ожно, ее освобождение задержится до полуночи.
Не дождавшись ответа, Гриффин продолжил так, будто она согласилась.
– Надо пойти проследить, чтобы отец тоже поел, а то напьется на голодный желудок, не к добру. Погрею замороженную пиццу. Есть апельсиновый сок. Будешь?
Шайен кивнула и, снова накрывшись пледом, закрыла глаза. Конечно, она сделала это не для того, чтобы оказаться в темноте, а чтобы показать: разговор окончен.
Девушка почти задремала, когда почувствовала, как Гриффин присел на край кровати и отодвинул плед.
– Я подумал, поем-ка тут, с тобой.
Приподнявшись и сев, Шайен ощутила жар и запах страха от собственного тела. Она удивилась, как быстро привыкла к положению пленницы и как спокойно взяла тарелку из рук Гриффина. Она, Шайен, которой совсем не нравилось пребывать в грязи и холоде, а особенно подчиняться чьим-то командам, воспринимала все происходящее как должное. Даже веревка вокруг лодыжки перестала казаться чем-то чужеродным.
– В полутора метрах от твоего левого локтя стакан с водой, – сказал Гриффин. – Э-э-э… на без десяти десять, – пояснил он.
Шайен взяла с тарелки кусок пиццы и откусила. Пицца оказалась с пеперони, жирная и соленая, на толстом пересушенном куске теста. Поклонница правильного питания, Даниель пришла бы в ужас от такой еды.
Шайен откусила еще кусок. Девушка мечтала, что, может, уже завтра в это время будет дома принимать душ, а потом ляжет в свежезастеленную кровать.
– Как это, быть слепой? – не переставая жевать пиццу, спросил Гриффин.
– Ты думаешь каждую секунду о том, что у тебя есть волосы? – поинтересовалась Шайен и, сделав выдох носом, пояснила: – Теперь я слепая и пытаюсь не думать об этом постоянно.
Так и было, только это не помогало. Шайен ни на минуту не забывала о своей слепоте. И даже если на какое-то мгновение ей это удавалось, напоминание не заставляло себя ждать. Напоминание, как правило, болезненное.
– Сначала казалось, что мне накинули на голову покрывало. Иногда хотелось вопить: «Я здесь! Вы меня видите? Помните, кто я такая? Я тот же самый человек!» – Шайен замолкла. Она слукавила: последняя фраза не была правдой, как бы ей этого ни хотелось. Не была Шайен тем же человеком. – Из-за слепоты моя жизнь стала совсем другой. Я такой жизни не хотела. – Слизнув жир с кончиков пальцев, девушка продолжила: – Поэтому мне проще общаться с людьми по телефону или с помощью компьютера. Так я с ними на равных.
– «На равных»? Что ты имеешь в виду?
– Ну сам подумай, – попыталась Шайен облечь в слова то, что никогда не произносила вслух, – в основном мы говорим о том, что видим, и почти никогда – о том, что слышим. Знакомясь с человеком, мы узнаем о нем многое даже до того, как он заговорит. Можно считать информацию по тому, как он одет, как стоит, по выражению его лица. А теперь я этого всего не вижу. Часто я продолжаю говорить с кем-то, кто уже вышел из комнаты, или с кем-то, кто меня даже не слушает. А вот когда я разговариваю по телефону или компьютеру, мы с собеседником равны. Мы оба располагаем одной и той же информацией.
Ведя этот разговор, Шайен украдкой трогала острый осколок, закопанный в гранулах корма у нее в кармане. Было как-то спокойнее от осознания, что при ней тайное оружие. Она дотрагивалась до осколка, а сама болтала без умолку. Шайен знала: Гриффин понятия не имеет, что она сейчас делает. Зрячие никогда не доверяют осязанию, и даже если что-то потрогали, им надо обязательно на это посмотреть – понять, что перед ними. Например, выискивая что-то в сумочке, им надо обязательно наклонить к ней голову. Шайен это знала, ведь сама была когда-то зрячей.
Слепые же многое могли делать незаметно для окружающих. Их руки работали в темноте, как уверенно пробивающиеся к своей цели кроты. Слепые могут делать вид, что внимательно вас слушают, а на самом деле все их внимание может быть сосредоточено на чем-то другом.
– А как это вышло? Твой отец сказал, ты в аварию попала.
Шайен ответила не сразу.
– Это случилось летом, мне было тринадцать. Мы ехали в Медфорд, мамин родной город, навестить бабушку. Папа был в какой-то командировке, и мы поехали одни. Из-за работы в «Найк» он часто куда-то ездил по делам. – Девушка вздохнула и продолжила: – Мы проехали уже много, солнце село. В машине были мы с мамой и Спенсер, моя собака. Нам навстречу шел поток транспорта, а дорога была прямая, без обочин, только гравийная насыпь по бокам. В свете фар ехавших за нами машин тень от нашей падала перед нами и была длиной с дом и очень тонкая.
Перед мысленным взором девушки предстало все произошедшее.
– Чем ближе подъезжала машина, тем ближе и короче становились тени. Я сказала маме, что, похоже, наши тени ускользают назад. Это был последний раз, когда я видела маму.
