Может, придет она туда — а он ее своим воям кинет, на поругание. За побег, за то, что по лицу била…
Она, не вставая, дернула к себе покрывало, нашла рубаху и штаны, что взяла на запас, убегая. Помедлила немного, оглянулась на чужанина.
Тот сидел неподвижно, смотрел строго. И лицо у него было тоже словно из камня вырезано — только из светлого.
Забава, прикусив губу, повернулась к чужанину спиной, перекинула распущенные волосы за плечи, светлым занавесом. Все меньше увидит. И быстро продела руки в ворованную рубаху. Неловко, стараясь не приподниматься, натянула целые, не дранные штаны.
Чужанин подошел сзади, подхватил под локотки, поставил, развернул. Подгреб снизу все тряпки, ткнул ей в руки…
И вдруг нагнулся, подхватил под коленки, вздернул вверх. Забава рывком завалилась ему на спину, ощутила, как в живот вдавился твердый перекат плеча. Дернулась было — но чужанин, пень чужедальний, уже лез по скалам.
Свалимся, так вместе, с замиранием сердца подумала Забава. И застыла.
В целом Харальд был доволен. Рабыня наконец-то вела себя как должно — молчала, подчинялась… и дергалась недолго, когда он перекинул ее через плечо.
Даже узел с покрывалом не потеряла, пока он нес ее до Хааленсваге.
На землю девчонку он поставил уже перед воротами поместья. Подтолкнул, махнул рукой, приказывая идти перед собой. Светловолосая беглянка покачнулась, но пошла. Только глянула так… нехорошо, как не положено рабыне.
От главного дома уже шел Свальд, радостно лыбясь и на ходу завязывая штаны.
Опять поймал одну из моих рабынь, и успел ее оприходовать до моего возвращения, подумал Харальд. Пригрозил вместо приветствия:
— Если у меня в рабском доме родится голубоглазый щенок с твоей улыбкой, Свальд, я заставлю тебя положить его себе на колени (официальное признание отцовства). Даже если ты будешь женат к тому времени. И даже если вместо дочки конунга ты женишься на одной из валькирий, дочек Одина.
Улыбка Свальда мгновенно усохла.
— И тебе добрый день, Харальд. Я полагал, что ты уже вернулся. Что, девчонка так далеко убежала? Или ты слишком долго ее наказывал?
Двое бездельничавших неподалеку воинов из хирда брата загоготали. Харальд коротко, невыразительно глянул в их сторону, приспуская веки.
Гогот тут же оборвался. Сбоку торопливо подошел Кейлев.
— Ярл, крышу в твоей опочивальне починили. Прикажешь наказать…
— Выбери из моего хирда пару воинов, знающих, как держать меч. — Нетерпеливо сказал Харальд. — Из тех, что постарше и поопытней. Пусть охраняют девчонку. Скажешь, что она не должна ни убежать, ни пострадать. Найди надежную рабыню, чтобы смотрела за беглянкой. Если через десять дней у девчонки на щеках не появится румянец и она не потолстеет, я скормлю эту надежную рабыню своим псам. Отведи славянской девке покои напротив моих, все равно пустуют.
Кейлев выслушал все, не шевельнувшись и не изменившись в лице — все-таки он был стар и многое повидал. Потом, осторожно коснувшись плеча славянской рабыни, о которой его хозяин вдруг так забеспокоился, махнул рукой. Сказал равнодушно, негромко — то ли приказал, то ли сообщил:
— Иди за мной.
Харальд видел, что девка на Кейлева глянула одновременно и с ужасом, и с ненавистью. Но не двинулась с места.
Свальд, стоявший до этого с разинутым ртом, громко сказал что-то по-славянски. Харальд узнал слово, он и сам его знал — "идти".
Потом брат осторожно тюкнул пальцем по плечу рабыни, жестом показал, чтобы та уходила.
Девчонка и его ожгла ненавидящим взглядом — но молча. И наконец двинулась вперед. Кейлев тут же торопливо зашагал, обгоняя…
— Что такое, брат? — Вполголоса сказал Свальд, подступая поближе к Харальду. — Эта девка вдруг оказалась дочкой славянского конунга, и ты решил принять ее у себя как должно? Или случилось еще что-то?
— Мне нравится, как она молчит. — Равнодушно ответил Харальд. — Знаешь, как редко встречаются молчаливые бабы в это время года, Свальд? Нынче, когда даже воины треплются не переставая, как сороки?
— Но охрана-то зачем? — Прищурился брат.
Харальд бесстрастно глянул.
— Хватит болтать о бабах, Свальд. Выпьем эля? А потом сходим к краю фьорда. Там на верфи мастер Йорген уже начал строить мой новый драккар.
Свальд нахмурился, затем пожал плечами.
— Как скажешь…
Забава шла, хотя колени у нее подгибались. И взгляд почему-то все время тянулся к обрыву, за которым синело море…
Старик с белыми косицами, что вел ее, на ходу выкрикнул пару слов. От дальнего дома в их сторону двинулись двое мужиков, с мечами. Все-таки решил бросить своим воям на потеху, метнулось у нее в уме заполошно.
И Забава не выдержала. Выронила покрывало, до сих пор прижатое к груди, рванулась вперед легкой птицей. Голова кружилась, телу и сердцу вдруг стало до странности свободно, легко. Дорога-то шла под уклон…
Бежала к близкому морю, синим платом лежащему вдали, под утренним солнцем. Уже ничего не боясь. Руки раскинула, словно взлететь собралась.
— Клятая девка, — Рыкнул Свальд, когда пойманная рабыня, шедшая впереди, с Кейлевом, вдруг рванулась вперед.
И море-то было не слишком далеко — а ведь брат приказал сторожить рабыню, чтобы не пострадала…
Сам брат, кстати, уже бежал следом.
