— Залезайте на них. Если вы будете осторожны, то это не повредит крыльям. Зато прикосновения помогут вам успокоиться.
Мы аккуратно легли вокруг Дохрэйна, чтобы не задеть заднюю часть его крыльев. Для чего-то настолько тонкого, от крыльев исходило удивительное тепло.
Но я не могла уснуть. И не думаю, что кто-то мог.
Каждый раз, когда я закрывала глаза, то слышала крики Ароха.
Глава 35
АРОХ
Без моей Энджи я чувствовал себя обезумевшим, вялым и взволнованным. Я знал, что эти симптомы будут только ухудшаться. Или не будут.
Потому что вскоре я умру.
Совет перечислял мои преступления. Одного обвинения в образовании связи с груфалой было достаточно, чтобы лишить меня головы, но вчера вечером я в гневе ранил хобсов, поэтому весь увесистый список увечий также был приписан к моим преступлениям. Стыд от каждого произнесенного имени опалял меня. Но в тот момент у меня не было выбора. Ведь они забрали мою женщину. Мои мышцы начали дергаться, так как я еще сильнее разволновался. Но я попытался не обращать внимания на инстинкты и расслабиться.
Меня не удивило, когда ракхии, сидевшие сбоку от Совета, вмешались в разбирательство, требуя доказательств моей связи с груфалой. Если бы я лишь навредил хобсу, то понес бы просто суровое наказание. Однако обвинение в образовании связи — тяжелый проступок, который не только влечет мою смерть, но и гарантирует моей семье штраф, наказание и уничтожение.
Я высоко оценил доскональное изучение дела Советом. Ведь если бы обвинение было несправедливым, то я был бы весьма признателен за их внимание к деталям и к справедливости. Но я боялся, что будет дальше.
— Приведите его груфалу, — приказала женщина из Совета.
Моя Энджи. Я ничего не мог с собой поделать. Металл заскрипел и заскрежетал, когда я попытался поднять голову, отчаянно выискивая глазами Энджи. Лучи восходящих солнц окрасили все в Колизее в нежный розово-золотистый цвет.
А вот и моя Энджи. Она шла перед стражами. Я почувствовал, как кандалы вонзились в мои чешуйки, когда мое тело потянулось к ней.
На секунду она пропала из поля моего зрения, и на какое-то мгновение мое сердце замерло, а цепи, удерживающие меня, издали отвратительный визг, ведь я ринулся вперед… но затем Энджи вновь предстала перед моим взором. Я понял, что она обхитрила стражей и побежала ко мне.
— Энджи… любовь моя, нет! — Но мои слова были заглушены железным намордником, плотно прилегающим к лицу, чтобы я не мог извергать пламя.
Толпа ахнула, когда Энджи перепрыгнула через барьер, отделяющий места для сидения от пола арены. Близко, так близко…
Охранник схватил ее и бросил в мягкую грязь.
И я потерял рассудок.
Вероятность успешного побега и шансы того, что я смогу вырвать Энджи из рук стражей хобсов, были настолько бесконечно маловероятны, что я даже не желал задумываться над этим. Можно было с уверенностью сказать, что у меня никогда не получилось бы это, не говоря уже о том, чтобы вырваться из Колизея и улететь с этой планеты.
Этого бы никогда не случилось. Но не обошлось и без событий, которые вскоре произошли.
Прозвучал грохот, такой громкий, что заставил замолчать кричащую толпу. Этот звук эхом отразился от камней, настолько резкий, что мой разум вернулся, а тело почувствовало каждую рану на шкуре, кровоточащую из-за моих усилий. Все повернулись, чтобы посмотреть на происходящее, все, кроме меня, потому что цепи удерживали мою голову на одном месте.
Раздался стук множества сапог, и мое тело напряглось. Я не мог защитить Энджи, не говоря уже о себе.
Потом послышался звон, и цепи упали с моей шеи, еще один звон, и я смог повернуться, чтобы увидеть своего брата.
Вооруженный боевым топором, Задеон освобождал меня, в то время как другие заключенные мужчины карабкались по стенам арены. Самцы, которые, увидев своих самок, больше не могли здраво мыслить и просто сходили с ума. Совет был в панике, хобсы устремились к советницам, окружая своих принцесс, чтобы защитить. Но нужно было не защищать, а убегать. Сейчас это был единственный безопасный вариант.
Моя шея затекла, в этот момент топор опустился на широкую железную петлю, которая фиксировала нижнюю часть моего лица. Я подвигал челюстью из стороны в сторону, как только тяжелый кусок металла упал.
Остались последние кандалы, которые крепили меня к каменному столбу, но именно в этот момент маленькая самка Задеона закричала. Она была напугана. Без сомнения, такое столпотворение мужчин вызвало у нее панику, тем более существовал шанс пострадать физически. Женщину могли просто растоптать, или еще чего хуже при ближнем бое. Я видел, как изменился мой брат, его чешуя сразу потемнела, а глаза заволокло безумием из-за желания добраться до своей пары.
Это была кровавая бойня.
И тут я услышал ее крики.
— Неееет! Отпустите меня!
Энджи.
Энджи!
Последняя длинная металлическая полоска, удерживающая меня на месте, внезапно оборвалась, как будто это была нить.
