Клэр тяжело вздохнула. Нужно было что-то делать. Не возвращаться же домой наполовину босой. Сапог следовало немедленно разыскать. Впрочем, слово «немедленно» сюда не подходило.
Девушка развернула коня и поехала назад, пристально вглядываясь в траву в поисках сапога. Для этой цели она наклонилась ниже, но это все равно не привело к ожидаемому результату. Сапог как сквозь землю провалился. В густой траве ничего не было видно, а конь снова начал нервничать.
В сердцах помянув охоту, Клэр снова натянула вожжи и задумалась. Таким образом, она ничего не найдет. Бессмысленно даже пытаться. А это значило, что поисками следовало заняться другим способом. Девушка, даже знала, каким, но это не вызывало в ней ни энтузиазма, ни восторга. И немудрено, ведь для этого ей пришлось бы спускаться вниз, на землю и топать пешком, рассматривая землю под ногами, на одной из которых честь по чести ловко сидел аккуратный сапожок, а вот о второй этого сказать было нельзя. Нечего и говорить, как это было удобно.
Скорчив гримасу, Клэр спустилась с седла на землю. Не передать словами, как она не хотела этого делать. Но другого выхода все равно не было. И тогда девушка медленно пошла вперед, держась одной рукой за узду и внимательно смотря себе под ноги. Жесткая трава колола ступню даже сквозь чулок и Клэр морщилась. Когда же она случайно наступала на камни, в изобилии встречающиеся на пути, девушка, шипела себе под нос. И несмотря на все ее мучения, сапог никак не находился.
— Да что же это такое! — в сердцах воскликнула она, топнув ногой и тут же пожалела об этом.
Если уж ей пришла в голову блажь топать, то это следовало делать обутой ногой, она же поступила наоборот и как по заказу, снова нашла очередной камень.
— Чтоб вас, — Клэр поморщилась, так как боль была довольно ощутима, камень оказался острым.
Махнув рукой на все существующие правила приличия и иже с ними, она села на траву и обхватив колени руками, задумалась. Конь уже совершенно успокоился и пощипывал траву, дожидаясь, пока очередная блажь хозяйки закончится, и она вернется в седло.
И что теперь делать? Кажется, сапог пропал безвозвратно. А если и нет, то в любом случае ей его не отыскать. Это уже проверено, у нее никогда ничего толком не выходило, особенно если она была одна и рядом не было Франсин, которая умела находить выходы из любых ситуаций. Ну, или почти из любых.
И в этот критический момент, когда Клар уже совсем решила сесть в седло и с позором вернуться домой, рядом послышался голос, в котором звучали откровенно саркастические нотки:
— Отдыхаете, мадам?
Услышать это Клэр услышала, но никак не могла принять на свой счет. Кому, как не ей было знать, кем она являлась на самом деле. Но на звук отреагировала, подняв голову и оглядевшись по сторонам. И испытала новое потрясение, гораздо более сильное, чем прежде. В нескольких шагах от нее, стоя на земле и придерживая рукой поводья лошади, стоял герцог собственной персоной. Он рассматривал Клэр, склонив голову набок.
— Мадам? — осведомилась Клэр убийственно холодным тоном, — я мадемуазель.
— Как странно, — отозвался герцог с куда более заметной долей язвительности, — вы ведь так мечтаете выйти замуж, мадемуазель, — последнее слово он выделил.
Клэр поднялась на ноги и выпрямилась. Ее всю трясло от волнения и злости, но она взяла себя в руки усилием воли. Ну уж нет, она вовсе не собирается демонстрировать это ему.
— Добрый день, ваша светлость, — она сделала глубокий реверанс, — прошу прощения, что не сообразила сразу. И еще прошу прощения за то, что случайно оказалась на вашей земле. Я покину ее незамедлительно.
— Не торопитесь, мадемуазель. Если вы так уж стремитесь соблюсти правила этикета, то должны знать, что уйти вы можете лишь тогда, когда вам это позволят.
Сузив глаза и посильнее сжав зубы, девушка постаралась сохранить прежнее непроницаемое выражение лица. Хотя больше всего на свете ей хотелось заорать и выразиться совершенно неприлично.
— Тогда прошу, позвольте, — наконец, проговорила она.
— Нет. Не сейчас.
Герцог сделал паузу, должно быть, для возмущения и негодования строптивой собеседницы, но она промолчала, лишь учтиво наклонив голову. Мол, как угодно его светлости.
Не дождавшись каких бы то ни было слов, он продолжил:
— Как поживаете, мадемуазель? Я поражен, что ваш предприимчивый поклонник до сих пор не склонил вас к замужеству. Он был полон решимости осаждать эту крепость до тех пор, пока не добьется капитуляции.
Клэр промолчала.
— Мадемуазель, кажется, я разговариваю с вами.
— Разумеется, ваша светлость. Я всего лишь немного задумалась над вашим вопросом. Я поживаю прекрасно, если это вас интересует.
— А ваш поклонник?
Клэр приподняла брови:
— Ну, откуда же мне знать такие вещи, ваша светлость? Если это так вас интересует, вы всегда можете спросить его сами.
— Не нужно дерзить. Вы прекрасно начали, но как обычно, надолго вас не хватает.
— Это была вовсе не дерзость, ваша светлость. Я в самом деле не знаю, как поживает мой, как вы изволили выразиться, предприимчивый поклонник, поскольку не видела его уже очень давно и не разговаривала с ним.
