— Ты быстро добралась! — приветствовала её Надя.
— What kind of girl![48] — седобородый бородач, по виду мусульманин, в вышитой цветными шелками шапочке, поцокал языком.
Он с приятелем помоложе сидел за одним столиком с Надюшей. София огляделась. В кафе были свободные столы. Как же так случилась, что Надя позволила этим двоим усесться за свой стол?
— Хорошо, что ты пришла! — Надя схватила Софию за руку. — Знакомься: это Шурали…
— Шурик?
— Это — дядя Шурали, Арьян. Они англичане.
Спутник улыбчивого бородача, молодой парень, уставился на Софию глубокими черными глазами.
— Это не арабы, — строго сказала София.
— Нет, мы не арабы, — подтвердил спутник бородача. — Girls took us for Arabs, uncle[49].
— To explain to them who we are and where, Sherkhan[50]. — сказал бородач. — Explain to them that we were from London[51].
— Вы — афганцы? — спросила София.
— Зачем ты так допрашиваешь? — зашептала Надя.
Но подошёл официант, Софии пришлось делать заказ, искать в сумке оживший смартфон, злиться на перебои интернет-соединения, читать сбивчивую записку Спаса.
— Что случилось? — шептала Надя.
— Опять проблемы с дедом. Старый хулиган никак не успокоится. Перессорился со всеми соседями. Надо ехать в Средец.
— Может быть, попросить Лазаря?
— Да ну его! — отозвалась София, быстро набирая текст сообщения. Небрежный жест пальчика — и сообщение упорхнуло в эфир.
Только вряд ли Лазарь обрадуется, прочитав его.
— Да ну его! — повторил тихий голос совсем рядом.
София обернулась. Чисто выбритый, покрытый редкой сеткой заживших шрамов подбородок незнакомца оказался прямо перед её глазами.
— Не бояться… не пугайтесь…
Он сунул руку за пазуху, вытащил паспорт, быстро и безошибочно раскрыл его на нужной странице и показал Софии.
— Мы… я и мой дядя Арьян — граждане Британии. Действительно. Но у меня был друг. Русский. Он называл меня Шурали. Мы приехали в Несебр увидеть Болгарию. Но тут одни туристы: немцы, британцы, русские. Где же Болгария? Как её увидеть?
— Твой дядя называет тебя Шерханом, — робко проговорила Надя.
— Да, — Шурали кивнул. — Так называют меня два… двое… старая ханум и дядя Арьян…
— Ваша бабушка?
— Да! Расстройство… недовольство… — он прищелкнул пальцами.
— Досада? — подсказала Надя.
— Да! Я полиглот. Кроме родного языка знаю и арабский, и английский. Но русский язык люблю больше других. А теперь стал забывать. Не с кем говорить. Нет практики. Вот я так счастлив стал знакомству с Надей. Мы говорим на русском! От радости я подарил ей браслет…
София бросила взгляд на запястье подруги. Да, это та самая золотая безделушка с опалами. Странно!
Знакомый официант, хохол, кажется, его звали Андреем, быстро подал бычков в кляре и кофе. Софии хотелось заказать ещё белого слынчевбрягского вина, но она почему-то не решилась. Может быть потому, что бородатый дядя Шурали продолжал улыбаться? Жемчужная его улыбка, наложенная на пейзаж черноморского порта, казалась слишком уж неискренней.
— Значит, вы не Шурик, — сказала София.
— Не Шурик! Шурали! — пролепетала Надюша.
Смартфон снова пропиликал.
— Социальные сети? — спросил Шурали. — Твиттер? Фейсбук?
— Твиттер, — рассеянно отозвалась София и, обращаясь к Наде, добавила. — Лазарь не хочет ехать в Средец. Боится деда… Я так и не пойму, это правда или байка, что старый покусал его?
Но София напрасно старалась привлечь внимание Надюши семейными разговорами. Та неотрывно смотрела на своего «Шурика» и слушала только его.
— Как ваше имя? — не сводя с Софии чёрного взгляда, Шурали извлёк из кармана смартфон. — Я тоже люблю… как?… — Он беспомощно глянул на Надю.
— Чатиться? — подсказала та.
— Да! Ваше имя? Я хочу… Add as Friend[52]… ах! Забываю русский… Жаль!
Его смуглый лоб покрыл частый бисер испарины.
— София Чавдарова.
Шурали водил пальцем по дисплею смартфона.
— Сейчас… one moment… — приговаривал он.
— Do selfi with girls and laid out! Let’s grandfather rejoice! We have a total Sherhanom grandfather. He lives in the village. In the mountains. But there is the Internet. We send news to him. The old man will be glad to see his Sherkhan with these girls![53] — тараторил бородатый дядя.
Они сфотографировались втроём на фоне большого белого корабля. Старый город, кафе и бородатый дядя Шурали остались за кадром. Ловкие манипуляции подушечками пальцев — и их фотография красуется в ленте Шурали.
— Красиво. Я доволен.
