Дверь в гостиную была распахнута настежь – как часто бывает в старых домах, она открывалась сама, если не запереть на щеколду, – и из комнаты доносился голос Невила.
– Я, напротив, считаю, что ты ведешь себя чрезвычайно глупо, – говорил тот.
Роберт сразу узнал этот тон. С такой же холодной яростью четырехлетний Невил как-то сказал гостю: «Я чрезвычайно сожалею, что пригласил тебя на свой праздник». Видимо, Невила что-то не на шутку рассердило.
Толком не сняв пальто, Роберт помедлил и прислушался.
– Ты вмешиваешься в дело, о котором вообще ничего не знаешь; это отнюдь не говорит в пользу твоего ума.
Голоса собеседника Роберт не слышал, значит, этот юный идиот говорил с кем-то по телефону, из-за чего, вероятно, Кевин Макдермот не мог дозвониться.
– Да никто не вскружил мне голову. Со мной такого отродясь не бывало. Это тебе всякие идеи вскружили голову. И ты ведешь себя чрезвычайно глупо, как я уже говорил… Принимаешь сторону подростка, который явно не в себе, в деле, о котором вообще ничего не знаешь; по-моему, это как раз и доказывает, что тебе вскружили голову… И отцу своему можешь передать от меня, что в этом нет ничего христианского, просто он лезет не в свое дело. Не уверен, что это не считается призывом к насилию… Да, прошлой ночью… Нет, все окна выбиты и надписи на стене… Раз уж он так ратует за справедливость, пускай этим займется. Но подобных вам справедливость не интересует, не так ли? Только несправедливость… В каком смысле «подобных вам»? В прямом. Ты и все твои приятели вечно берете на себя заботу о каких-то ничтожествах и защищаете их перед всем миром. Пальцем о палец не ударите, чтобы помочь хорошему, трудолюбивому человеку, зато как обхаживать всяких нахлебников, так вы в первых рядах, а ваши всхлипы слышно аж в Антарктиде. Меня от вас тошнит… Да, я так и сказал… Надоело! Хватит!
С грохотом брошенная на рычаг трубка подтвердила, что поэт высказался и на этом разговор окончен.
Роберт повесил пальто в шкаф и зашел в гостиную. Невил с мрачным видом наливал себе виски.
– И мне налей, – сказал Роберт. – Слышал твой разговор, – прибавил он. – Это, случайно, была не Розмари?
– А кто же еще? Кто еще в Британии способен на такую невероятную глупость?
– Какую?
– Ах, ты об этом не слышал? Она взялась защищать невинную жертву – Бетти Кейн.
Невил проглотил немного виски и окинул Роберта таким взглядом, будто это он во всем виноват.
– Ну, не думаю, что ее согласие с читателями «Эк-Эммы» на что-то повлияет.
– «Эк-Эмма»! Это уже не «Эк-Эмма». Это «Уотчмэн». Имбецил, которого она зовет отцом, написал письмо в пятничный выпуск этой газеты. Да, ты не зря кривишься. Как будто мы и без этого не завалены по горло напыщенной, извращенной сентиментальностью!
Вспомнив, что из всех газет только «Уотчмэн» напечатала стихи Невила, Роберт счел эти слова несколько неблагодарными. Но характеристика ему понравилась.
– Может, они не станут это печатать?
– Ты прекрасно знаешь, они печатают все, что он им шлет. Когда они в третий раз прогорели, чьи деньги их спасли? Епископа, конечно!
– В смысле его жены.
Епископ женился на одной из двух внучек главы фирмы «Коуанс Крэнбери Соус».
– Ладно, жены. Но епископ использует «Уотчмэн» как рупор. Какую бы дикую глупость он ни ляпнул, они все равно напечатают. Помнишь девицу, которая хладнокровно стреляла в таксистов ради какой-то мелочевки? Самое подходящее дельце для него. Он над ней рыдал горючими слезами. Настрочил в «Уотчмэн» душераздирающее письмо о том, какая несправедливая у нее жизнь, как она выиграла стипендию в среднюю школу, но не смогла поступить, потому что родители у нее нищие, им не на что было купить ей учебники и одежду, вот она и перебивалась кое-как, а потом попала в дурную компанию, а оттуда, видимо, один шаг до убийства таксистов, хотя об этой мелочи епископ почему-то не упомянул. Вся аудитория «Уотчмэна», разумеется, обожает такие истории. Это как раз в их стиле. Если верить «Уотчмэну», все преступники – сплошь падшие ангелы. А потом председатель попечительского совета школы – ну той, куда она якобы выиграла стипендию, – сообщил в ответном письме, что она не только ничего не выигрывала, но и вообще заняла сто пятьдесят девятое место из двухсот; а человеку, настолько заинтересованному в образовании, как епископ, следовало бы знать, что отсутствие средств никому не мешает поступить в школу, поскольку нуждающимся выдают и книги, и денежные гранты. Казалось бы, епископа это должно было смутить, да? Как бы не так! Письмо председателя напечатали мелким шрифтом на последней странице, а в следующем номере наш старик уже рыдал над каким-то другим делом, в котором тоже мало что смыслил. А в пятницу, храни нас бог, он собирается рыдать над Бетти Кейн.
– А может… мне завтра съездить повидать его?..
– Завтра письмо уже будет в типографии.
– Да, верно. Может, позвонить…
– Наивно полагать, что кто-то или что-то заставит его преподобие скрыть уже готовое сочинение от глаз публики.
