— Ты верно подметил, у каждого есть слабое место. А какая слабость у Колокола? У него нет ни семьи, ни детей, чтобы на него надавить.
— Колокол — человек слова, — подумав, ответил Денис. — Всегда выполняет обещанное. В этом его и сила, и слабость.
Петелина задумалась, вспоминая общение с вором в законе. Он обещал, что не тронет ее дочь, если она найдет грабителей. В этот момент он выглядел жестким. А когда признался, что мечтает услышать звон колоколов на новой колокольне, черты его лица смягчались. В обоих случаях он дал твердое слово. В первый раз — ей, а во второй — себе.
Постепенно мысли Елены переключились на дочь. Ей хотелось побыстрее увидеть Настю и обнять ее. Как каждой маме, ей казалось, что она способна лучше всех других защитить свое дитя. Но чтобы приблизить момент встречи, предстояло найти преступников, ограбивших банк и убивших охранника.
Машина остановилась.
— Мы приехали, — прервал Денис тревожные мысли Петелиной, показывая на ломбард, затерявшийся среди торговых павильонов на оживленной улице.
Петелина вышла из машины. Материнские страхи заслонили обязанности следователя.
Три бетонных ступени вели к железной двери под вывеской «Ломбард». За прочной дверью оказалось помещение, разделенное на две части стеной с окошком и небольшой зарешеченной витриной, где в свете ламп были выставлены на продажу ювелирные украшения. За окошком к своему удивлению Петелина увидела не крепкого охранника, а настороженную женщину лет шестидесяти. Обстановка скорее напоминала почтовое отделение или библиотеку, чем место, где посетители получают деньги за сданные драгоценности.
Елена поздоровалась, показала служебное удостоверение и выложила перед товароведом копии квитанций похищенных в банке предметов. Дама на них даже не взглянула.
— Хотите сдать кольцо? — спросила она, скользнув взглядом по руке следователя.
Петелина быстро поняла, что имеет дело с запрограммированным на «ничего не знаю» клерком, и шепнула Лоськову: «Позвони Бахлину». Электромагнитный сигнал метнулся в Москву и вскоре вернулся обратно, трансформировавшись в зуммер телефонного аппарата товароведа.
Недоверчивая физиономия исчезла из виду. «Да. Я поняла», — донеслось до Петелиной. Когда в маленьком окне, как в рамке фотографии, вновь появилось лицо товароведа — это была совсем другая женщина, с виду добрая и отзывчивая.
— Меня зовут Клавдия Ивановна, — с мягкой улыбкой представилась она. — Что хотите узнать?
Сразу выяснилось, что говорить о своей работе Клавдия Ивановна может часами.
— Я четвертый десяток в этом бизнесе. Начинала еще в советском «Мосгорломбарде». Тогда в отделении до сорока человек работало, а сейчас — я да охранник. Да и тот мне нужен только при инкассации. Он обслуживает весь торговый ряд.
— Справляетесь? — поддержала разговор Петелина.
— Самый главный человек в ломбарде — товаровед. Прежде всего, я должна быть экспертом. Уметь оценить ювелирные изделия на глаз, с помощью надпилов и реагентов распознать фальшивку. Еще я должна быть психологом. Смотрю на посетителя и угадываю, планирует клиент выкупать кольцо и цепочку или не вернется за ними. Если пришел, чтобы избавиться от золота, даю ему поменьше денег. Если вернется — побольше. Проценты ведь он тоже заплатит. Я многих здесь знаю, изучила. У хорошего товароведа своя клиентская база. Некоторые люди приходят не в тот или иной ломбард, а к тому или иному человеку. Ко мне.
— Разве вам не выгодно, чтобы золото осталось у вас? Вы же покупаете его по цене лома.
— Так и продаем не намного дороже. Основную часть прибыли ломбард зарабатывает на высоких процентах, а не на распродаже золота. Мы даем кредит на месяц. Если клиент не возвращается, изделие выставляется в витрину ломбарда, и его можно купить.
— А до тех пор изделия хранятся в вашем сейфе?
— Не все. Некоторые изделия отправляем в наш банк.
— Какие же?
Товаровед замялась:
— Меня предупредили, что с вами можно говорить откровенно.
— Не можно, а нужно, Клавдия Ивановна.
— Ну что же… Я уже сказала, что отчасти психолог. Если вижу, что человек принес ворованное, а такое бывает, то расплачиваюсь по минимуму. А изделия отправляю на передержку в банк. Будто их и не было. Вместе с квитанциями.
— Так было и с этими вещами? — Петелина указала на квитанции, возвращаясь к интересующему ее вопросу.
Товаровед взяла квитанции, пробежала их взглядом:
— Да, помню я эту барышню. Она принесла сдавать антиквариат и норковую шубу.
— Когда это было?
— Дата на квитанции. Это была суббота, после шести вечера. Так как вещи ворованные, я оценила их по минимуму. Шубу отправили в наш холодильник, к осени выставят на продажу. А предметы на передержке в банке. Потом их оценят точнее.
— Вы уверены, что вещи были ворованные?
— На сто процентов. Девушка приперла сумку, набитую, как попало. Спешила, не торговалась. Я вам вот что скажу: когда человек решился на отчаянный шаг, это по глазам видно. Не ее это были вещи.
— Можете описать девушку?
— Худенькая, невысокая, темные волосы, короткая стрижка. Выглядит как подросток. Да и одевается соответствующе. Уверена, что модную шубу, которую она приперла, ни разу не надевала.