Харальд тронулся с места с тяжелым сердцем. К лицу ли ему, ярлу, гоняться за девчонкой на глазах у всего хирда?
И если бы она не стоила для него так дорого — может, и не побежал бы. Даже воспоминание о легких руках, гладивших по щеке и затылку, не помогло бы.
Но цена ее была выше гордости, так что бежать пришлось. Сбоку за рабыней припустили еще двое его людей, но он видел, что им ее не догнать.
Ну а ей не уйти от него. Не слабой девке, к тому же изможденной, уйти от берсерка…
Харальд вдохнул полной грудью просоленный ветерок и поднажал.
Забава не добежала до края скалы всего чуточку — еще бы шагов пять и все, свободна.
Но не вышло. Ухватили ее сзади, на бегу. Крепкая рука сграбастала поперек тела, у уха что-то каркнул чужанин — знакомый голос, да незнакомые слова…
Встряхнул и развернул. Уставился в лицо страшными светлыми глазами — и Забава увидела, как черные зрачки в них расползаются, закрывая почти все серебро, а потом снова стягиваются. Словно дышат…
— Ярл. — Задыхаясь, сказал подоспевший Кейлев. — Может, ошейник на нее надеть? Стар я уже, чтобы за девками гоняться…
Да я бы одел, угрюмо подумал Харальд. И на цепь бы посадил, чтобы больше не бегала. Что за стену, что к обрыву… А вдруг помрет от тоски? Вон как смотрит — в глазах ни слез, ни страха, только обида.
Словно со всем миром уже попрощалась — и только ему, Харальду, не может простить своего спасения.
— Ты. — Ткнул он в подошедшего воина. — Понесешь девчонку. Кейлев, запри ее в опочивальне. Пусть посидит взаперти. Под присмотром рабыни, которая точно не убежит. Эти двое пусть сторожат дверь снаружи… и скат крыши возле опочивальни. Все.
Харальд подтолкнул беглянку к тому воину, в которого ткнул рукой. Тот вскинул тощее тело на руки, размашисто зашагал.
— Еще на верхний ярус кого-нибудь отправь. — Посоветовал подошедший Свальд. — Вдруг она разберет перекрытие? И подкоп в полу сделать может. И…
Харальд глянул на брата так, что тот сразу замолчал. Сказал низко, горловым голосом:
— Пошли промочим горло элем — и на верфь.
Он развернулся к главному дому, зашагал быстро, размашисто. Ярл Огерсон молча заторопился следом. Все-таки перебрал он вчера крепкого хмельного меда. И забыл, что над берсерками подшучивать можно, но только если уже собрался к Одину, в Вальхаллу.
Кейлев, идя следом за Ларсом, который нес девчонку, махнул одному из рабов.
— Позови мне старую Грир. И скажи, что я жду ее у хозяйских покоев. Пусть поторопится. Бегом.
— Старая Грир еще жива? — С недоумением спросил второй воин, Ансен, идя вслед за Ларсом.
— Доживает в рабском доме. — Нехотя сказал Кейлев.
И зорко прищурился в сторону ног рабыни, торчавших из-за плеча несшего ее Ларса. Вроде притихла, это хорошо…
Когда старая Грир дохромала до хозяйских покоев, Кейлев стоял в проходе, глядя в раскрытую дверь опочивальни напротив. Ансен и Ларс подпирали стенку рядом.
Рабыня, едва Ларс усадил ее на кровать, тут же метнулась в один из углов отведенной ей опочивальни. И там затихла. Кейлев время от времени заглядывал внутрь, боясь, как бы девка не сотворила что-нибудь с собой. Но та сидела в углу на сундуке неподвижно, застыв как-то нехорошо, скорбно… словно у нее умер кто-то.
— Господин. — Подошедшая Грир, неслышно охнув, отвесила поклон.
Старая спина ответила хрустом и болью.
Кейлев глянул на старуху пристально.
— Тебя ведь когда-то привезли из славянских земель?
Сердце у старой Грир почему-то ухнуло. Давно это было, больше тридцати лет назад, когда суздальский князь пошел походом на Торжок. И разорил, как водится, и полон на торг отправил для пополнения казны. А в том полоне была Маленя, красивая девка восемнадцати лет…
Но хозяйский подручный ждал, и она поспешно кивнула.
— Да, господин. Я из-под Торжка, из веси…
— Мне все равно, откуда ты. — Оборвал ее Кейлев. — Вот что, Грир… я всегда относился к тебе хорошо. И когда Олаф из Мейдехольма пришел, чтобы попросить у меня задешево старую рабыню — положить в могилу его матери, чтобы было кому прислуживать ей на том свете — я тебя не продал. Хотя ты уже тогда плохо работала.
Грир, невзирая на боль в пояснице, переломилась в поклоне.
— Спасибо, господин.
Не то страшно, что умру, подумала она, не разгибаясь — а то, что при этом положат в могилу к нартвегрской старухе. Что, если не попадешь потом к матушке-Мокоши, а вместо этого будешь вечно прислуживать нартвегрской старухе на том свете?
— Так вот. — Строго сказал Кейлев. — Ярлу Харальду подарили славянскую рабыню. И он хочет, чтобы она потолстела и повеселела. Хочешь тихо умереть от старости в рабском доме, в тепле и накормленная — а не задохнуться в чужой могиле с перебитым хребтом? Тогда делай, что я скажу. Поговори с ней на своем языке, успокой… только не вздумай пересказывать девчонке те сплетни, что рассказывают рабыни про ярла. Поняла? Ярл Харальд хочет, чтобы девчонка хорошо ела, много спала и была весела. А ты должна убедить ее, что не надо горевать или пытаться убить себя, что все будет хорошо…