присутствующих на теплоходе, однако сжалились и отложили его до утра: все равно выход с «Океанской звезды» был теперь запрещен.
В 7.30 Ева собрала совещание в кают-компании. На нем присутствовали трое высших из имеющихся на «Звезде» менеджеров «Четверки», Береславский, Муса и капитан теплохода.
Ева держалась неплохо, лишь необычная бледность и темные круги под глазами говорили о том, что ситуация все же нестандартная.
Она довела до сведения присутствующих последние новости: все туристы будут поголовно допрошены, Никифоров – с получением соответствующей санкции – задержан и к нему надо срочно вызвать российского консула, потому что лично она, Ева, в вину Никифорова не верит.
Отлет, назначенный из каирского аэропорта на вторую половину дня, видимо, также будет отложен. Руководить «Четверкой» в переходный период (она здесь запнулась: чуть не сказала – «до собрания акционеров») будет сама. Все необходимые указания в Москву уже отправлены.
– Есть вопросы? – спросила Ева, обводя глазами собравшихся.
– Есть, – сказал Ефим.
– Задавайте, – поморщившись, сказала княжна. Береславский не был работником их компании, и Ева согласилась с его желанием присутствовать лишь из-за того, чтобы в трудный момент не обострять отношений. – Только, если можно, быстро – нас всех еще будут допрашивать, – напомнила она.
– Я – быстро, – согласился Ефим. И, как хороший актер, выдержал паузу.
– Ну? – не выдержала его паузы княжна. Она начинала злиться и от этого еще больше похорошела: стройная, женственная и в то же время напряженная, как стрела.
– Вы тишину любите? – разродился наконец Ефим Аркадьевич странным вопросом.
– Что за чушь? – взъярилась Ева. Все-таки ее нервы, как и у всех, тоже были на пределе.
– Да так, – сказал Береславский. – А иначе зачем вам пистолет с глушителем? – Он показал крошечный – калибра 6,35 – «каб» испанской фирмы «Астра», с навернутой на ствол маленькой трубкой с отверстиями.
Ева побледнела, глаза ее сверкнули.
– Почему у вас моя сумка? – почти выкрикнула она. Ефим только что выложил на колени сумочку, из которой достал ствол.
– Мелкая кража, – откровенно ерничал Ефим. – До трех лет. По первой ходке – дадут условно. А вот «пушка» – это серьезно.
Ошарашенные гости молчали. Только Муса внимательно следил за движениями княжны.
– Не знаю, зачем вы его мне подложили, но даром вам это не пройдет, – почти спокойным тоном сказала Ева, в очередной раз восхитив Береславского самообладанием.
– Не любите вы меня, – грустно сказал Ефим.
– Да уж, – созналась Ева.
– А три часа назад как любили… – с печалью вспомнил Береславский. – И Никифорова тоже. Злая вы, Ева. Вот и мужа утопили…
– Вы что несете, идиот? – закричала княжна. – Я вас засужу.
– Уже боюсь, – сказал Ефим. – А насчет идиота – сказано верно. Можно было бы и раньше догадаться. Заходи! – вдруг почти заорал он.
Но никто не зашел.
– Заходи! – опять заорал Береславский.
– Вам, может, врача вызвать? – участливо спросила княжна, полностью взявшая себя в руки.
– Себе вызови! – невежливо огрызнулся Ефим. – Психиатра. – И снова, теперь уже во весь голос, заорал в сердцах: – Заходи же, придурок толстый!
На этот раз дверь распахнулась и в зал вошел… Агуреев. С изрядным довеском в виде повисшей на его шее Даши: именно из-за нее он не смог войти по первому зову друга, хотя за дверью стоял уже минут пять.
Княжна пришла в себя буквально через секунду. И кинулась не к двери, которую перегораживал ее законный супруг, а к завешанному окну-иллюминатору, выходящему на прогулочную палубу. Но была тут же стреножена Мусой, караулившим каждое ее движение. Поймал он даму довольно жестко: на щеке Евы заалело пятно. Она бы и второй удар получила – кулаком в лицо, – но Мусу гневным выкриком успел остановить Агуреев.
– Всё! – жестко сказал он. – Все свободны. Остаются Муса, Ефим, Ева и я. Остальные должны соблюдать полное молчание. Оно будет вознаграждено, – уже мягче добавил он.
– Я тоже останусь, – непримиримым тоном заявила Даша.
– Оставайся, – разрешил Агуреев.
Сотрудники «Четверки», еще не вполне пришедшие в себя от стремительно развивавшихся событий, медленно покидали комнату.
– Это все из-за денег? – спросил он у жены, когда дверь за ушедшими закрылась.
– Деньги нужны не мне, – спокойно и гордо ответила Ева.
– Понятное дело, – вздохнул Агуреев. Видок у него был не очень. Вполне соответствовал его роли – восставшего из могилы.
– Помощь бедным? – безо всякой издевки спросил Ефим.
– На деньги «Четверки» можно накормить изрядный кусок Африки, – сказала княжна.
– Значит, африканцев жалко, – сказал Агуреев. – А нас, получается, нет? Ева, на сколько трупов ты готова? Самолет из Москвы, три директора «Четверки», атака на теплоход. Семен – напоследок (при упоминании Мильштейна Ева заметно вздрогнула). Сколько человек можно убить, чтобы кого-то накормить?
Ева молчала. Потом, после паузы, все же ответила:
– Делайте со мной что хотите. Вам все равно не понять, что в этом мире есть высший судья. И он будет судить вас не по счету в банке.
– А может, по количеству пролитой крови? – грустно предположил Береславский, как-то сразу растерявший боевой задор. Он уже не ненавидел Еву. Ему уже было жаль ее. Так же, наверное, смотрят на пойманного сумасшедшего, убивавшего не за кошелек, а по безумному призыву своего «внутреннего голоса». Пока убивал, непойманный, – вызывал у всех трепет и ужас. А когда попался – печаль и жалость.