Петелина догадалась, о ком может идти речь. Она взяла телефон у Лоськова, связалась с Михаилом Устиновым и вскоре показала товароведу на дисплее присланную экспертом фотографию Ксении Савиной.
— Она. Точно она, — подтвердила Клавдия Ивановна. — Впервые ко мне зашла. Больше я ее не видела.
— Немудрено. В тот же вечер ее убили.
— Боже мой! — Клавдия Ивановна перекрестилась. — Я выдала ей пятьдесят тысяч рублей. Ее ограбили?
Вот и выяснилось, зачем Ксения Савина ездила в Звенигород и откуда в ее сумочке оказалась приличная сумма. Но почему Круглов ничего не сказал о похищенных антикварных предметах? Не хотел лишнего разбирательства? Труп в доме — куда уж больше.
— Спасибо, Клавдия Ивановна. Вы нам очень помогли, — поблагодарила Петелина.
— Вот что еще вспомнила. Через пару дней после этого в ломбард заходил один мужчина с этими квитанциями. С виду приличный. Сказал, что хочет выкупить вещи. Я подумала, что он из полиции, и все отрицала. На квитанциях нашего адреса нет. Они специальные для такого случая.
— Мужчина был высокого роста?
— Да.
— Какого возраста?
— Слегка за сорок, я думаю.
— Посмотрите. — Петелина нашла в интернете фотографию Александра Крылова и протянула телефон товароведу.
— Надменный, лощеный, — оценила внешность политика товаровед. — Такие в ломбард не заходят.
— Значит, не он.
— Он! Тот самый! — спохватилась женщина. — Я ж говорю, не наш клиент. Поэтому и запомнила, когда он явился. А кто он?
Петелина сделал вид, что не расслышала последний вопрос.
— Посетитель поверил вам, что ваш ломбард не имеет отношения к тем вещам?
— Верь, не верь, а бумажка с закорючкой, не похожей на мою подпись, не доказательство. Ведь так?
— Допустим, — согласилась следователь. Специальная экспертиза, конечно, подтвердит подлинность подписи, даже если человек пытался ее изменить, но пугать товароведа не стоит. Может, еще что вспомнит.
И она вспомнила.
— А спустя три дня после высокого явились другие. Двое.
— Тоже за этими вещами? Кто?
— Мне начальство велело ничего не скрывать, — то ли уточнила, то ли попыталась оправдаться товаровед.
— Совершенно верно. Говорите начистоту. Вам ничего не грозит.
— Здесь, за решеткой, с кнопкой экстренного вызова, я ничего не боюсь. И отшила их. Но эта парочка подкараулила меня по дороге домой после закрытия… Неприятные типы. Опасные. Особенно молодой… Мне пришлось признаться, что те вещи отвезли в хранилище. В банк «Партнерство».
— Вы сказали «молодой». Один был помоложе, другой постарше?
— Старший с виду мой ровесник. А младший в сыновья годится. В глазах у него… мрак.
Елена вспомнила, что в ее сумке есть фотороботы грабителей банка, составленные со слов Бахлина. Она показала рисунки:
— Эти?
Товаровед с опаской взяла рисунки и прищурилась.
40
«Удар в ухо шилом или стилетом. Случайные попадания во время поножовщины в расчет не берем. Кровавые убийства тоже отпадают. Нужны случаи, когда смертельный удар нанесен расчетливо и прицельно, этот удар единственный и практически незаметный. Мозг разрушен, а снаружи лишь кровавая точка в глубине уха». Такую установку давала себе Людмила Владимировна Астаховская, просматривая уголовные дела в архиве.
Вчера она получила задание от Петелиной, проверить, не встречались ли подобные способы убийства ранее. Все особо тяжкие преступления за последние годы были систематизированы в электронной базе данных. Проверка на компьютере заняла считанные минуты. Ничего похожего компьютер не выдал. Людмила Астаховская приступила к рутинному перелистыванию старых папок с уголовными делами.
Процесс шел быстро, но конца-края ему не было. На архивных полках теснились тысячи папок. С большинством уголовных дел Астаховская была знакома. Откроет папку, посмотрит главное — и в памяти всплывают имена преступников, мотивы преступлений, способы убийств. Можно приступать к следующей. Так она и двигалась, из настоящего в прошлое: от недавних лет к предыдущим.
От перелистывания бесконечных однообразных страниц ее взгляд так замылился, что, увидев слово «Шило», Астаховская подумала было сначала, что его нарисовало ее воспаленное подсознание. Она захлопнула папку, покинула полутемный лабиринт стеллажей, присела за рабочий стол и вновь раскрыла уголовное дело под светом настольной лампы.
«Василий Горохов по прозвищу Шило», — прочла она. Так-так, глаза не подвели. С чего бы у убийцы такая кличка?
Астаховская внимательно просмотрела дело. Четверть века назад обувной мастер Василий Горохов с помощью профессионального инструмента — шила — совершил двойное убийство. Он сам изготовил удлиненное шило и брал инструмент с собой после работы. Мол, время неспокойное, на улицах шалят. Коллеги знали об этом и в шутку прозвали Горохова «Шило». Их Горохов первыми и убил. Хотел единолично приватизировать помещение обувной мастерской на Ленинградском проспекте. Тогда в стране разрешили малый бизнес, и у трудовых коллективов появилась возможность стать собственниками магазинов и мастерских.