— Значит, остается окно.
— И пруд, вода в котором просто ледяная. А до противоположного берега достаточно далеко, чтобы подхватить воспаление легких, которое сведет вас в могилу.
— Чепуха, если плыть достаточно быстро…
— Госпожа, опомнитесь! Вода очень холодная. Ноги сведет судорогой, и мы камнем пойдем на дно. Я знаю, что говорю. И потом, даже если мы каким-нибудь чудом и сумеем выбраться, то не забывайте, что нам придется идти пешком в мокрой одежде на пронизывающем ветру весьма дальнее расстояние. И это если предположить, что ворота не охраняются.
Клэр презрительно фыркнула.
— Не смеши. Мы прекрасно обойдемся и без ворот. Перелезем через забор. Ты еще помнишь, как это делается?
— Вы уж точно помните, — хмыкнула Франсин, — но не в этом дело. Нас могут заметить. Нет, госпожа, этот способ не годится.
Клэр и сама понимала это, но никак не желала смиряться с поражением.
— Как все это отвратительно! — вскричала она, стукнув кулаком по подлокотнику кресла, — ненавижу этих ужасных типов. Обоих сразу.
Некоторое время в помещении стояла тишина. Франсин отошла на несколько шагов и придвинула стул с высокой спинкой поближе к камину. Села и вперила взгляд в свою госпожу, которая кусала губы от ярости и молчала. Наконец, девушка тряхнула головой и сказала:
— Что ж, допустим, что у нас нет никакого выхода, кроме тех, которые нам предложили изначально. То есть, либо я соглашаюсь на отвратительное предложение, либо становлюсь женой графа. Что выбрать: первое или второе?
Франсин посмотрела на нее с удивлением. На ее веку Клэр впервые так легко сдалась и примирилась с неизбежностью. Но изумлялась она напрасно, поскольку дальнейшие слова госпожи развеяли это ошибочное впечатление.
— Какое из этих предложений можно использовать? — продолжала размышлять Клэр вслух, — думаю, первое отпадает. Я не знаю, что именно меня ожидает с приездом властелина и повелителя этих земель. Возможно, меня закуют в кандалы и будут мучить голодом до тех пор, пока я не соглашусь. Кстати, очень действенный способ. Странно, что они до него не додумались.
Служанка содрогнулась от услышанного. Клэр же сидела в кресле с таким видом, словно мучить благородных девушек голодом и заковывать их в цепи — самое обычное дело.
— А вот со вторым может что-то получиться.
— Что, госпожа? — очнулась Франсин от столбняка, — что вы имеете в виду? Что тут можно сделать?
— Вот этого я еще не знаю, — отозвалась Клэр, — нужно подумать. Каким образом сделать так, чтобы граф устроил наше бегство и не выходить за него замуж.
— Я не представляю, каким образом мы сможем это осуществить, — честно призналась служанка.
— А для этого я предлагаю тебе подумать. И нечего стонать и твердить, что ты ничего не знаешь и ничего не умеешь. Думать-то ты можешь?
Франсин кивнула.
— Вот и хорошо. Вот и подумай. Начинай.
— Что, прямо сейчас?
— Нет, через неделю, — рассердилась Клэр, — как раз к приезду хозяина дома. Очень вовремя. Не дури, Франсин.
— Хорошо, госпожа, — покорно согласилась та.
Оставшееся время до вечера они провели в полном молчании, сидя на своих местах и размышляя каждая о своем. Вопреки тому, что им срочно требовалось придумать какой-нибудь выход из положения, девушкам в головы лезли совершенно посторонние мысли. Франсин размышляла о том, что в скором времени будет твориться дома, когда барон узнает, что его дочь похитили. Она понимала, что это произойдет не скоро. Сперва д'Эренмуры удивятся, почему Клэр не приехала, потом пошлют гонца узнать, что ее так задержало. А уж потом, потом все и начнется. Стало быть, дня два в их распоряжении есть. Франсин качала головой, представляя горе барона, когда он узнает о пропаже. Но это горе даже сравнить нельзя с тем, если ему сообщат, что его дочь утонула. И каким образом граф объяснит пропажу служанки, то есть самой Франсин? Или он скажет, что они утонули вдвоем?
Клэр вначале честно думала о различных способах обведения графа вокруг пальца, но очень недолго. В данный момент ее больше занимал другой вопрос. Каким образом приличный и благородный человек может опуститься до такого поступка. Похитить девушку, силой принуждать ее стать его любовницей, не обращая внимания ни на мнение самой девушки, ни на общественное порицание. Или еще хуже, принуждать девушку выйти за него замуж, пользуясь ее беспомощностью. И при всем этом с успехом притворяться приличными людьми. Это у нее в голове не укладывалось.
Начало темнеть и Франсин очнулась от своих дум, припомнив, что она должна заботиться о том, чтобы Клэр ни в чем не испытывала неудобства, а не сидеть на стуле и пялиться в противоположную стену. Она встала и зажгла свечи, после чего отправилась за ужином для госпожи. А Клэр поймала себя на мысли, что вспоминает, как весело было на том приснопамятном балу и что именно она хотела рассказать подругам. И это вместо того, чтобы думать! Безобразие!
Франсин внесла поднос и водрузила его на столе.
— Ваш ужин, госпожа, — сказала она.