— I also want to! My name is Aryan Khan! I Uncle Shura! Add me as a friend! I want and I do in the film were such pretty girls![54]
Пожилой бородач смеялся. Его тело колыхалось. Стул под ним отчаянно скрипел. Тихий приватный обед с лучшей подругой был окончательно испорчен. Как избавиться от говорливого дяди, не прогнав черноглазого Шурали? Нет, это совершенно немыслимо. А «Шурик», пожалуй, даже красив. В светловолосой головушке Софии копошились беспокойные мысли. Кто больше нравится печальному незнакомцу — темноволосая, хрупкая Надя или она сама, крепенькая блондинка? Шурали посматривал на обеих с одушевлённым интересом истинного поэта, но явного предпочтения пока не выказывал.
— А Шурали, между прочим, поэт, — внезапно выпалила Надюша. — Он пишет стихи на языке фарси. София, загляни в Твиттер. Там…
— На пушту, — проговорил Шурали. — Это мой родной язык.
— И? — Нядя неотрывно смотрела на него. Она тонула в его колодцах-глазах, не предпринимая ни малейших попыток к спасению.
— Сейчас?
— Да!!!
Они уже понимали друг дружку с полуслова.
— Когда б судьба мне юность воротила, тебя б в объятьях стиснул я, моля о том, чтоб грани не было отныне меж нами, ненаглядная моя…[55]
Стихи — так себе. С подачи Наденьки София познакомилась с лирикой «Бум бокс» и «Касты». Но больше всего ей нравилась группа «Та сторона». Почему же подружка так таращит глаза на этого едва отмытого пуштуна? Пожалуй, и вправду, влюбилась. Бедная Наташа!
— Стихи так себе, — сурово проговорила София и тут же умолкла под обжигающе-чёрным взглядом.
— Их сочинил Халиллула Халили — лучший из наших поэтов. Но он писал на языке дари.
Над столиком кафе повисла неловкая пауза. Бычки в кляре уже остыли. Кофе был давно допит. Бородатый дядя черноглазого Шурали таращился в морскую даль с такой сосредоточенностью, словно всерьёз надеялся узреть турецкие берега. София поёжилась. Холодный страх елозил под тонкой тканью блузки. Шурали рядом с ней тоже ёжится, будто и вправду замерз. Странно. Ведь одет он не по погоде тепло, в худлон из плотного трикотажа и джинсы. Публика в кафе, разодетая в легкие сарафаны и бриджи, попивает охлаждённое вино и рассматривает беспечно гуляющих туристов, ровным счётом ни о чём не беспокоясь. Да и какие беспокойства могут случиться в тихом курортном местечке? В каком кафе пообедать да штормит ли море — вот все заботы.
Вот две дамы в сопровождении большой жёлтой собаки вышли из-за ограды уличного базара. Одна из них катила инвалидное кресло. Другая, по виду совсем здоровая, восседала в нём с неподдельным величием коронованной особы.
— Я хотел бы встретиться с вами снова, — тихо проговорил Шурали. — Где вы живёте, Надия?
— На Крайбережной. Неподалёку от паркинга. Знаете?
— Нет…
— Это там! — Надя показала рукой направление.
Заметив её жест, жёлтая собака сначала насторожилась, подняла хвост и уши, а потом…
— Ррр!!! Гав!!!
— Люлёк! Прожорливая скотина!!!
— Блага!!! Посмотри!!! Он опять вывернулся из ошейника!!! Держи его!!!
Но Люлёк уже перемахнул через барьер, отделявший территорию кафе от улицы. Его лапы ударили в дощатый помост, на котором стояли столики. Чашки с недопитым кофе, приборы, тарелки — всё полетело на дощатый пол. Ещё миг — и он вцепился в капюшон худлона Шурали, дёрнул, заваливая черноглазого поэта на спину.
— Арьяяян!!! — завопил тот.
— Ррр!!! — ревел Люлёк, остервенело мотая головой.
Ткань капюшона жалобно трещала. Седобородый дядя призывал на помощь Аллаха, используя для этого оба известных ему языка. Мадам Душана с девичьей резвостью соскочила со своего трона и поспешила на помощь младшей сестре, которая тщетно пыталась ухватить пса за ошейник.
— Надо не так! — рявкнула София.
Она не раз видела, как старик Сигизмунд проделывал этот фокус. Только вот сноровки ей недоставало, да и бабушки Надежды, суетясь вокруг вышедшего из повиновения пса и его жертвы, закрывали ей доступ к месту схватки.
— Хватай его за яйца, Соня! — советовала Надюша.
Ситуацию разрешило появление официанта. Кто-то из посетителей кафе соизволил заказать бараний шашлык. Зубастые челюсти разомкнулись в тот миг, когда чутких ноздрей достиг аромат парной, жареной на углях ягнятины.
— Я его держу! — закричала мадам Блага.
— Я — тоже! — отозвалась её сестра.
— О, Аллах! — дядя Шурали провел ладонями по лицу, стирая с него печать испуга.
Надя суетилась вокруг пострадавшего, помогая ему подняться с пола. София ясно видела, как черноглазый поэт несколько раз провел ладонью по телу лучшей подруги чуть ниже ремня её бриджей.
— Вы уж простите… это наш Люлёк… он дурачок, но безобидный… ведь он не достал вас зубами, правда? — лепетала Надюша, со всей решительностью делая вид, будто не замечает прикосновений Шурали. А тот настойчиво пытался поймать мечущийся взгляд Софии.
Покидая кафе под общий хохот, София услышала голос дядюшки Арьяна.