— О, — отозвался герцог, — вы назвали его ослом вслух?
— Ну, что вы, как я могу говорить такое вслух.
— В таком случае, я просто не понимаю, что именно могло его отвадить. Разве он не сделал вам предложения?
— Действительно, ваша светлость, он его сделал. Но я ему отказала.
— Вероятно, это было сказано в очень резкой форме. Вы на это большая мастерица.
Клэр уже не злилась, она впала в какую-то апатию, и механически отвечала на язвительные и оскорбительные вопросы герцога, почти не вникая в их суть.
— Я ему не грубила, если вы это имеете в виду, ваша светлость. Но полагаю, это в самом деле было несколько резковато, о чем сейчас я глубоко сожалею. Но я была расстроена.
Тут герцог вскинул брови:
— И чем это вы были так расстроены, мадемуазель?
Девушка уже, было, хотела прилежно ответить и на это, но вдруг поняла, что не может. Ее горло сжал спазм. Папочка! Ее бедный папочка умер, убит рукой подлеца и негодяя, а этот… этот… спрашивает об этом так ехидно и насмешливо, словно смерть друга для него — пустяк, не стоящий внимания. Ну, конечно, он наверняка даже внимания на это не обратил.
— Должно быть, эта новость прошла мимо вас, ваша светлость, — выдавила Клэр из себя после паузы, — разумеется, это ведь такой пустяк для вас.
Она старалась говорить спокойно, но должно быть, какие-то иные нотки в ее голосе привлекли внимание герцога.
— И о чем вы говорите? — спросил он уже другим тоном, без ехидства и насмешки.
— Вы в самом деле не понимаете, о чем я говорю, ваша светлость? — прошипела Клэр, сузив глаза.
Как совершенно справедливо заметил герцог, надолго ее никогда не хватало.
— Вы, который когда-то называл себя его лучшим другом?
— Мадемуазель, о чем вы? Чьим другом? Я никогда не был другом месье Ренуара.
— Месье Ренуара! — тут Клэр издала пренебрежительный смешок, — надо же, сколь упорно вы продолжаете думать о месье Ренуаре.
— Тогда о ком вы говорите?
— О, вы уже не помните, кто был вашим другом? Ну, разумеется, — последнее слово Клэр растянула, причем, прозвучало это столь оскорбительно, что внезапно герцогу стало до нее далеко, — завели новых? Славно.
Вот теперь она была в ярости. Сузившимися глазами девушка смотрела на герцога, а ее пальцы сжались в кулаки столь сильно, что ногти впились в кожу. И в этого человека она когда-то была влюблена? В этого вот мерзавца?!
— Что произошло с Луи? — спросил герцог, до которого внезапно дошло, — что с ним?
— Вас это еще интересует? Я поражена, вы помните, как его зовут!
— Хватит, — отрезал тот, — я спросил: что с ним?
— Он умер, — припечатала Клэр.
— Что-о? — тут герцог вытаращил глаза, — как это, умер?
— Ну, как люди обычно умирают? — девушка пожала плечами, — вы должны знать, об этом даже в Библии сказано.
А вот за это ее вполне могли бы и ударить, невзирая на ее титул и красоту. Но Клэр сейчас было совершенно все равно. Она только разжала кулак и взглянув на кровоточащие следы от ногтей, поморщилась.
Но герцог даже не рассердился, настолько эта новость выбила его из колеи.
— Как он умер?
— Больное сердце, ваша светлость, — учтиво сообщила Клэр.
— Этого не может быть, — он покачал головой, — у вашего отца было одно из самых здоровых сердец в мире.
Клэр приподняла брови. Ну, надо же, какое сильное высказывание.
— В самом деле? Откуда столь обширные познания?
— Оттуда. Он был одним из выносливейших и неутомимых охотников и мог провести в седле почти сутки. С больным сердцем так не поскачешь.
— И тем не менее.
— Это чушь, — с неприкрытым неверием возразил герцог, — хватит морочить мне голову больным сердцем. Я не верю ни единому вашему слову.
— И чем же я заслужила подобное, ваша светлость? — осведомилась она, — вы полагаете, что я могу лгать об этом?
— Отчего он умер? — тихо и настойчиво повторил герцог.
— Я уже отвечала на этот вопрос, ваша светлость.
— Это ложь! — выпалил он и схватил ее за руку, — говорите правду!
— Отпустите меня! — вскричала Клэр, пытаясь высвободить руку.
К сожалению, этого ей не удалось.
— Правду, — повторил он, слегка ее встряхивая.
— О, — она вдруг сбавила тон, — какие милые манеры. Вам осталось только ударить меня, ваша светлость.
— Черт подери! — завопил он, откидывая ее руку в сторону, — когда вы прекратите трепать мне нервы, хотелось бы мне знать?! Все, я отпустил вас, довольны теперь?
Клэр демонстративно потерла запястье и поморщилась.
— Мадемуазель де Каванте, — медленно и тихо проговорил герцог, хотя было заметно, что он взбешен, — вы слишком много себе позволяете. Вы прекрасно знаете, что в моей власти лишить вас всего и отправить в тюрьму за подобные выходки. Я слишком долго это терплю. А теперь вы немедленно ответите мне на вопрос: что произошло с вашим отцом?