За этим он обратился к управляющему-французу, который выразил восторг от этих негласных процедур и понимание их, высказал сердечное сочувствие оскорбленным дамам из «Франчайза» и проявил умиротворяющий цинизм по поводу юных, хорошо одетых дев невинной наружности. Он отправил клерка переписать записи из реестра и предложил Роберту кое-что из личных запасов. Роберт никогда не разделял пристрастия французов к непонятным сладким напиткам, которые принято потягивать мелкими глотками в любое время суток, но с благодарностью принял угощение и аккуратно, словно это был его паспорт, убрал в карман предоставленный ему список. На самом деле листок вряд ли представлял какую-либо ценность, но Роберту было приятно получить его.
А если все же придется передать дело профессионалу, тому будет с чего начать поиски. Скорее всего, мистер Икс не был постояльцем «Мидленда»; вероятно, он просто зашел однажды выпить чаю. С другой стороны, его имя могло быть в списке, который Роберт положил в карман, в этом ужасно длинном списке.
По дороге домой он решил не заезжать во «Франчайз». Несправедливо было бы гонять Марион к воротам, чтобы сообщить новости, которыми можно поделиться по телефону. Роберт назовет на коммутаторе свое имя, скажет, что звонит по делу, и его соединят. Возможно, завтра интерес к дому схлынет и можно будет вынуть засов из ворот. Хотя он в этом сомневался. Сегодняшний выпуск «Эк-Эммы» не был рассчитан на то, чтобы успокоить толпу. Правда, заголовков на первой странице не было; дело дома «Франчайз» перекочевало в раздел «Письма читателей». Но письма, которые редакция решила опубликовать, – примерно две трети из них упоминали «Франчайз», – лишь подливали масла в огонь, который и так горел ярко.
Пробираясь сквозь вереницу машин, покидающих Ларборо, Роберт вспоминал глупости из этих писем и в который раз удивлялся, как сильно их авторы возненавидели двух неизвестных женщин. Они изливали на бумагу гнев и ненависть; полуграмотные фразы излучали неприкрытую злобу. Потрясающая демонстрация! Как ни странно, множество тех, кого возмутило насилие, отчаянно желали отхлестать вышеупомянутых женщин до полусмерти. Те, кто не торопился хвататься за хлыст, требовали полицейских реформ. Один автор предложил учредить фонд имени несчастной юной жертвы, пострадавшей от нерасторопности и пристрастности полиции. Другой призывал всех достойных граждан забрасывать письмами своих депутатов в парламенте, покуда не будут приняты меры для восстановления справедливости. Еще один спрашивал, не заметил ли кто-нибудь явного сходства Бетти Кейн со святой Бернадеттой.
Если верить сегодняшним письмам в «Эк-Эмму», то вокруг Бетти Кейн постепенно начинал формироваться культ. Роберт надеялся, что следствием этого не станут попытки отомстить дамам из «Франчайза».
Приближаясь к злополучному дому, Роберт начал волноваться. Не исключено, что «туристы» явились и в понедельник. Вечер выдался прелестный, низкое солнце поливало косыми золотыми лучами весенние поля; такой вечер даже обитателей Ларборо может выманить на скучные равнины Милфорда. Будет чудом, если после лавины писем в «Эк-Эмму» «Франчайз» не станет центром вечернего паломничества. Однако перед домом Роберт увидел пустынную дорогу и, подъехав ближе, понял причину отсутствия зевак. У ворот «Франчайза» твердо и непоколебимо возвышался в лучах заходящего солнца темно-синий с серебром полицейский.
Радуясь, что Хэллам не пожалел выделить человека из своего маленького штата, Роберт хотел было поприветствовать полицейского, но слова застряли у него в горле. По всей длине высокой кирпичной стены тянулись белые буквы едва ли не шести футов в высоту: «Фашисты!» И по другую сторону от ворот тоже: «Фашисты!»
– Проезжайте, пожалуйста, – произнес полицейский, медленно, вежливо, но угрожающе приближаясь к Роберту. – Здесь нельзя останавливаться.
Роберт медленно вышел из машины.
– А, мистер Блэр. Не узнал вас, сэр. Прошу прощения.
– Это побелка?
– Нет, сэр, краска высшего качества.
– Господи!
– Некоторые так из этого и не вырастают.
– Из чего?
– Из того, чтобы писать на стенах. Впрочем, могли написать и что-нибудь похуже.
– Они написали худшее из известных им оскорблений, – мрачно заметил Роберт. – Полагаю, виновников вы не нашли?
– Нет, сэр. Я только пришел после обычного вечернего обхода, собирался прогнать всегдашних зевак – о да, их тут были десятки – и увидел это, когда подъехал. Если верить докладам, это были двое на машине.
– Шарпы об этом знают?
– Да, мне пришлось зайти к ним, чтобы позвонить. У нас с ними теперь есть код. Я привязываю к дубинке платок и машу им над воротами, когда хочу с ними поговорить. Вы хотите зайти, сэр?
– Нет. Нет, думаю, не стоит. Я позвоню с почты. Не нужно гонять их к воротам. Если так пойдет и дальше, им надо будет обзавестись ключом, а мне сделать копию.
– Скорее всего, так и будет продолжаться, сэр. Видели сегодняшнюю «Эк-Эмму»?
– Видел.
– Честное слово, – сказал полицейский, теряя самообладание при одной мысли об «Эк-Эмме», – их послушать, так мы всего лишь кучка ни на что не годных корыстолюбцев! Прямо удивительно, что это не так. Лучше бы они агитировали за то, чтобы нам больше платили, вместо того чтобы вешать на нас всех собак.