Зазвонил телефон.
– Если это Розмари, скажи, что я в Китае, – велел Невил.
Однако звонил Кевин Макдермот.
– Ну, сыщик, – сказал он, – поздравляю. Но в следующий раз не трать время, обзванивая гражданских лиц в Эйлсбери, если ту же информацию можно получить из Скотленд-Ярда.
Роберт ответил, что не подумал об этом, так как сам является гражданским лицом, но он быстро учится.
Он сообщил Кевину события прошлой ночи и сказал:
– Больше нельзя откладывать дело в долгий ящик. Нужно как можно быстрее что-то предпринять, чтобы очистить их от этой скверны.
– Хочешь, чтобы я порекомендовал тебе частного детектива?
– Да, наверное, уже пора. Но я вот думаю…
– О чем? – спросил Кевин, когда Роберт замялся.
– Ну, может, мне напрямую обратиться к Гранту в Скотленд-Ярд и откровенно рассказать ему, что я выяснил, как именно девчонка могла узнать про Шарпов и их дом, а еще что она познакомилась с мужчиной в Ларборо и что у меня есть свидетель их встречи.
– И зачем это полиции?
– Чтобы вместо нас проверять, чем девочка занималась в течение этого месяца.
– Думаешь, станут?
– Конечно. Почему нет?
– Потому что это не стоит потраченного времени. Выяснив, что девочка не заслуживает доверия, они с радостью закроют дело. Присягу она не приносила, значит, обвинить ее в лжесвидетельстве нельзя.
– Ее могут обвинить в том, что она ввела их в заблуждение.
– Да, но зачем им это? Уж поверь, установить, чем она занималась весь этот месяц, нелегко. Помимо ненужного расследования, им еще придется готовить дело и представлять его в суд. Вряд ли перегруженный отдел, буквально утопающий в серьезных делах, станет тратить свое время, если можно просто по-тихому похоронить это дело.
– Но это вопрос справедливости. В результате Шарпы останутся…
– Нет, это вопрос законности. Справедливость начинается в суде. Ты сам это прекрасно знаешь. Кроме того, Роб, у тебя нет никаких конкретных доказательств. Ты даже не знаешь, ездила ли она в Милфорд. А то, что она подцепила какого-то типа в «Мидленде» и пила с ним чай, еще не опровергает ее историю о том, что Шарпы ее похитили. В общем, сейчас помочь тебе сможет только Алек Рэмсден, Спринг-Гарденс, дом 5, Фулхэм, юго-запад Лондона.
– Кто это?
– Частный сыщик. Очень хороший, уж поверь мне. У него целый штат помощников, и если он сам сейчас занят, то выделит тебе кого-то из своих подручных. Скажешь, что ты от меня, и он подберет кого-нибудь получше. Хотя он и так никогда не халтурит. Отличный парень. Ушел в отставку из-за ранения, полученного при исполнении. Он тебя не разочарует. Ладно, мне пора. Если что понадобится, звони. Хотел бы я выкроить время, приехать и взглянуть на этот твой «Франчайз» и тамошних ведьмочек. Они начинают мне нравиться. Пока.
Роберт положил трубку, затем связался со справочной и добыл телефон Алека Рэмсдена. Никто не ответил, и он отправил телеграмму, сообщив, что у него, Роберта Блэра, имеется срочное дело, а Рэмсдена рекомендовал ему Кевин Макдермот.
– Роберт! – В комнату вошла раскрасневшаяся от возмущения тетя Лин. – Ты в курсе, что рыба, которую ты оставил на столе в прихожей, протекла на красное дерево, а Кристина сидит и ждет ее?
– На что именно жалуется истец: что рыба протекла на красное дерево или что Кристина ее ждет?
– Право, Роберт, не знаю, что на тебя нашло. С тех пор как ты связался с «Франчайзом», ты так изменился. Две недели назад тебе бы в голову не пришло оставить пакет с рыбой на полированном столе из красного дерева и забыть об этом. А уж если оставил бы, то хотя бы раскаялся и извинился.
– Прошу прощения, тетя Лин, меня терзают муки совести. Но на меня не так часто возлагают столь огромную ответственность, как сейчас. Прости меня, я немного устал.
– Усталым ты мне совершенно не кажешься. Как раз наоборот, более самодовольным я тебя никогда не видела. Ты как будто получаешь истинное удовольствие от этой скверной истории. Только сегодня утром мисс Трулав из кафе «Анна Болейн» выразила мне сочувствие по поводу того, что ты во все это ввязался.
– Правда? Что ж, я сочувствую сестре мисс Трулав.
– Почему?
– Потому что у нее такая сестра, как мисс Трулав. Несладко тебе, бедная тетя Лин.
– Не надо сарказма, милый. Жителям Милфорда неприятно видеть, что сейчас творится в городе. Это всегда было такое тихое и достойное местечко.
– Теперь Милфорд нравится мне куда меньше, чем две недели назад, – задумчиво сказал Роберт, – так что плакать не стану.
– Из Ларборо сегодня приехали аж четыре автобуса – и все только для того, чтобы посмотреть на «Франчайз».
– А кто их обслуживал? – спросил Роберт, зная, что автобусы дальнего следования в Милфорде не жалуют.
– Никто. Пассажиры так разозлились.
– Это научит их не совать нос не в свое дело. Для жителей Ларборо превыше всего их собственные желудки.
– Жена пастора настаивает, что надо относиться к этому по-христиански, но я считаю, она ошибается.