Шайен вспомнила, как мама улыбнулась в полутьме салона, вспомнила, что ее волнистые волосы немного растрепались, как это всегда бывало под конец дня. Мама была красавицей, по крайней мере такой ее запомнила Шайен. В отличие от Даниель, мама не тратила столько времени на салоны красоты и спортзал. Зато у нее всегда находилось время для дочери. Они смеялись над одними и теми же шутками, которые папе смешными вовсе не казались. Каждую субботу они с мамой ходили в библиотеку и возвращались с огромными кипами книг.
Всякий раз, когда кто-то спрашивал Шайен, что с ней случилось, она коротко отвечала «авария», давая понять, что больше не проронит ни слова по этому поводу. И она никогда об этом не говорила. Никогда.
Вздохнув, содрогаясь всем телом, девушка продолжила:
– Мы только что мирно ехали по дороге, наблюдая за тенями, как вдруг сзади появились две обгоняющие друг друга машины. Какие-то подростки решили показать, кто круче, и один из них занял не ту полосу, очень близко к нам. Видимо, его ослепил свет встречных машин, парень испугался, вильнул и врезался в нас.
Шайен не стала упоминать, что тело мамы отлетело почти на целый квартал[4] от места столкновения.
– Машина врезалась прямо в место, где сидел Спенсер, мой пес. Поэтому на меня пришлась только часть удара, иначе я бы тоже умерла. Меня швырнуло на дорожный знак, и я ударилась головой о железный столб. – Шайен обнаружила, что машинально просунула пальцы под челку, которую всегда делала попышнее, чтобы шрам был незаметен. – От удара мой мозг отскочил к задней части черепа, и в нем повредилась отвечающая за зрение часть. Так что с глазами у меня все в порядке, просто мозг не воспринимает поступающие от них сигналы.
Оба долго молчали.
Потом Гриффин тихонько спросил:
– Ты потеряла сознание?
– Только на пару секунд. Когда очнулась, ничего не видела. По лицу текла кровь, и я решила, что не вижу из-за нее. Еще руку сломала, но остальное было в порядке. Я звала маму, но пошарила здоровой рукой вокруг и обнаружила только одну из ее туфель… Наверное, ее буквально выбило из них.
Погрузившись в воспоминания, Шайен затихла.
Глава 18. Длинные слова меня пугают
Гриффин никак не мог заснуть. Он лежал на твердом полу в старом спальном мешке, через который просачивался холод. Утомленная, Шайен задремала вскоре после ужина. Прикрыв ее пледом, Гриффин никак не мог придумать, чем заняться. Его отец подпевал льющейся из музыкального центра песне, но Гриффин знал, что настроение пьяного Роя могло в одну секунду поменяться на 180 градусов. Парень остался в спальне, где, сидя на дальнем краю кровати, листал комиксы и поглядывал на спящую Шайен.
Наконец отец выключил музыку и, пошатываясь, пошел спать.
Гриффин не знал, где лечь. Он думал пойти на диван, но не хотел оставлять Шайен одну, отчасти потому что надо было за ней следить, отчасти потому что хотел позаботиться о ней. Наконец парень решил устроиться на полу, о чем тут же пожалел. Шайен так ворочалась во сне, что Гриффину трудно было уснуть. А еще она постоянно стонала и дергала ногами.
В конце концов он просто сел и стал за ней наблюдать. В темноте парень смог рассмотреть только ее черные раскиданные по подушке волосы. Судя по всему, девушке становилось хуже, но в темноте было непонятно, насколько ей плохо на самом деле. Решив, что в такой ситуации можно пренебречь обычными правилами, Гриффин включил свет.
Шайен не шевельнулась и лежала, свернувшись калачиком. Встав на колени возле кровати, Гриффин попытался рассмотреть девушку, чтобы понять, что с ней. Ее полные мягкие губы были слегка приоткрыты. При каждом выдохе в груди что-то хрипело. Черные пряди волос налипли на горящее лихорадочным румянцем лицо. Похоже, у нее был жар.
Гриффин потрогал лоб девушки ладонью, потом аккуратно надавил – Шайен не шевельнулась. У нее определенно была температура… только вот какая? Если она поднимется слишком высоко, не повредит ли это мозгу?
Для сравнения Гриффин приложил другую ладонь себе ко лбу. Тоже горячий. Потом он снял ладонь со лба Шайен и приложил к своему, но не заметил никакой разницы, кроме того, что ее кожа была липкой. Рука в качестве термометра никуда не годилась. Тогда Гриффину пришла в голову идея: приложить свой лоб ко лбу Шайен – так он точно определит, насколько высокая у нее температура.
Парень наклонился и аккуратно надавил своим лбом на лоб девушки. Она точно теплее. Может, ее мозг уже испекся под черепом? Пока он размышлял над тем, не вывести ли ему Шайен тайком из дома, чтобы отвезти в больницу, девушка проснулась и дернулась, из-за чего они стукнулись головами.
Шайен закричала и оттолкнула его.
– Тсс! – зашептал он, не желая, чтобы проснулся Рой. – Это я, Гриффин.
Шайен тоже перешла на шепот.
– Что ты делаешь? – Учитывая обстоятельства, ее голос звучал довольно уверенно. – Пытался меня поцеловать или что?
– Нет! – смущенно ответил Гриффин. – Я хотел узнать, нет ли у тебя температуры.
– И что?
– Думаю, что есть.
– Я в курсе, – равнодушно сказала Шайен и села на кровати, придвинувшись спиной к стене и сложив руки на согнутых коленях. Она до сих пор была в этом дурацком пуховике с намотанным поверх шарфом.