– Если вас это успокоит, знайте, вы в отличной компании, – сказал Роберт. – Нет ничего устойчивого, респектабельного или достойного восхваления, чего бы эта газета так или иначе не полила грязью. Я пришлю кого-нибудь сегодня вечером или завтра рано утром, чтобы что-нибудь сделать с этой… пошлостью. Вы останетесь здесь?
– Когда я позвонил в участок, сержант велел оставаться до темноты.
– А ночью никого не будет?
– Нет, сэр. Для этого не хватает людей. В любом случае, когда стемнеет, все успокоится. Люди разойдутся по домам. Особенно те, что из Ларборо. Они не любят торчать за городом ночью.
Роберту, вспомнившему о том, каким безмолвным может быть одиноко стоящий дом, стало не по себе. Две женщины одни в большом, тихом доме после наступления темноты, а за стенами его ненависть и насилие – страшная мысль. Ворота заперты, но если люди залезают на стену только ради удовольствия сидеть там и выкрикивать оскорбления, то им ничего не стоит под покровом темноты спрыгнуть во двор.
– Не беспокойтесь, сэр, – сказал полицейский, глядя ему в лицо. – Ничего с ними не случится. Это Англия, в конце концов.
– «Эк-Эмма» тоже в Англии, – напомнил ему Роберт.
Однако он все-таки вернулся в машину. В самом деле, это же Англия, к тому же английская деревня, а они известны тем, что их обитатели не суют нос в чужие дела. Не деревенская рука размашисто написала на стене слово «ФАШИСТЫ». Вряд ли деревенским вообще знакомо это слово. В деревне, когда хотели кого-то оскорбить, прибегали к более древним, саксонским словам.
Разумеется, полицейский прав: после наступления темноты хулиганы разойдутся по домам.
Глава 12
Когда Роберт подъехал к гаражу на Син-лейн и остановил машину, Стэнли, снимавший комбинезон у дверей конторы, взглянул на его лицо и сказал:
– Опять неудачная ставка?
– Дело не в ставке, – ответил Роберт, – а в человеческой природе.
– Если начнете страдать из-за человеческой природы, у вас ни на что другое времени не хватит. Пытаетесь кого-то перевоспитать?
– Нет, хотел найти кого-нибудь, чтобы стереть краску со стены.
– Ах, работа! – тон Стэнли подразумевал, что нечего даже надеяться в наше время разыскать кого-то, кто согласится поработать. Это глупый оптимизм.
– Я пытался убедить кого-нибудь стереть надпись на заборе «Франчайза», но все почему-то вдруг оказались ужасно заняты.
Стэнли перестал стягивать комбинезон.
– Надпись, – сказал он. – Что за надпись?
Билл, услышав разговор, протиснулся через узкую дверку конторы.
Роберт объяснил, в чем дело.
– По словам дежурного полицейского, сделана белой краской высшего качества.
Билл присвистнул. Стэнли молчал. Комбинезон, который он стянул до талии, собрался в гармошку на ногах.
– К кому вы обращались? – полюбопытствовал Билл.
Роберт перечислил.
– Ни сегодня вечером, ни завтра утром никто ничего не cможет сделать. У всех мужчин якобы с утра важные дела.
– Вот уж вряд ли, – сказал Билл. – Неужели они боятся мести?!
– Нет, если честно, я так не думаю. Мне кажется, хотя напрямую этого никто не говорил, они считают, что дамы из «Франчайза» это заслужили.
На мгновение наступила тишина.
– Когда я служил в Корпусе связи, – начал Стэнли, лениво натягивая комбинезон обратно, – то примерно год провел в Италии. Пережил и малярию, и итальянцев, и партизан, и транспорт янки, и прочие мелкие пакости. Но заработал фобию. С тех пор очень не люблю всякие заборные росписи.
– Чем оттирать будем? – спросил Билл.
– Какой смысл держать самый современный и прекрасно оборудованный гараж в Милфорде, если нам краску нечем стереть? – сказал Стэнли, застегивая молнию на комбинезоне.
– Вы и впрямь поможете? – обрадовался Роберт.
Билл медленно, добродушно улыбнулся.
– Бывший связист, бывший инженер-электрик и пара щеток. Что вам еще надо? – сказал он.
– Спасибо! – воскликнул Роберт. – Спасибо вам обоим! Сегодня у меня лишь одно желание: убрать со стены эту надпись до завтрашнего утра. Я подъеду и помогу вам.
– Только не в этом костюме с Сэвил-роу, – возразил Стэнли. – А у нас нет запасного…
– Надену какое-нибудь старье и приеду.
– Послушайте, – терпеливо продолжал Стэнли, – для такой нехитрой работы нам не нужна помощь. Если что, возьмем Гарри. – Гарри был мальчиком на побегушках в гараже. – Вы еще не ужинали, а мы уже поели, к тому же я слыхал, что мисс Беннет не любит, когда стынут хорошие блюда. Вы же не станете возражать, если на стене останутся пятна? Мы все-таки не маляры, а всего лишь механики, готовые подсобить.
Когда Роберт шел по Хай-стрит к своему дому номер десять, магазины уже закрылись, и он напомнил себе приезжего, гуляющего по городу воскресным вечером. За весь день, что он провел в Ларборо, Роберт ни разу не вспомнил о Милфорде, и сейчас ему показалось, будто он не был здесь много лет. Приятная тишина дома номер десять, так не похожая на мертвую тишину «Франчайза», успокоила его нервы. Из кухни доносился легкий аромат печеных яблок. Через приоткрытую дверь гостиной виднелись отсветы каминного пламени на стене. Тепло, уют и ощущение безопасности накрыли его мягким одеялом.