От Кевина ничего не скроешь, подумал Роберт, вынимая копию показаний, которые дала в полиции Бетти Кейн.
– Заявление очень короткое. Прочитай и скажи, что думаешь.
Он хотел увидеть, какое впечатление рассказ произведет на Кевина, если не смягчать его предварительными объяснениями.
Макдермот взял документ, быстро пробежал глазами первый абзац и сказал:
– Ага, протеже «Эк-Эммы».
– Понятия не имел, что ты читаешь «Эк-Эмму», – удивленно заметил Роберт.
– Боже милостивый, да я живу благодаря ей. Без преступлений нет громких дел, а если нет громких дел, то нет и Кевина Макдермота. Или есть лишь часть его. – Он замолчал, на четыре минуты так углубившись в чтение, что Роберту показалось, будто хозяин ушел и оставил его в комнате одного. – Хм… – наконец сказал Кевин, выходя из транса.
– Ну что?
– Надо полагать, твои клиентки – это те две женщины, а не девочка?
– Разумеется.
– Теперь расскажи, что ты сам об этом знаешь.
Роберт рассказал всю историю. О первом неохотном визите во «Франчайз», о возросшем желании защитить женщин, когда встал выбор между ними и Бетти Кейн, о решении Скотленд-Ярда ничего не предпринимать на основании имеющихся улик и об опрометчивом походе Лесли Уинна в редакцию «Эк-Эммы».
– Значит, сегодня, – сказал Макдермот, – Скотленд-Ярд переворачивает все вверх дном в поисках улик, подкрепляющих историю девочки.
– Наверное, – огорчился Роберт. – Но я вот что хочу узнать: ты веришь рассказу девочки или нет?
– Я никогда никому не верю, – с легким злорадством ответил Кевин. – Ты хочешь знать, считаю ли я рассказ девочки правдоподобным? Конечно!
– Считаешь?!
– Да. Почему нет?
– Но это же чистой воды абсурд, – горячее, чем хотелось бы, заявил Роберт.
– В нем нет ничего абсурдного. Одинокие женщины часто творят безумные вещи, особенно если они бедны, но благородного происхождения. Ну вот недавно выяснилось, что пожилая дама приковала сестру цепью к кровати в комнате величиной с просторный платяной шкаф. Она ее так три года продержала и кормила только хлебными корками, картофельными очистками и объедками, которые сама есть не хотела. Когда все открылось, она заявила, что деньги расходовались слишком быстро, и вот так она сводила концы с концами. Вообще-то у нее на счету в банке средств было достаточно, но она так боялась разориться, что сошла с ума. В эту историю куда сложнее поверить, чем в рассказ девочки. Абсурд, выражаясь твоими словами.
– Правда? По-моему, просто история о душевнобольной женщине.
– Просто ты уже знаешь, что это произошло на самом деле. Вернее, что кто-то видел это своими глазами. Допустим, сумасшедшая сестра узнала, что ходят такие слухи, и освободила жертву до того, как успели провести расследование, и следователи увидели двух обычных пожилых женщин, живущих, казалось бы, совершенно обыденной жизнью, не считая того, что одна из них – инвалид. Что тогда? Ты бы поверил в историю с цепями? Или, скорее всего, назвал бы ее «абсурдом»?
Роберту стало еще тоскливее.
– Перед нами две одинокие, почти нищие женщины, получившие в наследство большой дом в деревне. Одна из них слишком стара, чтобы вести домашнее хозяйство, а другая ненавидит этим заниматься. В чем, вероятнее всего, может проявиться их безумие? Разумеется, в том, чтобы похитить юную девушку и заставить ее им прислуживать.
Будь проклят Кевин с его адвокатским складом ума. Роберт считал, что хочет узнать мнение Кевина, но на самом деле хотел, чтобы Кевин согласился с его собственным.
– Похищенная оказалась школьницей с идеальной репутацией, очень удобно застрявшей далеко от дома. Им не повезло, ведь ее репутация ничем не запятнана, ее никогда не уличали во лжи. Разумеется, все примут ее сторону. Я бы на месте полиции рискнул. Похоже, они начинают нервничать.
Он окинул Роберта насмешливым взглядом, уселся глубже в кресло и вытянул длинные ноги к камину. Секунду-другую он наслаждался замешательством друга.
– Конечно, – наконец сказал он, – они, быть может, припомнят похожее дело, когда все поверили душераздирающей истории молодой девушки, а потом оказалось, что в ней ни капли правды.
– Похожее дело! – воскликнул Роберт, подтянув ноги и выпрямившись. – Когда?
– В тысяча семьсот каком-то году. Забыл точную дату.
– Ох! – разочарованно буркнул Роберт.
– Не знаю, чего ты стонешь, – мягко сказал Макдермот. – Природа алиби не так уж поменялась за два столетия.
– Алиби?
– Если опираться на то похожее дело, то рассказ нашей девочки – ее алиби.
– Значит, ты веришь – то есть считаешь вероятным, – что история девочки – чепуха?
– Вранье от начала до конца.
– Кевин, ты сводишь меня с ума. Ты же назвал эту историю правдоподобной.
– Так и есть. Но я вполне могу поверить, что это ложь. Я не беседовал ни с одной из сторон, но мог бы в короткие сроки выстроить для обеих защиту. В целом я предпочел бы защищать юную деву из Эйлсбери. Она была бы так прекрасна на скамье для свидетелей, а судя по тому, что ты мне рассказал, Шарпы мало что собой представляют с точки зрения присяжных.