— Ты перенимаешь манеры здешних слуг? — поинтересовалась Клэр, вставая, — скоро будешь двери спиной открывать? У тебя такое торжественное лицо, — и она фыркнула.
— Присаживайтесь, — служанка отодвинула стул, не обращая внимания на ее шутку, — мне сказали, что если вы выскажете пожелание что-нибудь прочесть, то библиотека к вашим услугам, госпожа. А также клавесин. Если вы пожелаете, то его принесут сюда.
— Как я понимаю, мне передвигаться по дому запрещено, — сделала вывод девушка, садясь за стол, — что и следовало ожидать. Наверное, потому, что у меня на лице написано, как я хочу отсюда сбежать.
— Или потому, что граф прекрасно осведомлен обо всех ваших выходках, — ненавязчиво напомнила ей Франсин.
Клэр презрительно фыркнула.
— Ты уже придумала, как нам обмануть графа?
Служанка покачала головой.
— Я так и знала, — девушка махнула рукой и принялась за еду, — я так и знала, что вместо того, чтобы думать, ты валяешь дурака.
— Госпожа!
— Ну хорошо, хорошо. Только не понимаю, что в этом плохого. Так папочка всегда говорит. Почему ему можно, а мне нельзя?
— Потому что вы — девушка.
— Знаю, ругаться в этом мире дозволяется лишь мужчинам. Это вполне сходит за приличные манеры.
После ужина Клэр милостиво разрешила принести ей какую-нибудь книгу. Франсин, было, обрадовалась, но услышав, что ее госпожа хочет почитать перед сном, воспротивилась.
— Вы испортите себе глаза, госпожа. Нельзя читать при таком неверном свете.
— А чем мне прикажешь заняться сейчас? — фыркнула Клэр.
— Ложитесь спать.
Услышав презрительный возглас, она добавила:
— Или подумайте над тем, как обмануть графа.
В ответ Клэр запустила в нее подушкой.
Последующие два дня прошли в тишине, спокойствии и ужасающей скуке. Клэр пыталась читать, но чтение не захватывало ее, и она только и делала, что откладывала книги, пробежав глазами пару строк. Они принимались играть в кости, но и игра шла вяло, без интереса. Чаще всего Клэр ходила по комнате, подолгу останавливаясь у каждого из окон и глядя во двор. К ним никто не приходил, даже граф, наверняка решив дать девушке время подумать. Впрочем, визита последнего Клэр желала меньше всего. Она рано ложилась спать, чтобы хоть как-то убить время, но выспалась в первый же день, и молодой организм требовал деятельности, а не отдыха. Девушке приходилось долго ворочаться в постели, прежде чем сон оказывался к ней милостив.
Возможно, граф хотел также, чтобы Клэр помучилась в ожидании, которое помогло бы ей принять верное решение и ускорить этот процесс. Но она ничего, кроме всепоглощающей скуки не испытывала. Вопреки сложившейся ситуации, она не впала в уныние или панику, тоску по дому и напряженное ожидание своей невеселой участи. Может быть, ее состояние следовало назвать апатией, но не апатия принуждала ее часто зевать.
На третий день столь деятельного времяпровождения, возвратившись с обедом, Франсин обнаружила свою госпожу сидящей на подоконнике перед раскрытым окном. Она едва поднос из рук не выронила.
— Что это вы делаете? — вскричала она, почти бросая его на стол и кидаясь к Клэр.
Та обернулась и приподняла брови.
— Сколько шума, Франсин! Ты подумала, что я топиться собралась? Этого вам долго ждать придется.
— Ну конечно, — проворчала служанка, — утопитесь вы, как же. Мне и в голову такое не пришло. А вот нырнуть и поплавать — это вполне возможно.
— Я только попробовала, так ли холодна вода, как вы мне об этом твердите.
Франсин покачала головой и спросила:
— Ну и как?
— Холодная, — подтвердила девушка, — даже сейчас, когда светят солнце. Представляю, какова она ночью.
— Хорошо, что вы это признали, госпожа. Вставайте, я закрою окно. Вы можете простыть.
— Боже, Франсин! Тебе пора выходить замуж и нянчить своих собственных детей, — протянула Клэр, спрыгивая на пол, — иногда у меня появляется опасение, что в один прекрасный день ты завернешь меня в пеленки, сунешь в рот соску и будешь качать на руках, приговаривая: «Баю-баюшки-баю».
И девушка расхохоталась.
— Может быть, тогда вы не будете соваться куда попало. И вытворять такое, отчего волосы на голове дыбом встают, — не смолчала Франсин, — ваш обед, госпожа.
— Не хочу есть, — заупрямилась та, — каждый день одно и то же. Сколько можно! Есть здесь какие-нибудь другие развлечения, кроме еды, питья и пыльных книг?
— Они вовсе не пыльные. Я проверила каждую.
— О господи.
— И вы забыли о сне, госпожа, — ехидно напомнила ей служанка, — это тоже развлечение.
— Да, разумеется. Скоро дойдет до того, что я отправлю тебя на поиски графа. Чувствую, что дойдет и до этого, уж если я когда-нибудь по нему соскучусь, то дело плохо.
— Кстати, о графе, госпожа. Он передал мне свое пожелание поговорить с вами после обеда.
— Пожелание? — повторила Клэр, не веря собственным ушам, — что значит, пожелание?