Я раздирал все, что было передо мной, а когда кто-то хватал меня, и этот запах был незнакомый и мужской, то я кусал, вводя яд и уничтожая до тех пор, пока мои чешуйки не стали скользкими от крови.
Обезумев, я боролся, чтобы добраться до своей женщины, моей Энджи… ничто не могло удержать меня от нее. Рана на голове, бешеная боль в роге, я извергал пламя, но с очень ограниченной зоной охвата… я не хотел, чтобы Энджи загорелась.
Она была близка. Я чувствовал ее запах. Ее ужас.
Я стал бороться усерднее.
Большинство хобсов были достаточно мудры, чтобы просто отпустить человеческих женщин и уйти с дороги. А те, кто не улетел, были убиты.
Вдруг она оказалась в моих объятиях. Моя Энджи.
Я обнюхал ее, облизал кожу, проверил на наличие травм и замурлыкал, когда пришел к выводу, что Энджи цела и невредима.
Мне потребовалось время, чтобы успокоиться. Когда я пришел в себя и вновь смог говорить, то высказал то, что меня беспокоило, впрочем, на самом деле, я начал обретать контроль над собой только тогда, когда уже стал произносить слова:
— Почему Дохрэйн не с тобой? — выдохнул я. Я чувствовал вкус крови, крови, которая не принадлежала мне. Я позволил слюне наполнить мой рот, пытаясь смыть вкус ржавчины и ужаснувшись, что я прикасался к коже моей Энджи со всем этим во рту. Я повернул ее, проверяя, не оставил ли на ней мазков.
Энджи схватилась за мою руку, но не стала сопротивляться. Однако, Энджи одарила меня тем взглядом, который появлялся, когда она считала, что меня было «слишком много».
— Он старался заставить Совет выслушать его. Но они отказались! Сейчас он ищет свою мать.
Интонация и акцент, которые Энджи сделала на последнем слове, в сочетании с ее странным движением пальцев, заставили меня с особой внимательностью следить за всем, что она пыталась мне донести.
— Он надеется, что она выслушает его, а затем поговорит с отцом, с тем, кто заседает в Совете, который на самом деле ненавидит Дохрэйна. Рэйн сказал, что я буду практически в безопасности, пока ты не придешь за мной.
— Практически в безопасности? — разозлился я. Я старался не обращать внимания на то, как Энджи с оттенком нежности сокращала имя Дохрэйна. Едва заметной нежностью. Он проводил с ней часы. Я заставил себя не представлять, как Дохрэйн утешал Энджи. Позже я всегда мог его убить. А сейчас мне нужно было подумать. Я наклонил голову.
— И откуда он знал, что мне каким-то образом удастся избежать казни и добраться до тебя прежде, чем тебе причинят вред…? Ведь я еле избавился от железных оков, удерживающих меня у каменного столба, — бушевал я. — Дохрэйн слишком сильно рисковал.
Энджи слабо улыбнулась.
— Я не говорила, что он приложил руку к освобождению других парней, но также не утверждала обратного…
Уже не в первый раз я почувствовал маленький, совсем крохотный всплеск благодарности к этому хмурому хобсу.
Я отнес Энджи на пол арены, который выглядел спокойным и тихим по сравнению с войной, разгорающейся на трибунах.
Сбежать в гладиаторскую яму ради безопасности? Именно к таким решениям я привык.
Вскоре к нам присоединились другие мужчины, пытающиеся уберечь своих людей от опасности. Я заметил, что у многих до сих пор с запястий свисали наручники, от которых тянулись маленькие цепочки, такие же, как и у меня. Взглянув на Задеона, я отметил, что у него не было таких наручников.
Дохрэйн сделал правильный выбор, рискуя многим, чтобы освободить одного из нас. Мой брат — сила, с которой нужно считаться.
Его женщина сейчас была в безопасности, но он все еще находился в ярости. Он ломал сиденья, разрывал трупы и орал, как психопат. Было бы лучше, если бы человеческая женщина поговорила с ним, но она не могла произнести ни слова. Вместо этого самка кричала и билась в истерике, когда Задеон впервые добрался до нее, и это очень сильно ухудшило ситуацию. Сейчас она свернулась в клубок, закрыв уши ладонями и уткнувшись лицом в колени. Женщина странно раскачивалась и издавала звуки, которые волновали всех нас. Тела стражников, которые напугали ее, были разорваны возле нее, из-за чего женщину покрывала кровь.
Мы могли лишь наблюдать. Ни один мужчина не позволял своей женщине приблизиться к Задеону, чтобы утешить его травмированную самку. Время от времени я разговаривал с братом, и постепенно он начал приходить в себя.
Но даже я не решался подойти к нему, чтобы помочь вернуть здравомыслие. Некоторые вещи лучше всего делать издалека.
В этот момент я заметил Дохрэйна. Скрестив руки на груди, он стоял, прислонившись к колонне, на краю арены. Дохрэйн тоже наблюдал за нами.
Без каких-либо прикрас я признался себе, что Дохрэйн — хороший хобс. Не знаю, почему он помогал нам, но я был в долгу перед ним. Как и все мы.
Когда женщина моего брата начала задыхаться от собственных слез, то это, наконец, вырвало Задеона из лап ярости. Он сразу стал делать все возможное, чтобы утешить самку, на этот раз присев рядом и не пытаясь прикоснуться к ней до тех пор, пока она не позволит ему приблизиться.