Он встал подлить себе виски и потянулся за стаканом Роберта. Тому было не до выпивки. Он покачал головой, не отрывая взгляда от огня в камине. Он устал, и Кевин начал его раздражать. Зря он приехал. Когда человек так долго не вылезает из уголовных судов, он принимает во внимание лишь точки зрения, а не убеждения. Он подождет, пока Кевин допьет виски, которое сейчас налил себе, и объявит, что ему пора. Приятно будет опустить голову на подушку и ненадолго забыть, что на нем лежит ответственность за чужие проблемы. Вернее, за их решение.
– Знать бы, чем таким она занималась целый месяц, – протянул Кевин, сделав большой глоток почти чистого виски.
Роберт уже было открыл рот, чтобы сказать: «Значит, ты действительно веришь, что девчонка врет!» – но вовремя сдержался. Еще не хватало остаток вечера плясать под дудку Кевина.
– Если ты сейчас в дополнение к кларету налакаешься еще и виски, то ясно, чем ты будешь заниматься целый месяц: лечиться, дружище, – сказал Роберт.
К его удивлению, Кевин откинулся в кресле и расхохотался, как мальчишка.
– Ах, Роб, я тебя обожаю, – с восторгом воскликнул он. – У тебя истинно английский дух. Все в тебе достойно восхищения и зависти. Сидишь себе, весь такой скромный, вежливый, позволяешь себя дразнить, будто ты старый кошак и с тобой можно вытворять все что угодно, но стоит какому-нибудь напыщенному хмырю зайти слишком далеко, как – хлоп! – высовывается лапа с выпущенными коготками!
Он нахально выхватил из рук Роберта стакан и встал, чтобы его наполнить. Роберт не стал возражать. Настроение у него улучшилось.
Глава 9
Дорога Лондон – Ларборо искрилась под солнцем, напоминая обсыпанную алмазной крошкой черную прямую ленту. Блики света скользили по заполонившим шоссе машинам. Скоро и в воздухе, и на дорогах будут такие пробки, что ездить станет неудобно и придется опять путешествовать поездом. Прогресс, ничего не скажешь.
Прошлым вечером Кевин заметил, что, учитывая, как легко сейчас связаться с любой точкой мира, Бетти Кейн вполне могла провести свои месячные каникулы хоть в Сиднее. Пугающая мысль. Она могла побывать где угодно, от Камчатки до Перу, а Блэру требовалось лишь доказать, что ее не было в доме на дороге из Ларборо в Милфорд. Если бы не солнечное утро, не жалость, которую он начал испытывать к сотрудникам Скотленд-Ярда, не поддержка Кевина и не явные успехи, которых сам Роберт уже успел добиться, то он бы окончательно сник.
Он не ожидал, что проникнется жалостью к Скотленд-Ярду. Однако он их жалел. Скотленд‑Ярд упорно стремился доказать виновность Шарпов и правдивость истории Бетти Кейн – по той простой причине, что верил в виновность Шарпов. Но в глубине души каждый из них мечтал с помощью Бетти Кейн уничтожить «Эк-Эмму», а для этого придется доказать, что опубликованная история Бетти – чушь. Да уж, спокойным, невозмутимым сотрудникам Ярда изрядно потрепали нервы.
Грант был любезен и спокоен в обычной своей манере – Роберту показалось, что общение с ним похоже на визит к врачу, – и весьма охотно согласился сообщить Роберту обо всех письмах, которые придут в ответ на статью в «Эк-Эмме».
– Особенно на это не рассчитывайте, хорошо? – дружески предупредил он. – Из писем, что мы получаем, внимания обычно заслуживает одно, а на него приходится пять тысяч посланий, где содержится редкостная чушь. Письма обычно строчат люди «со странностями»: те, кто во все сует нос, те, кому нечего делать, извращенцы, ворчуны, те, кто «считает своим долгом»…
– Pro bono publico…
– Ага, и civis [6], – улыбнулся Грант. – Ну и еще всякие ненормальные. Все они пишут письма. Для них, видите ли, это своего рода отдушина. На бумаге они могут быть назойливыми, болтливыми, непристойными, помпезными, целеустремленными сколько душе угодно, и никто им за это не врежет. Вот они и пишут. Бог мой, сколько же они пишут!
– Но если есть хотя бы шанс…
– О да! Шанс есть. Вот и приходится просматривать все письма, какими бы глупыми они ни были. Обещаю, мы передадим вам все, что заслуживает внимания. Но еще раз хочу напомнить, что обыкновенный разумный гражданин пишет лишь одно письмо из пяти тысяч. Ему не нравится, так сказать, «совать нос в чужие дела», поэтому он молчит в вагоне поезда, чем шокирует американцев, которые все еще сохраняют провинциальный интерес к чужим делам. Да и вообще он человек занятой, у него своих забот хватает, а писать в полицию о деле, которое его не касается, и вовсе противоречит его инстинктам.
В результате Роберт покинул Скотленд-Ярд, будучи весьма довольным, но при этом испытывая сочувствие к полиции. Теперь он хотя бы знал, в каком направлении двигаться. Больше он не станет смотреть по сторонам. Но самое главное, Кевин одобрил выбранное им направление.
– На месте полиции я действительно рискнул бы возбудить дело, – сказал Кевин. – У них есть все основания. А если приговор вынесут обвинительный, кто-нибудь сможет подняться на ступеньку по карьерной лестнице. К несчастью – или к счастью для граждан, – есть основания для процесса или нет, решает тот, кто наверху, а его не особенно интересует быстрое повышение подчиненных. Удивительно, но мудрость – побочный продукт офисных процедур.